Доминант

- Что на ужин? – спрашивает она, отпивая глясе.

- Жареный осьминог, Госпожа.

- Откуда в Латвии осьминог?

- Его везут из Литвы, Госпожа.

- Блин, а в Литве откуда осьминоги? Во-первых, ты не вкусно приготовил кофе, - сразу заговорила она, не дав мне ответить на вопрос, - только перевёл продукты (я знаю, что это не так), а во-вторых, ты вроде не понимаешь, что тебе говорят. Я только-только объяснила тебе, чтобы ты не считал меня нигде ни за кого другого, кроме как не за меня, а ты опять начинаешь.

Объяснять ей, что я знаю, где заказывать такие вещи, чтобы не получить осьминога, неизвестно сколько месяцев или лет провалявшегося в морозилке – это напомнить нам обоим о «жизни».

- А в Литву его привезли прямо из Адриатического моря, Госпожа, - спокойно стал сообщать я, будто повёл речь о том, как правильно жарить картошку. - Он не больше семнадцати часов пролежал при температуре, не превышающей пяти градусов. Его приготовили три часа сорок восемь минут назад. Сюда его доставляют, сохраняя температуру тридцать восемь градусов, именно такая температура лучше всего способствует его перевариванию. Кофе не холодный, не горячий? Госпожа, прошу, пей маленькими глотками, задерживай напиток во рту, пока он не сравняется температурой с температурой твоего ротика.

- Я сама разберусь, какой температуры кофе отправлять себе в рот, понял? Или ты хочешь ощутить, какая температура у меня во рту?

- Нет, Госпожа…

- Что - нет?

- То есть да, Госпожа, хочу, если ты этого хочешь.

- Мне надо, чтобы ты сам хотел.

- Очень хочу, Госпожа.

- А теперь не хочу, чтобы ты сам хотел.

- Не хочу, Госпожа.

- Дурак.

- Как скажет Госпожа.

- Что-о?!

- У тебя там наверно холодно, Госпожа.

- Ты даже не представляешь, как. Попробуй пальчиком.

Осторожно приближаюсь к Марте, неуверенно поднимаю руку к её рту и вытягиваю указательный палец. Она подкладывает под мой палец язык, глядя на меня снизу вверх, держит так, а потом насаживается на него ртом и, дав ощутить холод своего рта, медленно с отсосом отстраняется.

- Ну, как?

- Холодно, Госпожа.

Марата начинает возиться трубочкой в стакане, втягивая при этом его содержимое, и, отыскав горячие кофейные слои, говорит:

- А теперь? - и открывает рот.

Я вкладываю ей в рот палец, и она опять выталкивает его с отсосом.

- Горячо, Госпожа.

- Вытащи его, - метает она взгляд в направлении моего паха.

Я подчиняюсь.

Она начинает втягивать кофе, глядя на моё возбуждение и, дождавшись большей половины от процесса, притягивает меня за джинсы, и делает то же, что только что проделала с моим пальцем, там.

- А так?

Я закрываю глаза, у меня вырывается стон.

- Не слышу, - говорит она, вернувшись к напитку.

- Очень горячо, Госпожа.

- Одевайся.

Я ещё стою полсекунды в надежде, что это может повториться.

- Кто доставляет осьминога, местные?

- Курьер из Литвы, Госпожа.

- Мужчина, женщина?

- Мужчина, Госпожа

- Я сама приму.

- Как будет угодно Моей Госпоже.

- Вот-вот, как будет угодно твоей госпоже. Ты будешь рядом, подхватишь ношу.

- Да, Госпожа.

Она решилась всё-таки. И - такая! Это будет нечто! Если бы курьер был из наших, «местных», как она выразилась, она бы, конечно, себе такого не позволила, и быстрей из-за меня: мне такая слава ни к чему. Но я всё рассчитываю, и меня уже посетила мысль, что Марта может захотеть что-нибудь эдакое, и поэтому решил уже в этот раз попытаться создать подходящие условие. Если бы я не рассчитал всё заранее, нашёлся бы что сказать, чтобы Марта этого не делала, а она б подчинилась: вопросы конспирации наших отношений были в моём ведении; а если бы она не предложила, я бы намекнул на некоторые возможности для неё необычного сексуального переживания. Но всё сложилось, как только возможно хорошо. Марта может даже подумать, что это она инициатор такого околосексуального «приключения». Пусть.

- Сколько до осьминога?

- Восемь минут, Госпожа Марта.

- Тогда займи пока свою Госпожу делом. Под стол.

Юркая и устраиваясь под стол, с трепетом охватываю взглядом составленные ножки Марты, сжав подбородок рукой, замираю, смотря, с какой грацией она скромно их разводит – немножко - и тут же появляется её неторопливая ручка, направляющаяся к ткани трусиков. Может ли оказаться, задаюсь я вопросом, что у меня будет в жизни ещё такой момент: когда я окажусь в таком положении, с такими намерениями? Неправильно ли здесь и сейчас: не упускать ни одного мгновения, и с жадностью вбирать взглядом каждый сантиметр видимого пространства? Дразня меня неторопливыми и нескромными действиями под столом своей ручкой, над столом Марта, наверно, с беспечным видом другой рукой управляется с соломинкой в стакане, припав к той губками, потому что пока я наслаждаюсь видом, и раздумываю, с чего приступить к исполнению приказа, с поцелуя ли, становятся слышны характерные от втягивания напитка через трубочку звуки. Делаю два раза так, чтобы было очень-очень нежно. Перед глазами Марта, силящаяся сидеть спокойно, губки обжимают трубочку, удерживаемую рукой, взгляд в некуда, вернее на представлении, как её зацеловывают, полизывают и присасываются там, где сопротивляться этому она может меньше всего. У меня появляется безудержное желание довести её за эти восемь минут, и поэтому я начинаю «яростно» разнообразить ласку, чтобы как можно быстрей определить ту, на которую сегодня у Марты окажется самая нежная реакция, но меня прерывает её голос:

- А где музыка?

Бросаюсь к пультам, чтобы запустить продолжительные по времени музыкальные композиции Дип-хауса, и возвращаюсь обратно.

- Почти всё хорошо, - слышу я сверху её голос через минуту, когда мне удаётся вернуть её состояние и восстановить вид и характер моих предыдущих действий.

На это я отвечаю более нежными движениями языка и рук. Марта шевелиться, и я мигом открываю глаза, закрыв их до этого от наслаждения и для обострения чувствования реакции Марты. Она выгибается в спине. Это является хорошим признаком, значит, ей нравится и ей очень приятно, она втянута в процесс. Тут же Марта откидывается на стуле, раздвигает ножки сильнее. Убирает руку с трусиков, и ткань закрывает от меня почти всё. Я делаю вид, что разозлился и с глухим рыком, но нежно, кусаю её там. Марта – настоящая Госпожа. При всём том, что происходит у неё на «глазах», под столом, у неё чётко получается «играть» королеву на отдыхе и, удерживая одной рукой стакан, а второй направляя в рот соломинку, делать вид, что в первую очередь её интересует напиток и музыка, и она даже иногда что-то «мычит» в такт композиции, не выпуская соломинку изо рта. На мой рык под столом показывается её рука, и я получаю удар ладошкой по щеке и губам.

- Порычи мне там! – говорит она сверху.

Хватаюсь руками за трусики, начинаю сдвигать их то на одну, то на другую сторону, продолжая делать приятно губами, языком, а иногда и зубами. Марта начинает ёрзать на стуле, подставляясь желаемыми быть обласканными местами под мой, ни на миг не останавливающийся на одном «месте» рот. Это могло означать и как то, что у неё приближается оргазм, так и то, что ей просто очень приятно – за время наших встреч я не настолько хорошо изучил Марту, чтобы на такой «ранней» стадии мог без ошибки идентифицировать глубину и качество её возбуждения. Интересно, как бы могла Марта описать свои ощущение, свою реакцию на происходящее? Что б я прочитал, если б всё это описывала она? Что б я прочитал, дойдя до этого места? Может: «…у меня получилось, я так хотела это испытать – посидеть однажды или полежать, или постоять, попивая кофе или читая, ковыряясь в телефоне или занимаясь какими-либо делами по хозяйству, и чтобы в этот момент мне кто-то доставлял там удовольствие язычком. И вот, это происходит, я пью кофе, приготовленное отменно, и мне ничего не приходится делать, а мне лижут, и язычок так искусно проходится именно по тем местам, которые больше всего мне нравится, когда обхаживают, и да, если бы ты сейчас, малыш, не соснул мне клиторок…». А может всё это было бы описано и намного пошлей, зная, какими иногда бывают женщины жадными, в хорошем смысле, до таких удовольствий, а может и так уже много пошло, подумалось мной, чем можно переварить?