Страница 51 из 148
Вместо того чтобы бесплодно раздваиваться, воля и непроизвольные процессы могут плодоносно составлять без раздвоения некоторое стимулирующее себя в себе самом целое (das sich in sich fördernde Ganze sein) или же бороться друг с другом, ограничивать друг друга и только затем вновь собраться в единство.
С одной стороны (стороны непроизвольных процессов) стоят рост и становление, полнота и сила; с другой стороны (стороны воли) - делание и цель, выдумка и конструирование. Если бы мы приняли эту противоположность как наличную, а не только как имеющую относительную значимость абстракцию, то именно воля оказалась бы в ней нетворческим началом: она была бы в зависимости от данного вещества, который она только упорядочивает и формирует, она получала бы существенность от того, над чем она трудится и что должно быть дано ей извне. Но как машина производит что-то, только если в нее подается подлежащее переработке вещество, в противном же случае работает вхолостую, - так же точно и воля. Клагес31 рассматривал волю таким образом и конструктивно точно описал ее. Воля закрепляет (macht fest) и определяет, она совпадает с рассудком. По сравнению с жизнью в ее неповторимой ритмичности она составляет регулярное и доступное для подражания. Ее торможение создает меру и единообразие. Воля насильно сужает пространство возможностей для полноты стремления, придает ей закономерность и позволяет использовать ее (macht sie nutzbar). Клагес рисует картину опустошенного воздействия воли.
Если спросить, что может воля, то при подобном взгляде ответ будет: не может ничего. Человек, с этой точки зрения, не может превзойти себя самого в хотении, он только может направить свои душевные силы как бы в упорядоченные каналы. В таком случае эти силы и являются его подлинной сущностью, и он отнюдь не в воле бывает самим собою. Если бы эта воля захотела materialiter создать нечто, отсюда поневоле возникла бы лишь иллюзорная действительность. Субстанция моего существа остается данной в неизменном виде, воля ограничивает ее, но выбора в собственном смысле слова не совершает; она искусственно делает нечто такое, что не есть субстанция; из-за этой искусственности всякое самовоспитание сделалось бы неподлинным; неправда заключалась бы уже в самой этой воле.
Это описание выражает и кое-что правильное, потому что воля, формализуя, может вызывать кажимость чего-то, чего в действительности нет. Эта воля есть воля, отвлеченная от своего истока, которая осталась бы, если бы в нем не осуществляло себя Я, как экзистирующее Я, но лишь произвольно действовало бы, в нескончаемости возможного, сознание вообще.
Если воля может ограничивать и формировать, а затем опустошать, то все-таки она, уже как эта формальная воля, может и больше: не только тормозить и вытеснять, но стимулировать и проявлять32 то, что скрыто в душе как возможное.
И наконец, разделение между волей и непроизвольными процессами наличествует только для объективирующего психологического рассмотрения, противопоставляющего друг другу две мощи. Волю, о которой мы говорим, что она свободна (von dem wir Freiheit aussagen), вообще невозможно рассматривать непосредственно, но можно только - именно в отличие от подобного предметного рассмотрения - просветлять ее через призыв. Но это рассмотрение уже подводит нас к границе: Если самобытная воля работала бы вхолостую, откуда в таком случае она черпает свою силу? Если эта сила - ее собственная сила, то она сама есть существенная мощь (Macht); если же это - другая сила, на службе которой состоит воля, то она есть не более чем орудие.
Возможно, между тем, просветлить волю как всеобъемлющее начало, как подлинную мощь (Macht) человека в его экзистенции, -бесконечную и темную в себе силу, как непроизвольное, конечную и определенную в каждом мгновении ясности, как произвол. Правда, воля бывает явлением всегда только в форме воления некоторой цели, в котором она понимает сама себя для этой ситуации и для этого мгновения. Всякая механизация воли есть опустошенная форма этой ее подлинной сущности, еще допускающей такую механизацию в упорядочивающем дисциплинировании, как зависимую от нее же самой. Сама воля отличала бы себя как подлинное самобытие в полноте своего содержания, которое она носит в себе еще непроизвольно, от пассивного роста и становления как естественного бытия жизни.
5. Формы воли.
- Если воля как ясное сознание цели хочет чего-то, то рассудок должен прежде поставить перед деятелем это нечто и средства к его достижению.
Воля, при помощи рассудка, постигающего свои собственные границы, проясняет себе, что в своей знаемой предельной цели она имеет не предельное само по себе (das Letzte an sich), но что эта цель встраивается во всеобъемлющее. Воля в совершенстве постигает только объективно-определенное в возможности своего вмешательства: но при этом она повсюду встречает границы. Пусть даже она стремится к величайшей ясности представления целей и мотивов, эту ясность всегда объемлет то, из чего воля черпает свои содержательные силы. Если эта несущая основа пропадет (versinkt), если конечная цель станет абсолютной, то произойдет механизация. Хотя я знаю, чего я собственно хочу, только применительно к своим ближайшим целям, и знаю это, быть может, на обширную перспективу; но то, что я знаю таким образом, как таковое не абсолютно.
У границ ясной воли мы видим, при психологически-наблюдающем рассмотрении, неосознанные и скрытые мотивы, доступные пониманию исходя из общих свойств инстинктов и индивидуальных условий; мы видим, кроме того, внешний авторитет, которому воля повинуется, не постигая его в его содержании. Эти границы как конечные границы могут стать прозрачными для взгляда наблюдателя и подлежат изучению в их многообразии; поскольку взгляд не проникает за них, они суть границы актуальной ясности деятеля. Однако непроницаемо для взгляда наблюдателя воля опирается на идею и экзистенцию. К знающей ясности деятеля для его сознания вообще привходит не совершенная темнота на границе самонаблюдения, но возможная экзистенциальная ясность присущей ему самодостоверности: я должен делать так, если я верен себе. Эта воля, которая, психологически непостижимым образом, способна изначально двигать меня в единстве ясности целесообразного с ясностью экзистенции, потому что я сам есмь эта воля, допускает косвенное просветление своего существа:
Формальная воля и рассудок, вместе взятые, не имеют в себе движущей силы. Эта сила приходит из тех конечных психических влечений, которыми другая сила может воспользоваться как мотором, например из влечения к послушанию. Или же она может прийти из тотальности идеи; это словно бы большая воля, пафос которой превосходит объем ее отчетливо понятных целей, но единство которой непроницаемо для рационального взгляда. Большая воля есть воля посредством идей на основе экзистенции (Der große Wille ist ein Wille durch Ideen auf dem Grunde der Existenz). Вопросы: для чего? Какова последняя цель? - для рассудка навсегда остаются без ответов, но в бесконечном процессе откровения (im unendlichen Prozeß des Offenbarwerdens) вспыхивают, в последующей жизни и деятельности, те или другие конкретные конечные цели. Даже если рассудок неспособен дать ответа на вопрос о последней цели, пафос воли и не нуждается в ответе, потому что воле в конечном живо присуще сознание бесконечного (weil ihm im Endlichen das Unendliche gegenwärtig ist). Воля только конечная формализована, большая же воля - формирует без формализации (formend ohne Formalisierung). Она составляет силу формальной воли, поскольку эта последняя изначально содержательна.
Поскольку наше существование во времени никогда не остается на одинаковой высоте, в волении мы всегда попадаем в уклоняющиеся направления, которые как фиксированные становятся совершенно неистинными:
а) Если пафос идеи и экзистенции на время ослабевает, то смысл высоких мгновений возможно бывает удержать в рациональной воле, как бы в некотором оборонительном приспособлении (Defensivapparat). В низинах существования я с ясным самосознанием защищаю себя самого тем, что следую усвоенным мною правилам и законам.