Страница 37 из 68
Разгневанный, со сверкающими глазами, он угрожающе надвигался на безмолвствующих венгров, пока не очутился лицом к лицу с командиром отряда Маркосом Даби.
У Даби из-под еле державшейся на макушке шапки выбивались на лоб огненно-медные волосы.
В бригаде хорошо знали Маркоса — лучшего партизанского снайпера, горячего и своенравного, но беззаветно храброго. Потомственный батрак, он в начале войны гнул спину в имении одного из отпрысков фамилии Эстергази — богатейших венгерских феодалов. Чтобы не идти на фронт, Маркое отрубил себе топором два пальца на правой руке. Это избавило его от призыва в армию, но ему еще долго пришлось изнурять себя каторжным трудом в конюшнях и в хлевах помещика, поставляющего провиант для гитлеровских войск. Потом Маркос услышал о партизанах, действующих у берегов Адриатического моря. Вместе с другими батраками Маркос, захватив фамильные охотничьи ружья и старинные пистолеты помещика, ушел в лес, а позднее пробрался к партизанам. У него был меткий глаз и сердце, исполненное ненависти к врагу, и вскоре о Маркосе заговорили во всех отрядах бригады. За короткий срок он был дважды ранен в грудь навылет, но это не мешало ему добровольно вызываться на самые трудные, опасные дела.
Зная нрав Маркоса, Ферреро ждал горячего объяснения или запальчивого протеста. Спокойный тон венгра поразил его.
— Зачем вы кричите, командир? — глухим от печали голосом, укоризненно сказал Маркос. — Разве мы бежим? Мы уходим честно, сдаем оружие. Вот только эти штуки я оставляю при себе. Я их сам принес. — Он показал на кремневые пистолеты, ручки которых, отделанные перламутром, торчали у него из-за пояса.
— Что… что такое?.. Вы, значит, открыто заявляете, что струсили? — изумился Ферреро.
— Среди нас нет трусов. Но оставаться здесь нам больше нельзя.
Ферреро снова вскипел.
— Да что вы, рехнулись, черт вас возьми? — крикнул он, обращаясь ко всем венграм.
— Мы уходим, чтобы не быть уничтоженными, — ответил за них Маркос.
— Товарищ командир, — вмешался Мехти, — им кто-то сказал, что в одной из партизанских частей на прошлой неделе тайно расстреляли венгров.
— И ничего более умного они не могли придумать? — перебил его Ферреро.
— Мы не придумали это, — возразил Маркос. — Нам принес эту весть Шандор Дьердь, он никогда не лгал и может подтвердить свои слова, если не умер.
Еще утром дозорные подобрали на тропе тяжело раненного незнакомого партизана-венгра. Вспомнив об этом, Ферреро кинулся ко входу в хижину. В узких сенях доктор мыл руки в эмалированном тазу.
— Я хочу поговорить с раненым, которого доставили утром, — сказал Ферреро.
— Поздно, он уже при смерти, — покачал головой доктор. Он снял с гвоздя полотенце и вытер руки.
— Он больше не приходил в себя? — быстро спросил Ферреро.
— Приходил дважды. Поэтому я и собирался идти к вам.
— Что он говорил?
Доктор наклонился к уху командира и вполголоса сообщил:
— Его зовут Шандор Дьердь. Он говорил, что к ним прибыл какой-то отряд, увез на грузовиках всех венгров из их части и расстрелял в глухом ущелье. Сам Дьердь был ранен, отполз в сторону и слышал, что отряд, расстрелявший их, собирается идти дальше…
— Куда дальше?
— В другие части, выполнять приказ о расстреле венгров.
— Чей приказ?
Доктор еще ближе придвинулся к Ферреро:
— Из штаба корпуса, — шепнул он.
Ферреро так сжал доктору руку, что тот тихо охнул от боли.
— Кто слышал об этом? — в упор смотря на доктора, проговорил Ферреро.
— Только я. Раненый с трудом произносил слова. Я больше угадывал их по движению губ…
— И вы забыли его слова! — повелительно и жестко сказал Ферреро.
Он отпустил руку оторопевшего доктора и поспешил обратно к венграм.
Говорил он с ними теперь спокойно, даже ласково.
— Слушайте, ребята, ведь у нас же один враг, одна цель…
Венгры слушали настороженно, недоверчиво.
— И разве не побратала нас кровь, пролитая нами? Тебя, Маркос, — со мной, меня — с Михайло, Михайло — с тобой?
Ферреро замолчал, обвел венгров пытливым взглядом:
— В корпусе, друзья, действует вражеская рука. Та самая, что подослала мне начальника штаба — предателя, а теперь занеслась над нашим братством. Но от вражьей руки ничего другого и не жди. Вместе с вами будем стараться обезвредить ее.
Ферреро подозвал к себе Мехти и Маркоса и, когда они подошли к нему, неожиданно обнял их за плечи:
— А вот тем, что вы поверили, будто можно разбить кровью скрепленное братство Ферреро, Маркоса, Михайло, — этим вы крепко обидели меня!
Венгры заволновались. А командир бригады, простой, суровый, справедливый, стоял перед ними и ждал, что они ответят.
Мехти шагнул к венграм. Ему трудно было говорить, потому что приходилось говорить о себе.
— Вот что, ребята, — сказал он. — Что бы вы подумали обо мне, если бы я, оправившись от раны, которую нанес мне предатель, покинул своих товарищей? Подумали бы, что Михайло — трус, что Михайло смалодушничал.
К Мехти подошел один из венгров, вихрастый молодой парень:
— А ты знаешь, что я однажды один отстреливался от пятидесяти фашистов? И держался до тех пор, пока не покончил со всеми?
— Все знают об этом, — сказал Мехти.
— Вот. И другие наши ребята не отсиживались по землянкам! — запальчиво продолжал венгр.
— И это верно, — согласился Мехти.
Ферреро внимательно слушал их разговор.
— Но что нам остается делать, если в партизанских бригадах расстреливают наших братьев?
— Командир, по-моему, сказал уже, что это враг хочет расстроить наше братство. Наш долг не отступать перед врагом, а разоблачить и сразить его!
Молодой венгр задумался и спросил:
— А как бы ты поступил, если бы вдруг ни с того ни с сего кто-то стал расстреливать русских?
Ферреро выжидательно взглянул на Мехти.
— Во-первых, — ответил Мехти, — я не уверен, что те, кто расстреливают венгров, не расстреливают сейчас и русских. А во-вторых… Вот послушай… Я был еще мальчишкой, когда у нас начали строить первые колхозы. Нелегко было тогда советской власти. Кулаки поняли, что им крышка, и совсем озверели! Они стреляли в тех, кто решил жить по-новому!.. Но советские люди не испугались, не спасовали перед трудностями: они стали только прозорливей, бдительней и беспощадней и сумели очистить страну от вражьей нечисти. Борьба, борьба до победного конца! До последней капли крови. Только так!..
Слова Мехти прозвучали, как суровая клятва. К нему подошел взволнованный Ферреро; ему, видно, многое хотелось сказать Мехти, но он только молча обнял его.
Маркос Даби, прямо смотря в глаза командиру, сказал:
— Прости нас, командир. Мы погорячились. Прости.
Ферреро улыбнулся.
Послышались глухие голоса:
— Не надо обижаться, командир.
— Тебе верим.
— Не о тебе говорили…
Перекрыв голоса венгров, Ферреро резко скомандовал:
— Ну, раз так… Разобрать оружие!
Мехти подошел к стене, нагнулся, взял из пирамиды карабин и подал его Маркосу.
— Возьми, — мягко сказал он.
Маркос решительно протянул руку и, взяв карабин, поцеловал его ложе.
Венгры пришли в движение. Мехти начал разбирать пирамиду, вручая каждому из венгров его оружие, патронташ, сумку. Движения его были быстры, легки, веселы.
— Вот так, — удовлетворенно крякнул Ферреро. — И чтобы я видел это в последний раз!
Когда он вернулся в палатку, Сергей Николаевич все еще сидел над листами бумаги.
Ферреро уперся руками в стол и нагнулся к полковнику.
— В соседних частях расстреляли венгров, — почти шепотом сказал он.
Полковник невольно подался вперед:
— Кто расстрелял?
— Указания исходили из штаба корпуса. Завелась там, видно, какая-то нечисть. Мы воюем, а они…
Полковник сидел неподвижно; не слышно было даже его дыхания.
После долгого раздумья он сказал:
— Надо выяснить, чьих рук это дело!
— А как?
— М-да… — Полковник поднялся с места. — Ну что ж, будем воевать дальше. А выяснить — все же выясним…