На дальних берегах

— Вот как? — сдержанно улыбнулся Росселини, разливая вино по бокалам. — Ну что ж, выпьем за здоровье моего друга. — Он поднял свой бокал и, помедлив, добавил: — И вашего супруга… Конечно, раньше всего я должен был поднять бокал за ваше здоровье, синьора, но болезнь Пьетро заставляет меня нарушить обычай.

Он глотнул вина. Гостья произвела на него приятное впечатление: она была и изящна и как-то мило наивна… Молодость!..

— Кстати, что у него за болезнь? — снова спросил Росселини, хотя прекрасно помнил, что старик все время жаловался ему на печень.

— Пьетро говорит — вы с ним друзья по несчастью. У него что-то с печенью. — Анжелика улыбнулась. — Он даже пошутил как-то: «Каждый раз, когда меня мучает печень, я вспоминаю об Эрнесто».

Эрнесто Росселини снял очки. Кажется, он начинал верить, что перед ним настоящая жена Фраскини. Он даже вздохнул облегченно. И тут же спохватился: надо не медля исправить свою прежнюю неловкость; он вел себя так, что жена Фраскини могла обидеться. А этого нельзя было допустить. Фраскини все-таки финансовый король, магнат, миллионер, «персона грата», а Росселини живет всего парой заводиков на побережье да небольшими поставками продовольствия. Правда, Фраскини иногда искренно удивлялся изворотливости и прозорливости Росселини, но все равно — разве их можно сравнивать?

— Поздравляю вас, синьорина, с таким мужем, как Пьетро, — горячо воскликнул он, поднимая свой бокал. — А его мне хотелось бы поздравить с такой женой.

— Благодарю вас… У Пьетро, кстати, есть к вам одно дело. Он никому не хочет доверяться, кроме вас. Дело, как он говорил, выгодное; но только я ничего не поняла. Ваши дела для нас, женщин, всегда останутся, непостижимыми! — Анжелика весело рассмеялась. А потом вдруг встрепенулась: — Святая Мария! Я, кажется, окончательно потеряла голову!

— Что случилось? — встревожился Росселини.

— Я совсем забыла познакомить вас с моим братом. Он в машине. Вы знаете, он служит теперь в немецкой армии и получил довольно солидный чин — майора!..

— О, непростительно с вашей стороны, синьора, держать на улице майора немецкой армии! — Росселини протянул руку к стене и позвонил.

— Вы и не представляете, как он красив в немецкой форме!

— Мы, итальянцы, должны гордиться вашим братом, синьора Фраскини. — Росселини прижал руки к груди. — Великая честь для итальянца — служить в немецкой армии!

— И знаете, — доверительно, не без хвастовства сообщила Анжелика, — адъютант у брата хоть и простой солдат, но настоящий немец, чистокровный ариец!

В комнату вошел секретарь.

— Пригласите сюда синьора… — Росселини повернулся к Анжелике.

— Антонио. Он еще очень молод. Просто Антонио.

— …синьора Антонио и его адъютанта.

— Да, вот еще что. Передайте шоферу, чтобы он поставил машину во дворе, — попросила Анжелика секретаря. — На улице сильный ветер.

Секретарь вопросительно взглянул на хозяина.

— Открой ворота! — коротко приказал Росселини.

Все шло как нельзя лучше. Сильвио с машиной укрылся во дворе особняка; Мехти и Вася были приглашены в дом. Майор не пожелал взять с собой адъютанта и оставил его внизу.

Когда майор вошел в комнату, Росселини встал и направился ему навстречу.

— Хайль! — неожиданно воскликнул Мехти вместо обычного итальянского приветствия.

Но Росселини это не смутило. Он браво выкинул вперед руку. Не смутило его и то, что майор пренебрег своим родным языком и заговорил с ним по-немецки. (Мехти не в совершенстве знал итальянский язык.) Желая продемонстрировать перед онемечившимся майором свою преданность третьей империи, Росселини в разговоре намекнул, что все поставки он выполняет своевременно, и сообщил также, что сумел навести порядок на двух заводах. Потом он выразил уверенность, что в ближайшее время начнется новое наступление немецкой армии по всему фронту, особенно в России.

— И я надеюсь, что синьор Антонио в предстоящих боях докажет фюреру, насколько преданы ему итальянцы! — пылко заявил Росселини.

— Разумеется! — сухо ответил майор.

А внизу в это время происходило следующее. Вася вел себя, как заправский эсэсовец, и проявлял дотошную бдительность, заботясь о безопасности своего начальника. Он всюду совал свой нос, велел секретарю впустить в дом Сильвио, чтобы тот немного согрелся. Вася с трудом объяснял старику, чего он от него хочет, немилосердно коверкал итальянские слова: при этом щека его дергалась, а сам он заикался и выводил этим из терпения раздражительного, желчного старика.

После появления Сильвио старику стало легче: Сильвио оказался прекрасным переводчиком, и старик был рад хотя бы тому, что теперь ему все понятно. Он не смог понять только одного: почему молодой немец приставил вдруг к его затылку дуло своего браунинга. Не смея оглянуться, старик бросил умоляющий, взгляд на Сильвио. Сильвио посоветовал ему вести себя тихо и доходчиво объяснил, что немец требует ключи от черного хода и ворот. Секретарь немедленно полез в карман, но не успел он вытащить руку, как Сильвио подскочил, схватил его за кисть. Секретарь оказался вооруженным. Миниатюрный пистолет, который Сильвио извлек из его кармана, пришелся юному партизану по душе.

— Ключи! — приказал он старику.

Старик понимал, что с такими желторотыми птенцами шутки плохи. Налетчик постарше и поопытней может быть и не решился бы пустить ему в затылок пулю и поднять шум, а мальчишки этих тонкостей не понимают. Они по любому случаю рады нажать на курок. Сопротивляться было бессмысленно.

Как и остальным его спутникам, Сильвио хорошо было известно расположение комнат. Он без труда отыскал комнату горничной и, показав женщине пистолет, попросил ее не шуметь. На нее, однако, это не подействовало.

— Ах ты, бандюга, — негодующе и как-то удивленно сказала горничная. — Да как ты сюда попал? Вон отсюда!..

Сильвио сжал губы и медленно поднял свой пистолет.

— Боже правый! — вскрикнула женщина и хотела выбежать из комнаты, но споткнулась о подставленную Сильвио ногу и грохнулась на пол.

В одно мгновение Сильвио оказался на ней верхом; он воткнул ей в рот промасленную паклю и крепко связал руки и ноги. Потом с усилием поднял ее и уложил в углу комнаты. Уходя, Сильвио сказал:

— Да не бойся ты, ничего я у вас не украду. И вовсе я не бандит.

И он поспешил вниз, помогать Васе.

Когда секретарь увидел в руках Сильвио веревку, он понял, что ему ничто не угрожает, и присмирел.

Вручив «бандитам» нужные им ключи, старик преспокойно дал себя связать.

Все обошлось хорошо, и Сильвио чувствовал себя героем дня. Он готов был сейчас на любой подвиг! Признаться, ему даже хотелось, чтоб они столкнулись с опасностью. Вот тогда он показал бы Мехти, на что он способен!

А в комнате, где сидел Росселини с гостями, раздался в это время телефонный звонок. Майор резко изменился в лице. Не успел Росселини подойти к телефону, как майор дал отбой и тут же выключил телефон. Синьора Фраскини встала.

— Все! — напряженно сказал Мехти.

— Простите, — растерянно обратился к нему Росселини. — Но мне могут позвонить по очень важным делам.

Оглушительный взрыв сотряс дом, заглушил слова Росселини. Он увидел в окно огромное зарево, поднявшееся в районе виа Фортуна.

Росселини повернул голову, и лицо его залила бледность. Майор в упор глядел на итальянца; в руке он сжимал пистолет. Росселини быстро перевел взгляд на Анжелику. Сейчас она уже не была похожа на молодую светскую даму. Так, как она, смотрели на него работницы в каждом цехе его завода, — взглядом, полным ненависти.

— Сколько? — спросил Росселини.

Не получив ответа, он сам назвал сумму. Майор молчал. Тогда Росселини поднял сумму с тысячи лир до полумиллиона, а потом и до миллиона.

В ответ ему было предложено поднять трубку и позвонить управляющему. Он должен был сообщить о своем срочном отъезде в Венецию.

Мехти включил телефон и протянул Росселини трубку.

— Но мне не нужно в Венецию! — запротестовал Росселини.