Дис

— Мы знаем, кто вы такой, — начал призрак сдержанно, — а поэтому только с вами мы и будем говорить. Всю эту мразь, — призрак указал на солдат, — попросите уйти отсюда, а иначе никакого разговора не будет.

Антон распорядился. Однако солдаты, хотя и послушали его, но все же отошли назад только шагов на пятьдесят. Призрак увидел это, покачал головой, но продолжил.

— Хорошо, пусть так, — он все еще был явно недоволен. — Так значит вы хотите наладить с нами переговоры, если мы правильно поняли все те неуклюжие попытки ваших властей.

— В общем, да, — ответил Антон отчего-то грустно. — Но, что нам остается? Ведь не может же это продолжаться без конца, уж лучше хоть какая-то определенность.

— Ах, так вы хотите определенности? — прошипел на это призрак, злорадно улыбнувшись, — так вот же вам определенность: мы не уничтожили вас до сих пор лишь потому, что хотели, чтобы вы подольше помучились. И все. Других же определенных целей у нас не было. И вы все равно умрете, за исключением лишь вас, — он указал рукой на Антона. — Однако, когда это произойдет мы пока не знаем. А до этого, позвольте нам насладиться нашей местью, которая так сладка, — призрак даже закатил глаза от удовольствия.

— Но неужели же нет иного выхода? — Антон попытался уловить хоть малейшую возможность продолжить разговор.

— У вас у всех был выход до тех пор, пока мы не умерли, — произнес призрак спокойно. — Однако теперь уже слишком поздно. И все же, знаете, я не мастак говорить, да и вообще, вести всякие там переговоры. Но если вы желаете и все еще хотите определенности, — но смотрите, не пожалейте об этом потом — призрак вновь улыбнулся, — то мы можем предоставить вам эту возможность. Что скажете?

Антон растерялся. Он отчего-то почувствовал, что судьба всего человечества, вот так и сразу оказалась в его руках. И что он мог ответить? Оставить все как есть или сделать, пусть, возможно и последнюю попытку договориться, рискуя при этом испортить все? «Нет уж, — сказал он себе, — уж лучше выяснить все до конца и попытаться хоть что-нибудь предпринять, чем сидеть вот так и наблюдать как людей постепенно истребляют».

— Да, — сказал он, пока призрак выжидающе молчал, — я согласен на определенность. Что мне для этого нужно сделать?

Призрак аж зашипел от удовольствия:

— Хорошо, — проговорил он, — все состоится через неделю. Приходите вы один, а куда, мы отдельно вам сообщим. А теперь, прикажите своим скотам, — призрак явно ненавидел солдат, — позволить нам уйти. И, — он вновь с улыбкой обернулся, — запомните, один и через неделю.

Антон дал распоряжение солдатам, чтобы те пропустили призраков. После чего, понурив голову вернулся в свою пирамиду. Там он сразу же доложил обо всем начальникам международных штабов, которые постоянно были с ним на связи, а также позвонил своему руководству. И то, что он всем сообщил было воспринято как потрясающий успех. Ведь до этого никому, несмотря на все усилия, не удавалась наладить с призраками хоть какой-то контакт. А сейчас — настоящие переговоры, да еще и с продолжением. Было, конечно, не совсем понятно, чего это там призраки все время говорили о некой определенности, и что это была за определенность такая. Однако все посчитали, что в следующий раз, даже этот неудобный вопрос каким-либо образом удастся разрешить.

К Антону, прямо в его пирамиду прислали в тот же день, перебросив на самолетах из разных стран, нескольких самых лучших переговорщиков, каких только сумели найти. И это были действительно специалисты высочайшей квалификации, которым очень не понравился тон и намеки призраков, когда Антон им все рассказал. Отчего они сразу ему заявили, чтобы он был очень осторожным и держал язык за зубами. Потому что столкнется с такой агрессией, противостоять которой сможет лишь перейдя на переговорах в глухую оборону. «Соглашайтесь со всем, — советовали ему переговорщики, — даже если они попросят вас продать собственную душу. Главное сейчас выиграть время и перевести конфликт в вялотекущую фазу. А там уже все упростится. Но учтите, — первый удар будет страшным и вы должны будете его выдержать. Делайте что хотите: просите прощения, плачьте, стойте на коленях, но не злите их, потому что дальше вообще никаких переговоров не будет, а будет война. Так вот, не допускайте того. Помните, что судьба многих миллионов, а может и миллиардов людей теперь зависит от вас».

Антон был шокирован. Действительно, советы, которые ему сейчас давали, были очень разумными, и даже Люн, которая незаметно для окружающих присутствовала при этой беседе, несколько раз одобрительно кивнула головой. И все же он только сейчас действительно стал осознавать, насколько все было тяжело. Ведь если у него что-то не получится, то, возможно, это будет конец, и ничего исправить будет уже нельзя.

— Боже мой, боже мой, — запричитал он, схватившись за голову, когда вернулся в свою квартиру, — Кать, да почему же это я один за всех должен отдуваться? Ну в чем я-то виноват? Ведь я никогда и никого не убивал, не отправлял на пожизненную каторгу. Ведь я, в сущности, простой человек, который всю свою жизнь проработал программистом. Ну почему я?

— Ничего Тош, ничего, — ответила ему Катя, пытаясь хоть как-то его утешить и крепко обняв за голову, — быть может все еще и образуется. Ну, сам подумай, сколько уже существует человечество на Земле. И всякое с ним случалось: и войны, и эпидемии, и прочие напасти. И всегда люди выживали. Ведь мы же не животные в конце концов и мы умнее всех.

— Вот то-то и оно, — прервал ее грустно Антон, — мы решили, что мы умнее всех и даже, похоже, самих себя. И теперь мы столкнулись с последствиями своих же собственных действий. Ведь, кто эти призраки? Ну, скажи мне на милость. Инопланетяне, пришельцы из других миров? Нет, — это те же самые люди, пусть и умершие теперь. Но они наши братья, плоть от плоти — мы. И как горько, что только сейчас мы об этом вспомнили.

— Не надо, Тош, не говори так, — Катя еще сильнее прижала его к себе, — а то я сейчас опять расплачусь.

— Бесполезно, Кать, слезами тут уже не поможешь, слишком поздно. Да и вообще, давай спать.

После чего он спокойно прошел к кровати и словно подрубленное дерево плашмя завалился на нее. А Катя отчего-то напротив подошла сейчас к стеклянной стене их квартиры и посмотрела вниз, благо, небо в этот вечер было почти безоблачным. И она в который уже раз увидела там этот, чуть более заметный в сгустившихся сумерках флуоресцирующий туман, который до самого горизонта ровно покрывал теперь почти всю землю.

42. «НЕТ» ОТВЕРЖЕННЫХ

Неделя прошла незаметно. Да у Антона совсем и не было времени, чтобы остановиться и хоть чуточку прийти в себя. Его постоянно вызывали то на совещания по поводу предстоящих переговоров, то просили посмотреть какое-нибудь новое здание на предмет нахождения там «невидимых» призраков. Да и все те же переговорщики не давали покоя. Они едва ли не каждый день: то вызывали его к себе, то сами являлись к нему на квартиру, и в сотый, а то и в тысячный раз повторяя, как и при каких обстоятельствах он должен был себя вести. «Если они скажут то-то и то-то, — советовали переговорщики, — то ты должен отвечать так, а если вот так поставят вопрос, то уже по-другому». Но вообще, в подавляющем большинстве случаев они советовали Антону просто молчать и покорно со всем соглашаться.

Где-то дня через три поступило от призраков и само сообщение, которое они оставили в виде простой запечатанной в конверт записки прямо у ворот пирамиды. Причем охранники недоумевали, как это им удалось так незаметно ее пронести. Записка эта была довольно странной и напечатанной на обыкновенной пишущей машинке на греческом языке. В ней значилась дата встречи Антона с призраками, после чего следовало, причем, просто от руки написанное послесловие, в котором, уже на арамейском, говорилось, что если Антон не явится на переговоры, то это будет расценено как оскорбление и в таком случае ему следовало бы отправляться куда-нибудь подальше, например на Луну. Переговорщики потом долго ломали голову над содержанием этого послания. И все в нем, в общем-то, было вполне понятно, за исключением того, почему это призраки решили, что Антон мог не прийти на переговоры, ведь это же была его инициатива, да и вообще, при чем же здесь, собственно, была Луна. Однако, делать было все равно нечего, и предварительно все было решено списать на некую художественную вольность, которая была явно присуща призрачным составителям странной записки.