Страница 22 из 34
В письме к сестре позднее Дзержинский с иронией писал об этих изменениях в своей ссыльной жизни: «Дорогая Альдона!.. Я был без гроша, вернее только с грошом в кармане, но не в нужде. Глаза у меня действительно болят, и я лечусь, ибо хочу жить, а без глаз жить нельзя.
Последнее твое письмо я получил в больнице – мне пришлось лечь на некоторое время, и я пролежал бы там, возможно, долго, если бы не случай, происшедший со мной недавно. До сих пор я жил в Нолинске – в городе со сравнительно большим населением и не так отдаленным от остального мира. Однако нашему губернатору пришло в голову (вероятно, после сытного обеда и перед сладким послеобеденным сном), что жить мне здесь нехорошо. Не знаю, чем я вызвал такую заботливость по отношению к себе. Он перевел меня на 400 верст севернее, в леса и болота, в деревню, отдаленную на 250 верст от ближайшего уездного города. То же самое случилось и с одним моим товарищем.
Село Кайгородское довольно большое, пятьдесят лет назад было городом, в нем 100 дворов и около 700 жителей-крестьян. Оно лежит на берегу Камы, на границе Пермской и Вологодской губерний. Кругом леса. Много здесь медведей, оленей, лосей, волков и различных птиц. Летом миллион комаров, невозможно ходить без сетки, а также открывать окна. Морозы доходят до 40°, жара летом достигает также 40°. Квартиру найти очень трудно, и стоит она дорого. Я живу вместе со вторым ссыльным. Белого хлеба здесь нет вообще. Мясо осеннее, замороженное. Жизнь не дешевле, чем в уездном городе, а, пожалуй, дороже. Сахар, чай, табак, спички, мука, крупа – все это дороже: дорого стоит перевозка. Мы здесь сами себе готовим обед; купили самовар. Хорошо здесь охотится, можно даже кое-что заработать. Может быть, вскоре пришлют нам охотничьи ружья, тогда будем охотиться. Мы заказали себе лыжи. Купили крестьянские тулупы»[287].
Это письмо сестре дополняет описание села Кайгородского, которое он дал в письме к Маргарите Николаевой: «А село здесь немалое, будет до 100 дворов. Лежит в яме так, что, подъехавши только вплоть, становится видным. Лес тянется с двух сторон версты 2 от села. Лес большой, особенно подальше, как хорошо шляться по нему, зимой только по дороге. Вырубили только лучшие деревья. Кругом же Кая все болота. Теперь это ничего, но летом (с конца мая до половины июля) масса комаров, прямо миллиарды; как говорят, придется маяться порядочно, чтобы привыкнуть к ним, надо будет ходить в сетках»[288].
Село Кайгородское действительно являлось далекой глушью, Дзержинский отнюдь не преувеличивал. Невеселые пословицы еще в древности сложил народ об этой далекой глубинке: «Кай – всему свету край», «Кто в Каю не бывал, тот и горя не видал», «Бог дал рай, а черт – Кай». Еще раньше, в 1874 г., в «Вятских губернских ведомостях» некто Бронников писал: «Кайский край по преобладанию в нем болот и лесов, по слабости населения, в стороне от Кайского коммерческого тракта, идущего от г. Слободского к с. Кайгородскому, считается самым бедным, всегда голодным, изобиженным от природы во всех отношениях». Санитарный врач А. Радаков, в конце XIX века побывавший в Кайской волости, писал, вернувшись из поездки: «Урожайным годом жители этой местности называют тот, в который хлеба достает до половины зимы. О мясе крестьяне не имеют почти понятия, едят один сухой хлеб, в который примешивают кору, отруби и т. п., зерно перемалывается на ручных жерновах самым первобытным образом. Печеный хлеб имеет вид куска грязи. Перевес смертности над рождаемостью равняется 53 процентам. При таких условиях народонаселение Кая может вымереть с небольшим в 40 лет»[289].
В Кайгородском Дзержинский будет находиться с 27 декабря 1898 г. по 27 августа 1899 г., полных восемь месяцев[290]. Прибыв в этот отдаленный край, Дзержинский с Якшиным первое время были заняты исключительно обживанием на месте. Первоначально ссыльные жили в доме крестьянина С. И. Шанцина, но вскоре, познакомившись со стариками Лузяниными – семидесятидвухлетним Терентием Анисифовичем и Прасковьей Ивановной, перебрались жить к ним.
Первая неделя ушла на то, чтобы в соседних деревнях (в Кайгородском это было проблемно) закупить свежее мясо, масло, яйца, необходимую посуду и мебель, и уже упомянутую одежду и самовар. Быстро договорились ссыльные и о распределении обязанностей. Феликсу досталась уборка комнаты и постелей, постановка самовара и организация чаепития, а Якшину все, что касалось приготовления еды[291]. Помогли приехавшим в ссылку ссыльным и привезенные с собой запасы продовольствия из Нолинска, в том числе заботливо собранные для них Маргаритой Николаевой. Удалось даже оставить немного для празднования Нового года в Кайгородском. На новогоднем столе была бутылка водки, выставленная хозяевами, нолинские гостинцы и кофе от Николаевой[292].
Власти надеялись, что, сослав Дзержинского в этот «медвежий угол», они изолируют его от внешнего мира. Однако тот, даже больным, оторванным от друзей и родных, не прекращает вести себя как прежде, не считаясь со своим статусом ссыльнопоселенца. На их новой с Якшиным квартире собираются жители села, беседующие на разные, в том числе вольные темы. При этом крестьяне для удобства, обращаясь к Дзержинскому по имени-отчеству, «перекрестили» его в Василия Ивановича[293]. Как доносило Кайское волостное правление слободскому исправнику: «Дзержинский занимался писанием жалоб и прошений, также и заявлений от крестьян во многие учреждения и должностным лицам».
Справедливости ради следует отметить, что крестьяне чаще заглядывали к соседу Дзержинского – Якшину, который прослыл в селе агрономом и у которого имелись «картины» разных сельскохозяйственных машин[294]. Да и Дзержинского местное крестьянство разочаровало не только своей непроглядной темнотой, но и беспробудным пьянством, отсутствием чистоплотности.
Несмотря на отдаленность Кайгородского, Дзержинскому удается установить связи с рабочими Кирсинского железоделательного завода, а также с политическими ссыльными других городов губернии. Занимается он интенсивно и самообразованием. Среди прочитанных в Кайгородском книг – научные работы Булгакова, Милля, Прудона, Маркса, Михайловского, Плеханова, других ученых. Среди других предметов, которым он уделял внимание, были иностранные языки. «Учусь еще по-немецки. Каждый день часа 1 Ѕ–2 сижу над этим языком. Читаю Фауста, хотя не могу как следует понять его. Видно, надо знать историческую эпоху, из которой взят сюжет», – писал он позднее[295].
Серьезные занятия требовали четкого расписания, и вскоре Дзержинский его выработал, стараясь строго его придерживаться. Он описывал это расписание так: «Занятия свои я распределил так: от 8 ч(асов) у(тра) до 10 – чай. Уборка (по хозяйству), 10–12 – немецкий яз(ык)., 12–2 ч. – экономич (еские) книги, 2–5 – обед, прогулка, 5–7 – публицист(ика) и легкое чтение; 7–9 – чай, 9–12 – писать и серьезные книги. Воскресенье отдых и визиты»[296].
Не забывает он и своей возлюбленной. Вместе с тем он сомневается в правильности этой любви, ее совместимости с активной революционной деятельностью, которую он видит для себя в будущем. Еще 1 декабря 1898 года он делает следующую характерную запись в только что начатом дневнике: «Зачем я вчера говорил все это, зачем я думал, что я должен это сделать? Ведь действительно, я неравнодушен, разве это не минутное увлечение от нечего делать? Мне хочется с ней говорить, видеть ее серьезные, добрые очи, спорить с ней. Если она дома, мне трудно читать, сосредоточиться, все думается о ней. А еще мне хочется, чтобы она пришла и позвала меня к себе… Как жалко, что она не мужчина. Мы могли бы быть тогда друзьями, и нам жилось бы хорошо, и нам жилось бы хорошо, как в жизни, право не могу сказать, но здесь в ссылке мы, поддерживая друг друга, могли бы с огромной пользой прожить это время. Женщин же я, право, боюсь. Боюсь, что дружба с женщиной непременно должна перейти в более зверское чувство. Я этого допускать не смею. Ведь тогда все мои планы, вся жизнь должна будет очень и очень сузиться. Я тогда сделаюсь невольником этого чувства и всех его последствий. Сдержать же себя тогда, когда уже данное чувство народится, будет уже слишком поздно. Петля уж так затянется, что сил моих не хватит порвать ее. Верно, что мне делать, как я должен себя поставить? Положим, трудно тут что-ниб(удь) придумать… Мне кажется, что рано или поздно, а мы не то чтобы поссоримся, а прямо она, узнав меня, прогонит от себя. Так должно случиться. Это будет лучше для нас обоих. А теперь для нас полезно не рвать своих товарищ (еских) отношений. Мне от этого польза большая во многом, для меня почему-то важно, я хотел бы заслужить ее уважение в том отношении, что я не тряпка, что я могу заставить себя серьезно подзаниматься и это-то желание меня и заставляет заниматься, не терять времени»[297].
287
Дзержинский Ф. Дневник и письма. М., 1956. С. 95.
288
Дзержинский Ф. Э. «Я вас люблю…»: Письма Феликса Дзержинского Маргарите Николаевой. Подг. текста, сост. и вступ. ст. А. А. Плеханова и А. М. Плеханова. М., 2007. С. 96.
289
http://vyatkariver.com/page-kaj-vsemu-svetu-kraj/2/. Снятие информации 10 мая 2017 г.
290
Дзержинский: бегство из Вятских лесов //Вятский край. 2012. 11 сент.
291
Дзержинский Ф. Э. «Я вас люблю…»: Письма Феликса Дзержинского Маргарите Николаевой. Подг. текста, сост. и вступ. Ст. А. А. Плеханова и А. М. Плеханова. М., 2007. С. 72.
292
Вредный полячишка. Вятские приключения Феликса Дзержинского //Бизнес Новости. Киров. 2011. 11, 12 сент.
293
Софинов П. Страницы из жизни Ф. Э. Дзержинского. М., 1956. С. 13.
294
Дзержинский Ф. Э. «Я вас люблю…»: Письма Феликса Дзержинского Маргарите Николаевой. Подг. текста, сост. и вступ. Ст. А. А. Плеханова и А. М. Плеханова. М., 2007. С. 78.
295
Дзержинский Ф. Э. «Я вас люблю…»: Письма Феликса Дзержинского Маргарите Николаевой. Подг. текста, сост. и вступ. Ст. А. А. Плеханова и А. М. Плеханова. М., 2007. С. 81.
296
Дзержинский Ф. Э. «Я вас люблю…»: Письма Феликса Дзержинского Маргарите Николаевой. Подг. текста, сост. и вступ. Ст. А. А. Плеханова и А. М. Плеханова. М., 2007. С. 106.
297
Дзержинский Ф. Э. «Я вас люблю…»: Письма Феликса Дзержинского Маргарите Николаевой. Подг. текста, сост. и вступ. Ст. А. А. Плеханова и А. М. Плеханова. М., 2007. С. 57–60.