Страница 48 из 55
«Я жил в Порт-Артуре до двадцатых чисел декабря, когда крепость пала,— продолжает Колчак.— Когда была сдача крепости, я уже еле-еле ходил ... так как у меня развился в очень тяжелой форме суставный ревматизм. Я был ранен, но легко, так что это меня почти нс беспокоило, а ревматизм меня совершенно свалил с ног. Эвакуировали всех, кроме тяжелораненых и больных, я же остался лежать в госпитале в Порт-Артуре. В плену японском я пробыл до апреля месяца, когда начал уже несколько поправляться. Оттуда нас отправили в Дальний, а затем в Нагасаки... И я вместе с группой больных и раненых офицеров через Америку отправился в Россию. Это было в конце апреля 1905 года... В Петрограде меня сначала освидетельствовала комиссия врачей, которая признала меня совершенным инвалидом».
Четыре месяца отпуска дали ему возможность подлечиться, окрепнуть и вернуться постепенно к довоенному образу жизни. Но забыть войну, позор Порт-Артура было для него невозможно.
«После того, как наш флот был уничтожен... во время несчастной войны,— говорил на допросе Колчак,— группа офицеров, в числе которых был и я, решила заняться самостоятельной работой, чтобы... в будущем загладить тот наш грех и возродить флот на началах более научных, более систематизированных, чем это было до сих пор... Нашей задачей явилась идея возрождения нашего флота и морского могущества».
Вначале был организован полуофициальный военно-морской кружок, на одном из заседаний которого Колчак выступил с докладом: «Какой нужен России флот?»
«России,— говорил он,— нужна реальная морская сила, на которой могла бы быть основана неприкосновенность ее морских границ и на которую могла бы опереться независимая политика, достойная великой державы».
Колчак, кстати сказать, заботился не только о военном флоте; по его инициативе и под его руководством строились ледокольные пароходы «Таймыр» и «Вайгач», которые впервые прошли по трассе Северного морского пути — из Тихого океана в Атлантический.
Когда началась мировая война, Колчак сразу же проявил себя как деятельный и храбрый человек. В феврале 1915 года, командуя четырьмя миноносцами, он расставил на подходах к Данцигской бухте около двухсот мин, на которых подорвались четыре германских крейсера, восемь миноносцев и одиннадцать транспортов; а позже лично руководил высадкой морского десанта на Рижском побережье — в тылу у немцев.
Колчак был представлен к ордену Святого Георгия IV степени, назначен командиром минной дивизии и произведен в контр-адмиралы. А летом 1916 года он уже командует Черноморским флотом и произведен в вице-адмиралы.
Судя по всему, Александр Васильевич исповедывал явно демократические принципы. Достаточно сказать, что он торжественно перенес на Севастопольское кладбище останки прославленного революционера лейтенанта Шмидта, расстрелянного в 1906 году на острове Бсрезань.
Однако Февральской революции Колчак не принял, а Октябрьской революции не придал серьезного значения. Новую дисциплину на флоте, основанную на «классовом сознании», он рассматривал как «распад и уничтожение русской вооруженной силы».
Российская империя действительно разваливалась на глазах.
В начале декабря 1917 года Колчак обратился к английскому послу: «Я желаю служить Его Величеству Королю Великобритании, так как Его задача — победа над Германией — единственный путь к благу не только Его страны, но и моей Родины».
Позже, уже став Верховным правителем, Колчак объявил свою политическую программу: «Я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществить великие идеи свободы, ныне провозглашенные по всему миру».
Адмирал, далекий от политики, лучше, чем многие другие, разглядел оскал красного террора: «Идет не только партийная распря, ослабляющая собирание страны, но и длится гражданская война, где гибнут в братоубийственной бойне тысячи полезных сил, которые могли бы принести Родине громадные и неоценимые услуги... Только уничтожение большевизма может создать условия спокойной жизни, о чем так исстрадалась русская земля. Только после выполнения этой тяжелой задачи мы все можем снова подумать о правильном устройстве нашей державной государственности».
Нет нужды обсуждать причины краха «колчаковщины» — биография Александра Васильевича уже несется к концу.
В Иркутском архиве сохранилась любопытная телеграмма: «Ленин — Склянскому. Пошлите Смирнову (РВС-5) шифровку: Не распространяйте никаких вестей о Колчаке. Не печатайте ровно ничего. А после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснениями, что местные власти до нашего прихода поступили так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске». Подпись «Ленин» тоже шифром. И последняя фраза-вопрос: «Беретесь ли сделать архинадежно?»
Что ж, действительно, все было сделано архинадежно. И архиподло, добавим — без суда и зашиты. Колчак был расстрелян на берегу Ангары в ночь с шестого на седьмое февраля 1920 года. Расстрелян и утоплен.
Он встретил смерть мужественно, как полагает боевому офицеру. Говорят, что, выкурив последнюю папиросу, он бросил свой золотой портсигар расстреливавшим его красноармейцам: «Пользуйтесь, ребята!»
Он владел 500-тонным золотым запасом России, который вез в специальном эшелоне из восемнадцати вагонов — в 5143 ящиках и 1678 мешках. Наверное, в обмен на золото он мог купить и жизнь, и свободу. Однако мемуары белогвардейцев единодушно утверждают, что Адмирал, известный исключительной честностью, воспользоваться золотом России в личных целях не мог.
Три года назад в Норвегии, в архиве Нансена мне удалось обнаружить неизвестное ранее письмо Софьи Федоровны — жены Колчака. Она еще до революции уехала в Париж и, как выясняется теперь, постоянно бедствовала.
«Дорогой сэр,— писала вдова,— все еще надеясь без надежды, я взяла на себя смелость обратиться к Вам, поскольку не вижу никого, кто хотел бы помочь нам в нашей беде... До сих пор нам оказывали помощь несколько скромных, чаще желающих остаться неизвестными, друзей. Однако более многочисленные враги, беспощадные и жестокие, чьи происки сломали жизнь моего храброго мужа, привели меня через апокалипсис в дом призрения. Но у меня есть мой мальчик, чья жизнь и будущность поставлены сейчас на карту. Наш дорогой английский друг, которая помогала нам последние три года, не может больше оказывать поддержку и сказала, что после 10 апреля сего года она для него ничего не сможет сделать. Молодой Колчак учится в Сорбонне... с надеждой встать на ноги и взять свою больную мать домой. Он учится уже два года, осталось еще два или три года до того, как он получит диплом и выйдет в большую жизнь. В мае начнутся экзамены, которые полностью завершатся к августу. Но как дожить до этого момента? Мы только на время хотели бы занять немного денег, чтобы перевести ему. Тысяча франков в месяц — сумма, достаточная для молодого человека, чтобы сводить концы с концами. Я прошу у Вас 5000 франков, на которые он может жить и учиться, пока не сдаст экзамены... Помните, что мы совсем одни в этом мире, ни одна страна не помогает нам, ни один город — только Бог, которого Вы видели в северных морях, где также бывал мой покойный муж и где есть маленький островок, названный островом Беннетта, где покоится прах Вашего друга барона Толля, где северный мыс этих суровых земель назван мысом Софьи в честь моей израненной и мечущейся души — тогда легче заглянуть в глаза действительности и понять моральные страдания несчастной матери, чей мальчик 10 апреля будет выброшен из жизни без пенни в кармане на самое дно Парижа. Я надеюсь, Вы поняли наше положение и Вы найдете эти 5000 франков как можно быстрее, и пусть Господь благословит Вас, если это так. 29 марта 1929 года.
Софья Колчак, вдова Адмирала»...
Горько читать это письмо, но еще горше сложилась жизнь гражданской жены Колчака — Анны Васильевны Тимиревой.