Страница 3 из 12
Почему же летописец упомянул только двух дочерей Владимира? Быть может, запись составлена, когда другие дочери киевского князя еще не родились? Или же дочери от других жен Владимира летописца не интересовали? Не исключено, наконец, что текст дошел до нас в дефектном виде. Но если это так, странно, почему «пострадали» только упоминания о дочерях Владимира?
Упоминание только о двух дочерях, причем без имен, потребовалось, скорее всего, чтобы по форме приблизить летописный текст к библейскому прообразу и таким образом упорядочить перечень сыновей Владимира. Не исключено, что доведение числа детей Рогнеды до шести должно было намекнуть читателю на неполноправное положение полоцкой княжны в семействе Владимира. Ведь именно шесть сыновей родилось у Лии, нелюбимой жены Иакова, обманом выданной за него Лаваном. Однако более вероятным представляется другое объяснение. Благодаря упоминанию о дочерях изменилось место Владимировичей, следующих за ними: Святополка, Вышеслава, «второго» Мстислава, Бориса и Глеба. Тогда им соответствовали несколько иные имена отпрысков Иакова, а апокрифические характеристики их переносились на древнерусских княжичей. Скажем, летописные свидетельства о Борисе теперь восходили к библейским характеристикам Иосифа Прекрасного (например: «любимъ бо бе [Борис] отцемь своимь паче всехъ» – «Израиль любил Иосифа более всех сыновей своих, потому что он был сын старости его»), а Глеб Владимирович становился «двойником» Вениамина (ср. слова, которые автор «Страсти и сказания и похвалы святую мученику Борису и Глебу» приписывает Борису: «Оузрю ли си лице братьца моего мьншааго Глеба, яко же Иосифъ Вениямина»).
Таким образом, главные участники трагических событий, последовавших за смертью Владимира Святославича в 1015 году и подробно описанных в «Повести временных лет» (Ярослав, Святополк, Борис, Глеб и, возможно, «младший» Мстислав), получали характеристики через библейские образы, что могло существенно повлиять на оценку древнерусским читателем роли каждого из братьев в происшедшем.
Во всяком случае, использовать летописные перечни сыновей Владимира для выяснения их относительного старшинства, а также того, сколько именно детей было у киевского князя, вряд ли целесообразно. Придется согласиться с выводом А. А. Шахматова: «Нельзя придавать никакой цены указанию на то, что Борис и Глеб рождены от болгарки, Святослав и Мстислав от чехини».
Великий грешник
Ранние годы жизни Владимира – до принятия христианства – в летописи описываются в довольно мрачных тонах.
Начало правления Владимира в Новгороде (куда, по свидетельству летописца, он был приглашен самими новгородцами) было омрачено кровавой междоусобицей, которая разгорелась между наследниками Святослава Игоревича.
Под 975 годом в «Повести временных лет» помещено сообщение, что брат Владимира Олег, княживший после смерти отца в земле древлян, во время охоты убил приближенного занимавшего киевский престол Ярополка – некоего Люта Свеналдича. Желавший отмстить за сына Свеналд уговорил Ярополка начать войну против брата, чтобы захватить его владения. В ходе междоусобицы Олег погиб. Узнав об этом, Владимир бежал за море, в Скандинавию. Ярополк же посадил в Новгород своих посадников, став единоличным правителем Руси. Через некоторое время Владимир вернулся с отрядом наемников-варягов, изгнал из Новгорода ярополковых посадников и пошел на брата. Во время осады Киева он с помощью воеводы Ярополка Блуда выманил брата из столицы. Тот бежал в город Родню, где и был предательски убит Владимиром. Так Владимир стал киевским князем и правителем всей Русской земли.
В разгар братоубийственной распри и состоялось уже упоминавшееся сватовство Владимира к полоцкой княжне Рогнеде. Отказ, полученный новгородским князем, стал поводом для военного похода на Полоцк и захвата города. Затем, как рассказывает летописец, Владимир по наущению своего дяди по материнской линии Добрыни изнасиловал княжну на глазах у родителей, после чего убил их и двух братьев несчастной Рогнеды, которую он взял себе в жены, прозвав Гориславой. Такова легенда.
Мало того, Владимир унаследовал от убитого им брата не только стольный град, но и красавицу-вдову, которая к тому же была уже беременна. Ее якобы привез из балканского похода Святослав в качестве своеобразного «сувенира» своему старшему сыну. Летописец дважды упоминает, что она была монахиней. Такое уточнение может показаться странным. Тем более что составитель летописи вообще крайне редко пишет о женщинах. Однако в данном случае речь, скорее всего, идет не столько о жене Ярополка, сколько о матери родившегося от этого «двойного» брака Святополка. Дело в том, что, согласно апокрифическому «Откровению» Мефодия Патарского, которое довольно часто цитируется в «Повести временных лет», от монахини-расстриги должен родиться Антихрист. С ним-то в летописном рассказе и ассоциируется «окаянный» сын Ярополка/Владимира.
Впрочем, брак со вдовой только что убитого брата не исчерпывал негативных характеристик Владимира. Летописец продолжает: «Бе же Володимеръ побеженъ похотью женьскою, и быша ему водимыя: Рогнедь, юже посади на Лыбеди, иде же ныне стоить сельце Предъславино, от нея же роди 4 сыны: Изеслава, Мьстислава, Ярослава, Всеволода, а 2 дщери; от грекине – Святополка; от чехине-Вышеслава; а от другое – Святослава и Мьстислава; а от болгарыни – Бориса и Глеба; а наложьниць бе у него 300 в Вышегороде, а 300 в Белегороде, а 200 на Берестове в селци, еже зоуть ныне Берестовое. И бе несыть блуда, приводя к собе мужьски жены и девице растьляя».
Эти «детали» жизни князя-язычника стараются лишний раз не вспоминать, поскольку в массовом сознании Владимир – прежде всего святой и равноапостольный. А подобное поведение плохо сочетается с таким образом. Впрочем, как в специальной, так и в популярной литературе не пытаются и оправдать женолюбие киевского князя лишь на том основании, что совершает их будущий святой. Быть может, потому что растление несовершеннолетних и блуд с замужними женщинами невозможно объяснить «исторической необходимостью». Обычно ссылаются на то, что летописец хотел показать огромную дистанцию, которая разделяет князя до и после крещения: чем более мерзким было поведение Владимира-язычника, тем праведнее представляется его жизнь после крещения.
Но что все-таки заставило составителя летописи упомянуть его многочисленные связи с представительницами прекрасного пола? Сам автор «Повести» отвечает на этот вопрос довольно просто: оказывается, князь был «женолюбець, яко же и Соломанъ: бе бо, рече, у Соломана женъ 700, а наложниць 300. Мудръ же бе, а наконець погибе; се же бе невеголосъ, а наконець обрете спасенье». Другими словами, Владимир уподобляется библейскому царю Соломону, но оказывается в конце концов лучше его: обретает спасение, приняв христианство не только сам, но и крестив всю Русскую землю.
Однако путь к спасению оказался непростым.
Для начала Владимир провел так называемую первую религиозную «реформу». Об этом в «Повести временных лет» сообщается под 6488 (980) годом: «И нача княжити Володимер въ Киеве един, и постави кумиры на холму, вне двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хърса, Дажьбога, и Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь. И жряху им, наричуще я богы. И привожаху сыны своя и дъщери, и жряху бесом, и оскверняху землю требами своими. И осквернися кровьми земля Руска и холм-тъ». Это было последнее богопротивное деяние князя-язычника.
В этом рассказе мы находим упоминание, судя по всему, важнейших восточнославянских божеств, включенных Владимиром в общерусский пантеон. Собственно, кроме имен богов, перечень ничего не дает. Но и этого вполне достаточно для того, чтобы сделать кое-какие выводы относительно происхождения и функций богов, которым поклонялись на Руси в дохристианскую эпоху. В анализе имен историку помогает лингвистика, в определении функций – компаративистика, то есть сравнение с сакральными системами других народов, прежде всего соседних восточным славянам, а также с этнографическими данными, собранными в XIX–XX веках на территориях, населенных потомками восточных славян.