Страница 6 из 21
– Чего на меня смотришь?
– Любуюсь тобою, – ответил отец.
– Ты всегда так говоришь, – без смущения парировала Таня.
– А мной! – воскликнула Люся.
– И тобой.
Инга слышала ликование в голосе отца, и ей показалось, он специально так себя ведёт, чтобы лично ей досадить. Комок горькой обиды перехватил горло. Она едва сдерживала себя, чтобы не разрыдаться или не заорать в истерике.
– Лучше мамой любуйся, – опять невозмутимо посоветовала Таня.
– И мамой любуюсь, – ответил отец и посмотрел на Елену Николаевну.
– А Ингой? – неожиданно для Инги спросила Люся.
Инга замерла, ожидая отцовского ответа.
– И Ингой любуюсь, – не замедлил отцовский ответ.
Это уже было слишком для неё. Она рванулась из-за стола, опрокинув стул.
– Не надо! – в истерике вырвалось у неё и, задыхаясь от слёз, Инга выбежала из комнаты.
Сидящие за столом замерли. Только отец продолжал есть как ни в чём не бывало, но по тому, с какой силой Григорий Михайлович пережёвывал пищу, можно было догадаться – глава семьи нервничает.
– Ешьте, – тихо призвала детей Елена Николаевна.
Неожиданно вскочила Люся. Она собралась удалиться, но отец осадил её строгим, вопрошающим взглядом. Девочка на мгновение замешкалась, но быстро нашлась и скороговоркой проговорила:
– Я там забыла кое-что… – она пристально посмотрела на папу, не решаясь так просто выйти из-за стола.
Взгляд отца потеплел, обозначились у глаз стрелки едва заметной улыбки.
– Хорошо, иди, – согласился он, нервно дёрнув бровями.
Маленькая Люся торопливо выбежала из комнаты.
– Гриша, ты помягче с ней, – проговорила Елена Николаевна.
Григорий Михайлович долгим взглядом посмотрел на жену. Они понимали друг друга с полуслова, и он вместо ответа тяжело вздохнул. Семья продолжила обед.
Люся бегом спешила в комнату, но входила тихо и едва дыша.
– Я тут забыла… – начала она, глядя в спину старшей сестры, стоящей у окна, но та не шелохнулась, и девочка запнулась. Инга вытирала слёзы с лица, а те текли и текли ручьями. Платок насквозь промок, она вытирала их ладонями, но ладони тоже были мокрыми. Затаённое дыхание прерывалось приступом всхлипывания, и тогда слёзы лились ещё сильнее. Совсем не кстати был для неё приход этой малявки, но она и нуждалась в чьём-то присутствии. Люся подошла и прильнула к сестре. Инга не решалась обнять девочку. Её стало колотить от нахлынувшего волнения. Неожиданно захотелось схватить этого маленького человечка и прижать к себе как родную, близкую, самую дорогую сестру на всём белом свете. Трясущуюся руку она опустила на голову девочки и погладила. Люся мгновенно обхватила старшую сестру обеими руками и разрыдалась:
– Ты наша! Наша! Наша!
* * *
Они шли с отцом по бульвару. Инга собиралась о многом поговорить, но даже на маленький вопрос не хватало духу. Ей хотелось взять отца под руку, но на это тоже не доставало решительности. Инге было стыдно за выходку во время обеда.
– Извини за обед, – тихо сказала она, но отец не ответил. Он только наклонил её голову и поцеловал в лоб.
«И всё прошло, – с облегчением вздохнув, отметила про себя Инга. – Как будто ничего и не было. Так просто. Папа поцеловал в лоб, и всё прощено. И о чём после этого можно говорить?» И они снова пошли молча.
– Давай я пойду с этой стороны, – предложила она, видя, как отцу приходится уворачиваться от встречного потока. – А то они тебя совсем затолкают.
– Не затолкают, – улыбнулся отец, пропуская очередного прохожего невежу. – Место женщины справа от мужчины.
– Место женщины, – перекривила Инга отца.
– Ну да, – не обращая внимания на иронию дочери, подтвердил тот. – В Англии слева, у нас справа.
– Почему в Англии слева? – не поняв, удивилась, Инга.
– У них же левостороннее движение?
– И что?
– Мужчина должен идти со стороны встречного движения. Женщине же комфортнее идти справа, чтобы её не затолкали.
– А галантность? Где ваша мужская галантность? – с этими словами Инга стала слева от него. Григорий Михайлович только в сторону улыбнулся и продолжил путь.
– Ой! Мой палец! Куда летишь?! – скривилась от боли Инга.
– Да пошла ты! – ругнулся уже издали спешащий куда– то парень.
Едва сдерживая смех, отец обошёл дочь и, придерживая за талию, они устроились в своём потоке. Инга слегка прихрамывала, и ей было очень обидно.
– Заступиться за даму у вас принято? – огрызнулась она, а отец в ответ только рассмеялся.
– Я же начал с того, что заступился. Сразу поставил тебя справа от себя. Ты решила поступить по-своему. Ещё и не довольна.
– Ты всегда такой? – после паузы поинтересовалась Инга. Отец только посмотрел смеющимися глазами. – С мамой ты тоже был таким? – неожиданно вырвалось у неё.
– Ты же на собственном пальце, – отец указал всё тем же улыбающимся взглядом на ногу Инги, – убедилась, что я прав. Зачем же мне меняться?
Снова замолчали. Что на это скажешь? Боль в пальце проходила. И идти справа от отца было удобнее. Инга следила украдкой за отцом, и ей стало его немного жалко, а он, как будто ничего и не происходило, спокойно отмахивался от различных хамов, оберегая её от них. Она вздохнула. Скорее признавая своё согласие с тем, что отец снова был прав.
– Все ещё болит?
– Нет. Уже прошло.
– Почему так тяжко вздыхаешь?
– Устала ходить, – соврала Инга и внимательно посмотрела на отца. «Надо же, какой внимательный. Думала, он занят только прохожими, а он услышал, как я вздохнула».
– Свернём на том перекрёстке, тут есть одно кафе приличное. Там и посидим. Отдохнём.
Григорий Михайлович пил кофе. Инга задумчиво водила ложкой в чашке с чаем, вдыхая ароматный фруктовый парок. Нагромождения мыслей не давали сосредоточиться. Она мечтала остаться один на один с отцом, чтобы поговорить, а разговор не завязывался. Увиденное за эти несколько дней поставило кучу новых вопросов. Они роились, затмевая вопросы всей жизни. Она собирала их с самого детства и копила, чтобы когда-нибудь выплеснуть предателю-отцу. Вот он, сидит и пьёт, как ни в чём не бывало, кофе. И что? Инга пристально посмотрела в глаза отца. Он спокойно принял её вызов. Они молча смотрели друг на друга – она тревожными, наполненными решимости и одновременно боязни, а он мягким взглядом улыбающихся стрелками глаз. Инга видела, как отец «заговорил» с нею, но она не понимала.
– Ты был всегда мне нужен, – неожиданно вырвалось у неё.
Инга ещё что-то хотела сказать, но поперхнулась от внезапной обиды. Она старалась не моргать и даже подняла выше голову, но всё равно слёзы предательски набухали и полились через край.
– Я знаю, – тихо проговорил Григорий Михайлович, отворачиваясь, чтобы не видеть дочериных слёз.
Инга не расслышала и, переведя дыхание, продолжила:
– Почему вы расстались? Ведь ты же любил её? – Инга вытирала глаза, а слёзы затмевали всё вокруг.
– Односторонняя любовь может быть только к работе, – задумчиво произнёс отец и после паузы повторил: – Я знаю, что был нужен.
– Что ты можешь знать?! – едва удерживая рыдания, выпалила дочь.
Слёзы слетали огромными каплями, и она, вытирая их с глаз, со стола, беспомощно улыбаясь. Да, она слабая девочка, ребёнок своего отца. И не важно, что она собиралась быть сильной. Собираться – это ещё не быть!
– По детям вижу, – неопределённо ответил отец.
– У разных детей по-разному, – с тоской вырвалось у Инги из груди.
– По-разному-то по-разному, а отец – всегда одинаково – нужен. Это потом, когда повзрослеете – по-разному вам становятся нужны родители… Ладно об этом. Ты мне скажи, ты довольна поездкой.
– Какой поездкой? – не поняла Инга.
– К нам. Ты же на разведку приехала?
– Наговорить хотелось, всего, что надумала за все эти годы.
– Чего же не наговорила?
– Повзрослела… что ли.
Инга не знала, что ещё сказать. За эти несколько дней, проведённых в семье отца, в её голове всё перевернулось. Она страдала от своей сиротливости до самого порога дома отца. Потом быстро втянулась в новый для неё ритм, казалось, чужой семьи. У неё даже появились сёстры и брат, о которых она мечтала, но спокойствия не наступило. Сейчас она жила с тяжестью в сердце за мать. Ей было жалко маму. Она ненавидела благополучного отца и также ненавидела мать. Она ненавидела той ненавистью любящей дочери, которая готова разорваться на две половинки ради счастья родителей, но…