Страница 19 из 148
б) Если Я как сознающее само себя может противопоставить себя другим и своему миру, - это означает некоторый скачок. Я отличает себя и тем самым обретает исконную независимость. Этот скачок сопряжен с развитием, подводящим к ясному и убедительному, всеобщезначимому мышлению, в котором мир, прежде подобный сновидению, кристаллизуется в определенные, запоминающиеся и узнаваемые предметы и закономерности18.
После обособления независимого Я возникает вопрос, как понимают друг друга Я и Я и как они обращаются друг с другом. Если мы представим себе, что эта, в первобытном существовании самая отчетливая и бесспорная, общность исчезла, то остаются люди как существующие атомы-Я и их отношение как отношение рассудка к рассудку и существования к существованию.
Налицо, во-первых, понимание от Я к Я благодаря общему пониманию объективной вещи как содержания мысли, в котором известная правильность постигается и признается как таковая, или практика, в которой совместно избирается некоторая цель с относящимися к ней средствами. Эти общности имеют безличный характер, в них всякое Я, несмотря на свою формальную самостоятельность, в принципе может быть замещено другим Я, все точки Я взаимозаменяемы.
Во-вторых, у отвлеченного Я налицо возможность обращаться со всяким другим Я, как с вещью. Совместное понимание вещных содержаний, так же как и психологическое понимание мотивов другого, используются только как средство для того, чтобы привести другого туда, где мы желаем, чтобы он был вследствие некоторой цели, которую мы оставляем только за собой. Другого в этом случае не признают существованием равного с нами достоинства, сообщая ему содержание своего воления, но воздействуют на него как на подчиняемый объект природы, принимая меры, окончательного смысла которых он не понимает, держа себя с ним и обходясь с ним таким образом, что цели нашего обращения остаются неизвестны ему. Здесь также не возникает какого-либо личного отношения. Но в то время как в совместном понимании некоторой вещи мы безлично считаемся с другим как с отдельным Я, хотя мы и обращены всецело на самую вещь и видим другого только в этой вещи,-здесь сам другой становится вещью, и всякое сообщение и отношение - только средством господства над другим, как и при господстве над вещами. Если это отношение взаимно, то возникает борьба за то, кого из двоих средствами умолчания и кажимости коммуникации сделают направляемой вещью.
в) Во всех этих коммуникациях меня мыслят только как рассудок некоторого сознания вообще. Но возможность этой универсальной рациональности есть лишь среда, в которой я еще остаюсь возможным как экзистенция. Хотя я есмь я сам не благодаря ratio, но без него я не могу стать самим собою. Я приступаю к коммуникации в вещах, которые тождественны для каждого, но превосхожу их уже там, где постигаю вещь в чистом виде.
Ибо человек никогда не есть только формальное Я рассудка, и никогда не только существование как витальность, но он есть носитель некоторого содержания, которое или сохраняется в темноте первобытной общинности (in dem Dunkel primitiver Gemeinschaftlichkeit), или же осуществляется при посредстве духовной, осознаваемой и никогда в достаточной мере не знаемой целостности. Эта целостность как идея объемлет общность ясной рассудку определенности и целесообразности, но существенно отличается от эгоцентрической заинтересованности смутно сознающего себя, связанного влечениями индивида. Она направляет не с помощью определенных, допускающих разумное обоснование целей, но через включение во взаимосвязь смысла, в котором индивид обнаруживает себя расширившимся до целого мира, и его наполняет желание предаться этому миру.
Господствующая идея сама не есть предметное дело (Sache), но она является все же всеобщей благодаря своей целостности, а потому, поскольку безлична, привязана к осуществлению в субъектах, называющих ее в превосходном, непредметном смысле своим «делом». То, что на взгляд извне имеет вид первобытной общности, может стать плотью идеи, но может стать ею только через промежуточное звено сознательной независимой самости Я вообще, которая в таком случае совершенно преображает эту примитивность и бесспорность. Общность в идее некоторого целого - этого государства, этого общества, этой семьи, этого университета, этой профессии - впервые приводит меня в содержательную коммуникацию.
Однако и в этой коммуникации еще не происходит отождествления меня с самим собою. Правда, моя жизнь в объективности мирового существования может быть наполнена содержанием только через причастность идеям, но индивид сохраняет за собой самостоятельность, которая может разбить эту объективность, а потому все еще противопоставляет себя ей, если даже он как эмпирический индивид целиком растворяется и исчезает в ней. Коммуникация в идее и ее осуществлении экзистенцией хотя и ставит человека в более тесную близость с другим, чем рассудок, цель и примитивная общность, но таким образом не становится возможной абсолютная близость моего «я сам» с другой самостью, в которой стала бы совершенно невозможной какая-либо заменимость одной другими, и которой, может быть, с точки зрения идеи позволительно было бы пренебрегать как чем-то частным.
Социологические отношения, с той их стороны, которая укоренена в субъектах, можно проследить в этих трех надстраивающихся одно на другом направлениях: примитивной общинности, дельной целесообразности и рациональности, определенной идеями духовности содержания19. Тем не менее: какие бы особенные стороны действительности социологических отношений мы ни избирали предметом своего рассмотрения, мы всякий раз только в крайних случаях удовольствуемся тем, чтобы интерпретировать нечто сугубо в терминах психологии масс и исходя из примитивной общности, чисто рационально и целесообразно, чисто идеально и исходя из некоторой целостности. Идет ли речь о целях совместного труда (профессиональная солидарность, отношение коллег по службе), об отношениях учителей и школьников, врача и пациента, начальников и подчиненных, продавцов и покупателей, служащих банка и клиентов, или о ведущих переговоры противниках при заключении договоров, судебных инстанциях, истцах и ответчиках в суде, о порядке парламентских и подобных им дебатов, или о дружеских компаниях и праздновании торжественных случаев, об отношении друзей, товарищей, братьев по оружию или о союзах, - всякий раз психологическая действительность составляет основание, целесообразность и рассудок - среду, в которой добиваются авторитета, идея же целостности и принадлежность к чему-то объемлющему есть упорядочивающее, более или менее осознанное начало связи (Bindung), которое, правда, может и истончаться, вплоть до полного его отрицания, но всегда остается, по крайней мере, как возможное.
И все же, представляя себе три становящихся объективными способа коммуникации, мы живо почувствовали их границы; в них артикулируется направление к экзистенциальной коммуникации, но сама она еще не улавливается. У наивно-субстанциальной общности границей было: утвердившееся на самом себе Я; у коммуникации этого Я как заменимой точки с другим Я есть еще одна граница: объемлющая идея целостностей, в которых они оба действуют, которыми они связаны не причинно, а идеально. Наконец, граница подчиненной идеям коммуникации, - это экзистенция. Привязанная таким образом в своем явлении ко всем ступеням предшествующих ей форм коммуникации, она не заключена ни в одной из них. Экзистенция в своей изначальности состоит в актах коммуникации, относящихся единственно лишь к ней одной. По сравнению с объективными коммуникациями они незримы, ибо могут быть пережиты опытно только в самой экзистенции. В ней я пребываю, вкладывая все свое существо, а не только участвуя своим существованием или при посредстве передаваемых всеобщим образом форм.
2. Неудовлетворенность коммуникацией, не становящейся экзистенциальной.