Страница 39 из 43
Параллельно кадеты приходят к утверждению идеи внепартийности правительства. Профессор Г. Г. Тельберг в одноименной статье, напечатанной «Сибирской речью» в августе 1918 г., ставил обязательным условием для вступления в правительство выход министра из рядов политической партии и пояснял: «Конечно, этот выход отнюдь не означает перемены политических убеждений. Это – лишь освобождение из-под опеки узких партийных организаций, от партийных директив, от партийной дисциплины, от партийной ответственности… Противоположная этому система была испробована в младенческую пору нашей революции в коалиционном кабинете Керенского. Там каждый политический деятель вступал в состав правительства как делегат определенной партии…, получал от партийного комитета мандаты и директивы, связан был партийной дисциплиной… Немудрено, что правительство, состоявшее из таких министров с различными резолюциями в кармане, уподоблялось той крыловской тройке, которая усердно тянула воз в разные стороны и не могла сдвинуть его с места, пока не пришел сильный хищник, счастливый тем, что у него была лишь одна резолюция и одна директива (имелись в виду большевики – В. Х.)… Коалиция, построенная на сотрудничестве людей, остающихся в различной партийной зависимости, не может воплощать собою правительство. Это скорее конференция делегатов, уходящих каждые полчаса за кулисы, чтобы испросить инструкции от своих партийных комитетов». В деятельности правительства, по мнению Тельберга, «нет места духу партийной борьбы, а есть стремление примирить, согласить и объединить». В пример он приводил июльские события 1917 г., когда «инстинкт государственного деятеля, сознание близкой опасности, сведения контрразведки – все толкало правительство на путь решительной борьбы с большевизмом; но, так как партийные комитеты (имеются в виду ЦК партий эсеров и меньшевиков – В. Х.), далекие от понимания государственных интересов…подняли единодушный вопль против преследования «товарищей большевиков», то министры-социалисты… вместо того, чтобы разметать без остатка большевистский костер, предоставили ему тлеть, пока он не вспыхнул снова и не пожрал с одинаковой яростью и своих противников, и своих заступников». Опираясь на этот опыт, Тельберг делал вывод: «Нужно отбросить эту расслабляющую систему партийных министров, которых дергают, как марионеток, партийные комитеты… Дело партии работать над организацией общественного мнения и вести борьбу на этом просторном пути; но внутри правительства нет места ни партийной борьбе, ни партийной зависимости». Он сравнивал правительство с шахматной доской, «где ставкой – спасение Родины и где право свободного решения должно быть предоставлено ответственному игроку, перед которым все ходы и все фигуры, а не людям, которым из партийного окошка виден лишь один угол шахматной доски».[510]
Выступая поборниками централизации, кадеты добивались ликвидации всех областных правительств после образования центрального правительства. Постепенно у них крепла мысль, прямо высказанная представителями сибирской буржуазии еще в июне: о восстановлении дореволюционного административного аппарата управления, по крайней мере, на период войны. «Новое правительственное устройство, – писала «Сибирская речь» накануне исторического Уфимского совещания, – это дело просвещенного и вдохновенного творчества, на которое уйдет не меньше десятилетия напряженной работы в условиях государственного спокойствия. Пока неизбежно пользоваться старыми приборами… А вся наша машина управления – в централизации». Между тем, замечал кадетский публицист П. Васильев, со стороны самарского Комуча «мы снова видим безудержную партийную борьбу, снова слышим старые слова. Там, где требуются решительные действия, продолжаются бесконечные споры о народоправстве».[511]
В качестве допустимого компромисса с социалистами и с учетом позиций союзных демократий Антанты кадеты в эти месяцы высказывали согласованную с Союзом возрождения России идею Директории как своего рода «коллегиальной» диктатуры из 3 человек – кадета, социалиста и военного. Но на практике компромисс, достигнутый на Уфимском государственном совещании созданием 23 сентября 1918 г. 5-членной Директории, оказался неудовлетворительным для обеих сторон.
По воспоминаниям бывшего управляющего делами Сибирского правительства кадета Г. К. Гинса, «идея диктатуры носилась в воздухе. Ее культивировал Национальный центр, ее признал и пропагандировал торгово-промышленный класс».[512] Курс на диктатуру, взятый Восточным отделом ЦК партии, вызвал дальнейший отход от нее оставшихся в меньшинстве левых кадетов, сохранявших приверженность коалиции с социалистами по образцу правительства Керенского. Отражавший их настроения Л. А. Кроль в мемуарах писал, что Восточный отдел кадетского ЦК был «самым ярким проводником реакции в Сибири»[513] и состоял «из матерых реакционеров типа Жардецкого или из обезумевших от ненависти и с налитыми кровью глазами людей вроде Клафтона и других беженцев».[514] О Пепеляеве он писал, что «слепая ненависть к большевикам застилала у него все».[515] В воспоминаниях Кроль ясно обозначил мотивы фактического разрыва: «Директивы ЦК, привезенные Пепеляевым из Москвы, были для меня неприемлемы. В спасительность диктатуры я не только не верил, но считал ее гибельной для дела. Между тем директива, привезенная Пепеляевым, была весьма краткой: диктатура!»[516] Среди кадетов правого толка не принял столь радикального поворота профессор И. В. Михайловский, участвовавший во Временном Сибирском правительстве.
Особую неприязнь левых вызывал отличавшийся наиболее правыми взглядами и резкими нападками на социалистов редактор «Сибирской речи» В. А. Жардецкий, ставший ведущим публицистом партии на Востоке. О нем сложили популярное в оппозиционных кругах сатирическое стихотворение «Кадетский парус»:
Со своей стороны, правые кадеты обвиняли левых в политической слепоте и отсутствии должных выводов из Октябрьской катастрофы 1917 года. Как писал А. К. Клафтон Н. И. Астрову, они находятся «все еще в шорах прошлого и во власти фантастики».[518]
Так завершилось размежевание кадетов в Сибири, большинство которых вслед за ЦК партии по существу приняло идейный курс прежней партии октябристов (исключая лозунг монархии). Правда, следует отметить, что представители левого направления, сохранившие верность прежним политическим идеалам и потому отошедшие от партийной деятельности, при этом не всегда отказывались в дальнейшем от сотрудничества с правительством А. В. Колчака после переворота. Так, остался на посту министра его правительства В. В. Сапожников. Практически то же можно сказать о Г. К. Гинсе, который хотя и не относился к левому крылу партии и считал Директорию «нежизненным» образованием, но не был и безусловным сторонником диктатуры. Однако в правительстве Колчака он принимал деятельное участие вплоть до ноября 1919 г.
12 ноября 1918 г. Восточный отдел ЦК партии по докладу В. Н. Пепеляева принял окончательные тезисы: курс на диктатуру, осуждение итогов Уфимского совещания, опора на Совет министров (в большинстве состоявший из членов бывшего Сибирского правительства) против «левой» Директории.[519]
510
Тельберг Г. Г. О внепартийности правительства // Сибирская речь. 1918. 7 августа.
511
Сибирская речь. 1918. 4 сентября.
512
Гинс Г. К. Указ. соч. С. 189.
513
Кроль Л. А. Указ. соч. С. 189.
514
Там же. 163.
515
Там же. С. 80.
516
Там же. С. 97.
517
Там же. С. 190.
518
Цит. по: Иоффе Г. З. Колчаковская авантюра и ее крах… С. 106.
519
Дневник В. Н. Пепеляева // Красные зори. 1923. № 4. С. 87.