Страница 5 из 87
«Неважно, что ты думаешь. Неважно, разишь ли. Ты – воин. Хочешь, я научу тебя?»
«Чтобы я тоже мог убивать?»
«Чтобы ты мог выбирать – поднять меч или нет. Поднять меч могут только те, кто умеет…»
«Что делают остальные?»
«Они сражаются не мечом, а своей сущностью».
«Разве меч – не твоя сущность?»
«Мой меч – моя.Я родился с ним, он часть меня, моего сердца и моих крыльев. А для тебя сгодится любой, к которому ты прибегнешь, если захочешь».
Откуда взять меч – я не спрашивал. Перебрать железный хлам (сто шагов налево, обогнуть кучу костей и не попасть ногой в лужу чего-то гнилого). Выбрать наобум: раз любой, значит, любой…
Вот этот кривой и немного зеленый, например. Шершавая рукоять легла в ладонь ободряющим холодом.
«Готов? Отражай!»
Удар – быстрее смешка Ананки.
«Ногу назад! Выпад! Режущий! Защиту снизу! Обходи! Руби!»
Вздыхал где-то во тьме и безвременье вожак тварей – ворочался, шипел под нос: «Бог… страшно… не боится?»
Долетало урывками – сквозь звон клинков, в котором я тонул почти как перед этим – во тьме…
Вот только теперь тьма была вокруг – не во мне. Сторонилась двоих сумасшедших, которые носятся по брюху Крона, размахивая мечами: не ровен час истыкают, мальчишки!
Не было ни кипящей в венах силы, ни упоительности танца – только азарт, упрямство, до боли в мышцах…
«Не увидел препятствие. Прижмись. Здесь экономнее. Взмах! Коли. Ускользай. Еще!»
Я учился.
***
Позже Посейдон будет крутить у виска: «Как-как ты это делаешь?!»
Сейчас я помню тот миг, когда он впервые при мне взял трезубец – и начал разить им так, будто тот был его дополнительной рукой.
Зевс метал молнии, будто пальцем указывал.
А я учился.
Обращаться с оружием – не смешно ли?
«Сверху! Открылся. Больше силы. Блокируй! Отступи! Теперь вперед».
Мы молчали: слова были не нужны.
Все равно слушать надо не ушами.
Я слушал – кожей, стучащим сердцем, бьющейся жилкой на виске.
Он отдавал команды – взглядом, жестом, взмахом клинка…
И лицо начало казаться не таким каменным – или темнота и тут обманывает?
«Атакуй. Больше напор! Шаг! Скрестить! Отстаешь».
– Играются… – ядовито шипит вожак тварей, мало я ему навалял, ничего, еще наваляю…
А чего б не поиграть – мальчишки мы или кто?
В наставники и ученики, например.
Меч чуть не вывихнул запястье: подставил под прямой удар. Изжеванное временем бронзовое лезвие раскрошилось под напором более твердого противника. Острые осколки посыпались на ноги, в кулаке остался бессмысленный огрызок.
«Поищу еще один».
Грудь ходила ходуном, будто раз тридцать разбежался и прыгнул на стену отцовского брюха.
Сын Ночи покачал головой. Подвесил свой клинок обратно на пояс.
На этот раз он даже не запыхался.
«Я бездарно дерусь?»
«Бездарно. Пока что».
И вслух, глядя поверх моей головы:
– Мне пора.
Он отступил назад, полуприкрыв глаза и как будто откликаясь на неслышный зов, хотя темнота вокруг молчала, и даже тварь-вожак утихла на время.
– Куда?
– Пора, – повторил он и развел крылья.
Тут я только понял, что это крылья. Черные крылья. Железные крылья – как его меч.
– Ты вернешься?
– Я – Танат-Смерть. Сын Ночи и Эреба.
Голос у него был в тот миг острее клинка. А уж взгляд…
– И? – сказал я.
Меч ударился в щит. Морозящий холод взгляда потонул в темноте встречного.
Дрогнула бровь Таната-Смерти.
– Что «и»?
–Ты – Танат-Смерть, сын Ночи и Эреба. Я – Аид, сын Крона. И?
– Что «и»?!
– Ты научишь меня? Вернешься?
Губы на лице, выплавленном из адаманта и закаленном в подземных горнилах, сжались чуть плотнее.
– Увидим.
С режущим звуком всплеснули железные крылья – и сын Ночи и Эреба растворился среди мрака.
Шипело и сопело чудовище из темноты – зализывало раны.
– Боишшшшься? – поддразнил я.
Рыкнуло, но заткнулось тут же. Ну и пусть сидит. Можно было бы пойти и дорезать его, что ли, да на ком потом тренироваться будешь? На Ананке?
Эта, кстати, как ждала – подала голос из тьмы:
– Знаешь, маленький Кронид… Этого сына Ночи не принято просить возвращаться.
– Почему?
– Из-за того, что несет с собой его клинок.
– И что теперь?
– Как это – что?
– Он не вернется, что ли?
– Вернется, невидимка. Если… позвать.
– Как?
Тьма залилась сотней острых колокольчиков – смехом.
***
– У-у-у-у! Хссс! Отвяжис-с-сь, последыш-ш-ш…
Верткий он оказался. Ну, этот, вожак. Я его, скотину, мечом из засады, а он рану зарастил и в бега, а видит он в здешнем мраке лучше меня, а мне среди куч этого старья как бы ноги не переломать.
Хрустнул чей-то череп под пятой – кажется, того, шестирукого, он еще огнем плеваться пробовал. Проехал ногой по потекам черной слизи, удержался, только малость оцарапался…
Ничего, достану.
– Ага – боишься?
– Хс-с-с… испугаешш-шь… бе-ш-ш-шеный…
И ругательства вдогонку. Разговаривает он не очень гладко, а вот ругается здорово, это я после третьей схватки усвоил, когда хвост ему обрубил. Хвост отрос, у этого гада все отрастает, но вот то, что грянуло из пасти…
Крона – и того на икоту пробило.
– Иди сюда, кому сказано!
Молчание в ответ. Хоть бы ругался, что ли, так слышно, куда он уполз. Тьма нынче капризна: антрацитово-синяя, лениво-фиолетовая – то даст рассмотреть, то как углем глаза запорошит, издевается: «А ты на слух, невидимка!».
Дышит и скрипит лабиринт – безразмерная утроба Крона. У каждой кучи мусора – свой голос прошлого. «Умираем…», – стонут людские остовы, доспехи и шкуры. «Разлагаемся…», – мерзко шипит тряпье, морские раковины, прелые листья… «Дер-жим-ся!» – упрямятся мечи, стрелы, копья…
– Отвяжис-с-сь!
Ага, вот оно, левее надо брать, там он шуршит.
Обещал же, что достану этого долгожителя.
По безвременью не скажешь, но последняя тварь – та, мохнорылая, с туловом змеи и здоровыми клыками – выползла на меня что-то уж очень давно. И Ананка не подает голоса, и других тварей нет, а значит – и Танат заглянуть не сможет, он же не приходит без приглашения.
По делу или никак.
Желаешь поединок, чтобы не озвереть, шатаясь в отцовских лабиринтах в одиночестве? Позвать бога смерти проще простого.
Убей.
Сделай так, чтобы Мойры, дочки Ананки, которые сидят на какой-то горе и прядут нити судеб всех и каждого – сделай так, чтобы эти самые Мойры перерезали нить. А тогда уж Железнокрылый заявится доделать остальное.
И можно будет обменяться парой сотен ударов, переломав при этом три-четыре здешних никудышных меча.
Только вот эту заразу поймать, и можно будет…
Вожак-зараза с какой-то радости взвыл на три голоса и совсем не там, где я думал найти его. За развалинами какого-то неизвестного мне храма. За ослизлыми, поглоданными временем камнями, из-за которых, кощунственно вгрызаясь во тьму, разгоняя ее, мелькал маленький оранжевый огонек.
Ноги отказались нести вперед. Пальцы сжали меч. Огонь? Две твари, на которых я наткнулся здесь, плевались огнем. Шестирукий, ага, и еще с козлиным туловом. Танат целых три мига смотрел на то, что от него осталось, только потом хмыкнул и снял с пояса клинок.
А что орут – понятно: с вожаком, небось, сцепились, кто главнее. У них это сплошь и рядом, пока не догадаются, что главный здесь я.
Правда, орут странно.
– Хс-с-с!! С-с-сожру! – ярился вожак за камнями. – Отсс-стань!
– И-и-и-и-и, ткни его в глаз, Гестия! – визжало второе чудовище. – И-и-и, он на наши запасы наступил!
И третий голос – звонкий и твердый:
– Не обижай сестру!
Перемахнув разом через несколько валунов и пару древесных стволов, я не сразу сообразил, кто за кем гонится.