Страница 3 из 32
Сейчас я перечел Ваше письмо. В нем так много на что мне хотелось бы ответить (или возразить), что я не знал бы и с чего начать. Беда, однако, в том, что Вы, конечно, не помните, о чем писали, — и ответы мои уже ни к чему. Хочу только сказать, что я не помню — или вовсе не читал — «Подлипков» (или «ок»?) К.Леонтьева[19], а по Вашей цитате оттуда — очень жалею об этом. Здесь его нет. У меня было когда-то собрание его сочинений, но давно, — я не помню даже заглавия такого у него, притом странно похожего на Решетникова[20]. Насчет Толстого: что он его открыл, — Вы правы. Не открыл, м<ожет> б<ыть>, но понял, как никто, хотя и только эстетически[21]. Меня всегда удивляло у Леонтьева его преклонение перед В.Соловьевым, который неизмеримо бледнее и водянистее его (кроме 2–3 статей, вроде «Смысла любви»). Но очевидно, в Соловьеве было что-то, чего не оказалось в его писаниях, а что современники чувствовали.
А вот что меня восхитило, это Ваше определение Есенина — «хвастливый плакса». Bravo! Гумилев говорил, что он безошибочно знает, когда ему попадаются хорошие стихи, по чувству зависти: почему это не мои стихи! Вот я тоже что-то подобное испытал. Конечно, Есенин — плакса и хвастун. Но ведь вся Россия такова, вся наша литература, кроме 2–3 писателей, — в этом, и доводит хвастовство до того, что именно этим и гордится. Есенин это впитал, принял, не мог быть другим. Вы предпочитаете Маяковского. Пожалуй, у Маяковского было больше всяческих даров. Но Маяковский коммунист, а Есенин — нет. При всем его «хвастовстве» есть и большая скромность в его поэзии, и хвастливость его скорей от отчаяния, что ничего не сделано и гордиться нечем. Это все очень русское, м<ожет> б<ыть>, не лучшее русское, но «коренное», и у Есенина подано с прямодушием и доверчивостью, которая обескураживает. Мне кажется, что я понимаю Вашу брезгливость к этому (кажется, — но, м<ожет> б<ыть>, я ошибаюсь), и я сам долго с ней не мог сладить.
Но это оттого, что мы сделали все, что могли, чтобы от русской слезливой грязи отделаться, и за нас, помимо нас, тут многое сделала история. У Грибоедова есть замечательная фраза: «Каким черным волшебством сделались мы чужими между своими?»[22]. Вот, это почти на эту же тему! Беда «интеллигенции» — а отчасти и счастие ее — в том, что в России ей многое чуждо, а кое-что — противно. Я говорю не о всей интеллигенции, а о том ее последнем взводе, последнем «выплеске», который связан с новой поэзией петербургски-эмигрантского толка, строя, даже, если угодно, знамени. Это островок в острове, отрыв в том, что уже и само было оторвано, а вокруг темное и чужое море. Но не будем отрекаться от своего острова, в нем есть смысл и значение, даже назначение, и я лично хотел бы только, чтобы в нем был «выдох» и сознание трагичности. Оттого меня к Есенину и тянет. Впрочем, не только от этого.
Ну, выходит не письмо — а трактат какой-то. Притом туманный. А еще я хотел написать Вам два слова о Бунине, но думаю, что Вам об этом писал Чиннов, с которым — как с Вашим другом — я об этом говорил. Бунин — человек вовсе не простой, но говорить с ним надо просто. Я не согласен с ним в принципе, будто авторы имеют в антологии право выбора и veto. Но если он так считает, сделайте для него исключение и не убеждайте его, что такое-то стихотворение лучше, другое хуже. Ваших доводов он и не поймет и не примет, у него доводы свои, ему 82 года, он считает себя большим поэтом и всегда настороже, когда речь о стихах, чувствуя, что его большим поэтом никто почти не признает. Ваши письма к нему (он мне говорил об одном) повергают его в недоумение. Убедить Вы его ни в чем не убедите. Примите с ним другой тон: наполовину как с Гомером, наполовину как с ребенком. Простите, что вмешиваюсь, это не мое дело, но поверьте — от лучших чувств[23].
Насчет поэтов, которые вызывают у Вас сомнение, Вас лучше всегда может информировать Чиннов. Как это ни странно, надо быть на месте, чтобы знать, что X — не совсем бездарность, a Y — общее посмешище. В книгах это не всегда вполне заметно. Кое-какие из названных Вами имен — скорей из категории юмористики. Гронского я лично не люблю, но это, конечно, — не то. Его многие любят очень, им восхищалась Цветаева. Конечно, он нужен в антологии[24].
До свидания. Очень жаль, что Вы так далеки и приходится ограничиваться письмами, да и то редкими. Что Вы делаете в Вашем американском Кэмбридже?[25] Т. е. о чем читаете? Я тоже занят лекциями и студентами, без упоения, но и без особой скуки. Хорошо то, что много свободного времени и можно, по совету Толстого, «подумать о душе».
Крепко жму Вашу руку, буду очень рад письму.
Ваш Г. Адамович
4
7/ХII-<19>52 <Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович
Простите, что отвечаю с опозданием. Вы просили прислать анкету[26], тотчас же, а получил я ее недели две назад/ Но я был болен, лежал — и все дела запустил.
Отвечаю на Ваши сомнения.
1) «С розами, значит…» — знаки у Вас расставлены правильно[27].
2) Я не помню, чтобы просил Вас переменить в «Нет, ты не говори…» — «смерть» на «казнь». Пусть будет «казнь», все равно.
Но писал-то я не об этом, а о том, что в моем сборнике «На Западе» эти стихи искажены повторением одного и того же глагола.
Надо:
А в сборнике два раза «твердил»! Это-то я и просил исправить[28].
«Дни хмурые, утра, тяжелое похмелье…»
Знаки правильные[29].
Кстати, это вообще стихи неважные, даже очень, как-то распадающиеся на куски, кроме, м<ожет> б<ыть>, четырех последних строк.
Название «Осколки» мне не нравится, независимо от возможных обид и претензий. Похоже на приложение к иллюстрир<ованному> журналу и вообще что-то вроде «Искры». Много лучше было бы в единст<венном> числе — «Осколок»[30].
Если Вам по душе «На Западе», я сам малейших авторских прав на это сочетание слов не предъявляю[31].
До свидания. Крепко жму Вашу руку. Простите, что не отвечаю о другом — о Пушкине, о Есенине и проч.? — но тороплюсь отправить письмо. Дней через 10 я буду в Париже на месяц. Адрес — тот, что указан в анкете.
Что же Ваш журнал, о котором мне из Нью-Йорка писало уже человек пять?[32]
Ваш Г. Адамович
5
29/I-1953 <Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович
По-моему, в тексте стихотворения «Из голубого обещанья…» опечаток нет[33]. Если Вам кажется, что есть, то, вероятно, Вам хотелось бы что-нибудь изменить и исправить. Будьте так добры, сообщите, что именно (если предположение мое правильно). Вопреки распространенному мнению, я считаю, что стихи исправлять можно и «со стороны». Иногда «со стороны» видно то, чего не видит автор.
Но я просил бы Вас поставить необходимые многоточья, т. е.:
19
Речь идет о романе К.Н.Леонтьева (1831–1891) «Подлипки» (1861). Долгие годы Иваск занимался биографией и творчеством Леонтьева, написал о нем большую книгу «Константин Леонтьев» (частично была опубл.: Возрождение. 1961–1964. № 118, 121, 124–131, 146–151); далее в письмах Адамович обсуждает начавшуюся публикацию. Книга вышла отдельным изданием (Bern; Frankfurt am Main, 1974), ныне переиздана в сб.: К.Н.Леонтьев: Pro et contra: Личность и творчество Константина Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей: В 2 т. Т.2. СПб., 1995. «Подлипкам» была посвящена отдельная статья Иваска; «Подлипки» К.Леонтьева // НЖ. 1955. Кн.40. С. 142–152.
20
Имеется в виду повесть Ф.М.Решетникова «Подлиповцы» (1864).
21
Речь идет о широко известной статье Леонтьева «Анализ, стиль и веяние: О романах гр. Л.Н.Толстого» (1891). См.: Бочаров С.Г. Эстетический трактат К. Леонтьева // Вопросы литературы. 1988. № 12.
22
Из статьи «Загородная поездка» (в настоящее время ее принадлежность Грибоедову оспаривается). В оригинале читается: «…чужие между своими!» (Грибоедов А.С. Соч. М., 1988. С.383).
23
В свою антологию Иваск включил следующие стихи И.А.Бунина: «Потерянный рай», «Сириус», «У птицы есть гнездо, у зверя есть нора…», «Печаль ресниц, сияющих и черных…», «Венеция», «Уж как на море, на море…», «Льет без конца. В лесу туман…» и «Дочь». См. также: Иваск Ю. Бунин//НЖ. 1970. Кн. 99. С. 106–122.
24
Стихи Н.П. Гронского были включены Иваском в антологию «На Западе».
25
Иваск учился в аспирантуре Гарвардского университета и писал работу «Вяземский как литературный критик» (защитил в 1955).
26
Упоминаемая анкета среди писем не сохранилась, чему она была посвящена, нам неизвестно.
27
Имеется в виду строка из стихотворения «Ночь… и к чему говорить о любви…», включенного Иваском в антологию.
28
См. письмо 2.
29
Строка из стихотворения «Нет, ты не говори, поэзия — мечта…» (см. о нем примеч. 13).
30
Название «Осколки» (или «Осколок») в антологии Иваска не встречается (возможно, рассматривалось как вариант общего заглавия книги). «Осколки» — юмористический иллюстрированный журнал (1881–1916); «Искра» — также иллюстрированный еженедельный юмористический журнал, однако более раннего времени (1859–1873).
31
Название антологии Иваска совпадало с названием сборника стихов Адамовича (Париж, 1939).
32
Имеется в виду журнал «Опыты», первый номер которого вышел в 1953. 19 декабря 1952 один из редакторов будущего журнала Р.Н.Гринберг писал Р.О.Якобсону: «С нами уже сейчас Набоков, Вейдле, Маковский, Гингер, Присманова, Иваск, Адамович, Иванов и другие…» (Роман Гринберг и Роман Якобсон: Материалы к истории взаимоотношений / Вступит. Ст. публ. и примеч. Р. Янгирова // Роман Якобсон: Тексты, документы, исследования. М., 1999. С. 209).
33
Строка из стихотворения «Из голубого океана…», включенного Иваском в антологию «На Западе».