Как это было (ЛП)

Летающее блюдце плавало на поверхности непонятно выглядящего океана, где волны необъяснимо походили на минуты, хотя как Оуэну удалось определить такую схожесть, он и сам не понял. На борту блюдца находились трое путешественников во времени, которых звали Прищур, Зевок и Кивок[3], и все они страдали от морской болезни.

Периодически они с трудом добирались до якорной цепи и вяло пытались вытащить ее. Цепь продолжала болтаться и дико извиваться.

Кроме очевидного факта, что все трое членов экипажа непрерывно сворачивались и разворачивались, как гастроподы, внешность путешественников во времени было невозможно описать.

На следующее утро, — так сказать, — Оуэн проснулся с гораздо более ясной головой, но ощущение скорой гибели, висевшее над ним, заставило его чувствовать себя, как кипарис. Было очень рано. Свежий, рассветный морской ветерок, пахнущий солью с ароматом шалфея, приправленного лимоном, веял с холмов неподалеку, наполняя комнату сложной смесью запахов.

Оуэн сел на кровати и задумался.

— Гибель? — вопросительно пробормотал он себе под нос. — Почему?

И ответ тут же пришел к нему. Путешественники во времени, тянущие цепь, к которой прикреплен якорь. Оуэн быстро схватил голубые часы и также быстро их отпустил, боясь, что его в мгновение ока унесет через потолок в паравремя.

— Это, конечно, не совсем так, — принялся убеждать он себя. — На самом деле, они не страдают от морской болезни. Мы приукрашиваем свои сны в соответствии с личными предрассудками. Я, наверное, беспокоился о том, что якорь проскальзывает каждый раз, когда я отматываю время. Но разве я могу быть уверен, что они не поднимают якорь? Эти часы совсем не подарок. В лучшем случае, возможно, одолжение, и его могут забрать в любую минуту.

В этом и состояло чувство грозящей гибели. Оуэн мог потерять часы в любое время. А он стал зависеть от них. Ни одно человеческое учреждение не могло распутать отвратительную неразбериху с «Леди Пантагрюэль», дядей Эдмундом, начальником Иганом и Клэр. Даже с часами Оуэн не знал, как можно добиться этого.

— Ох! — внезапно воскликнул Питер и сел еще прямее.

Конечно, он мог кое-чего добиться. Даже всего, если будет действовать быстро и думать головой. И ему придется действовать быстро, потому что Прищур, Зевок и Кивок могли решить поднять якорь и отправиться домой прежде, чем Оуэн справится со своей задачей.

В конце концов, доктор Краффт дал подсказку. Оуэн не мог предотвратить кражу, но целью было помешать грабителям, а если дядя Эдмунд не узнает об ограблении до того, как, к удовлетворению Оуэна, продаст «Леди Пантагрюэль» Клэр, тогда будет достигнут тот же результат.

Оуэн возбужденно поморгал в сером воздухе раннего утра. Вскоре он спустится к завтраку. Затем дядя Эдмунд, — если время не изменилось больше, чем казалось, — начнет намекать, что предложение Клэр может быть принято. Тогда наступит время нападения, пока настроение дяди Эдмунда остается относительно хорошим.

Каким-то образом Оуэну придется держать ограбление в тайне. Каким-то образом ему нужно будет заставить замолчать доктора Краффта всякий раз, когда тот близко подойдет к тому, чтобы вспомнить, что оставил Макси в библиотеке. Надо будет не пускать в дом начальник Игана, и, во что бы то ни стало, привести Клэр.

В халате и тапочках, бесшумно двигаясь по молчаливому дому, Оуэн быстро спустился к телефону в гостиной. У него было тревожное чувство, что он может пройти мимо себя самого где-то в паравремени, и разыгрался настоящий невроз из-за боязни найти Питера Оуэна, спящего в его собственной постели, по возвращении в комнату. Но он сумел дозвониться до апартаментов Клэр в Лос-Анджелесе без каких-либо серьезных промахов.

Долгое время Оуэн слышал только гудки.

— Алло, — после несколько невыносимых минут раздался сердитый и сонный голос Клэр. — Здравствуй... Питер? Зачем ты звонишь в такую рань?

— Дорогая, выслушай меня. После вчерашнего, я не вынесу еще одну сцену. Сделай глубокий вдох и постарайся не злиться. Хорошо? — быстро проговорил Оуэн.

КОЛЕБЛЯСЬ между гневом и нежностью, Клэр неуверенно рассмеялась.

— Я хочу, чтобы ты прямо сейчас собралась, разбудила своего юриста и приехала в Лас Ондас, — торопливо продолжал Оуэн.

— Питер, ты сошел с ума!

— Не спорь, дорогая. Ты не знаешь, через что я прошел со вчерашнего вечера. Если ты будешь делать все, как я скажу, то смогу достать для тебя «Леди Пантагрюэль».

— Я ненавижу «Леди Пантагрюэль»! — страстно заявила Клэр.

Оуэн, словно на экране телевизора, увидел копну ее светлых волос и внезапную вспышку в больших голубых глазах.

— В гробу я видела твоего противного дядю Эдмунда и его пьесу.

Так продолжалось еще некоторое время. Но все же не вечно.

— Ну, дорогой, если бы не ради тебя, я никогда бы не согласилась. В отличие от меня, у тебя доброе сердце, дорогой Питер. Что ты хочешь, чтобы я сделала?

— Приезжай сюда как можно быстрее. Дядя Эдмунд садится завтракать в девять. Я собираюсь сделать так, что к девяти тридцати он будет готов подписать договор. И будет нужно, что бы ты со своим юристом вошла в дом в ту же минуту. Если остановишься на завтрак в... скажем — в отеле «Лас Ондас», я позвоню, как только придет время.

— Ладно, дорогой. Я сделаю это.

— И не выходи из себя!

— Постараюсь, Питер. — Пауза. — Питер, дорогой!

— Да, дорогая?

— У меня есть для тебя хорошие новости. Отгадай, какие? Ты будешь работать управляющим в кинокомпании «Клэр Бишоп»... если мы получим «Леди Пантагрюэль».

Оуэн глубоко выдохнул прямо в телефон.

— Как тебе это удалось?

— Ох, я долго занималась этим. Твой опыт работы на коммерческую кинокомпанию сделал тебе имя в определенных кругах, и я продолжала нахваливать тебя. Вчера вечером я выбила конкретное обещание из самого важного поручителя, и все, что нам надо, — подписать договор с дядей Эдмундом. Что думаешь, Питер, дорогой?

— Ах, — сказал Оуэн, а затем последовал короткий период символических чмоки-чмоки.

— Необязательно было так торопиться, Питер, — с язвительной улыбкой заметил дядя Эдмунд. — Присаживайся, располагайся, раз уж пришел. Боже, как это ужасно, что я вынужден есть овсянку. Особенно, когда одновременно приходится видеть твое постное лицо по другую сторону стола...

И он наигранно содрогнулся.

— Доброе утро, дядя. Доброе утро, доктор Краффт. Приходила какая-нибудь интересная почта?

— Да, приходила, — ответил дядя Эдмунд. — Я получил предложение от «Метро», перебивающее цену мисс Бишоп на целых десять тысяч. Разумеется, я собираюсь...

Тут он резко дернул рукой, зацепил рукавом кувшин со сливками и опрокинул его содержимое прямо себе на колени.

От яростных воплей задрожали стекла.

— Разумеется, я собираюсь продать пьесу «Метро», как только Луис доберется до своего стола! — прокричал дядя Эдмунд, вскакивая и неистово отряхивая брюки. — Питер, это твоя работа следить, чтобы мои вещи не стояли там, где я могу уронить их. Мне очень хотелось кинуть кувшин тебе в лицо!

Оуэн безмятежно сунул руку в карман и перевел стрелки часов...

— ...получил предложение от «Метро», касающееся «Леди Пантагрюэль», — работая ложкой, весьма спокойно проговорил дядя Эдмунд.

Оуэн перегнулся через стол и осторожно передвинул кувшин со сливками. Дядя Эдмунд одарил племянника раздраженным взглядом, но, прежде чем он успел открыть рот, тихо заговорил доктор Краффт, следуя какой-то своей нити размышлений.

— Вы знаете, — мечтательно рассматривая ноготь своего большого пальца, сказал он, — я почти вспомнил кое-что. Подождите, пожалуйста. — Он плотно закрыл веки. — Думаю, я знаю, где оставил моего дорогого малыша Макси.

3

Прищур, Зевок и Кивок — (в оригинале — Wynken Blinken and Nod) — Персонажи популярной колыбельной для детей, написанной чикагским журналистом и поэтом Ю. Филдом [Field, Eugene] (1850-1895): "Вечером Дрема, Истома и Сон в деревянном большом башмаке отправились к морю хрустальной росы по серебристой реке" (перевод Д. Ермоловича) ["Wynken, Blynken and Nod one night Sailed off in a wooden shoe — Sailed on a river of crystal light, Into a sea of dew"]. В 1938 году на студии Уолта Диснея по мотивам этой песни был снят одноименный мультфильм.