Шулмусы

Сказал то еврей и глазами страшными на корейца уставился. А тот не на шуточку совсем призадумался: «На кону умопомрачительная сумма. Оценил бриллиант Хасид хорошо. Даже благородно, считай. Мозги его у меня на ладони словно. Почему же так безжалостно врёт мой анализ?»

Кореец вновь напряг всю свою волю и снова взглядом все внутренности еврея наизнанку вывернул. При этом глаза Ю такое мощное поле излучали, что зрачки у Хасида перестали бегать и застыли, как замороженные. Но как ни пыжился кореец, результат был тот же: денег нет. Волнуется. Спешит. Обманывает.

И решил Ю ещё раз поверить себе. Вышел из-за стола, расстегнул ширинку и достал свой писюн некрупный. Ножичек затем перочинный вынул да носовой платочек. Левой рукой кожицу оттянул на члене, а правой – ножиком возле бородавочки её подрезал, да и выдавил осторожно камешек. Вытер бриллиант и на кон поставил. Ранку завязал носовым платочком и на место убрал хозяйство.

Только «Генерал Чо» коснулся стола, Хасид тут же к окну подошёл и знак кому-то внизу подал, растопырив пальцы на ладошке правой. Менее чем через полминуты отворилась дверь, в номер трое вошли и внесли сразу пять чемоданов толстых. Как только люди вышли, еврей лично раскрыл их и высыпал содержимое на пол возле стола, потому что на том места для денег не было.

– Смотрите! Считайте! Проверяйте! – зловеще улыбаясь, проговорил еврей, почему-то явно выдавая, однако, волнение очень сильное.

Денег принесённых было намного больше необходимо чем. На сильное волнение еврея должного внимания не обратили. Попробуй не заволнуйся при таком диком выигрыше. На том дело и закончилось: «Генерал Чо» вернулся к своему бывшему хозяину.

После того, как, улыбнувшись, Ю развёл руками, признавая поражение, Хасид свистнул в окошко.

Деньги упаковала команда шулера и испарилась почти мгновенно.

А Ю и не расстроился совсем. Даже наоборот, так хорошо на душеньке стало, как уже давно не было; и потому расплылся он в улыбке блаженной. Словно стакан очень хорошего старого вина по пищеводу, прошуршала по шершавым венам его юркая струйка адреналина. Потянулся Ю сладко да к столику фуршетному посеменил.

Дальнейшее пребывание на мероприятии всякий смысл потеряло. Корейцы наши продули всё как есть и играть не хотели больше; да и Ю хозяйство следовало хотя бы йодом обработать, потому и решили спешно домой ехать.

У всех, кроме него, настроение напрочь испортилось. Лишь Александр Петрович Фомин чинно расхаживал как мультимиллионер и был очень доволен. Драгоценная тысяча ласково грела сердце и ему совсем не хотелось покидать такое исключительно великолепное место (думалось ещё на чём-нибудь подразжиться), но сделать это, разумеется, пришлось всё же.

И вот наши герои покинули номер. Когда проходили мимо швейцара, тот стрункой вытянулся, но так и не получил причитающихся чаевых, чему удивился очень. Не знал человек, что нет копейки у благодетеля.

Когда из гостиницы вышли, обнаружили, что машины, на которой приехали, нет на месте. Угнали. Местные умельцы народные постарались. Но потеря эта умом не воспринималась после всего, что в тот вечер произошло. Сели, короче, товарищи в такси и домой поехали.

Молча ехали. Даже обычно словоохотливый Ю и тот не говорил, странствуя в блаженной прострации. А Александр Петрович Фомин восседал на заднем сидении так надменно и важно, как не может сидеть силовик советский, замусоленный технаришка. И богатым, и очень важным вдруг себя человек почувствовал, тем, кому говорить не пристало много.

Вот и ДОС. Александр Петрович первым вышел, желая с прибытком уйти скорее, знал хотя, без копейки все и что нужно платить таксисту. На халяву убраться не удалось. Под воздействием строгих и настойчивых взглядов Круглова и Шухова вздохнул тяжело Фомин, превознемогая сердечную боль, вынул из кармана сторублёвку и шоферу её подал. Получив сдачи пятьдесят рублей, сунул спешно деньги в карман Александр Петрович, всем своим видом давая понять, что это всё и никому он больше ни за что даже копейки не даст. Потому перестал торопиться Фомин и с коллегами своими домой пошёл, с корейцами распрощавшись, а те дальше покатили одни к себе.

Шли авиаторы по ДОСу к домам своим, и, как только подошли к развилке, где каждому в свою сторону идти следовало, Круглов спросил у Александра Петровича:

– Ты что, шабашку с нами не желаешь делить?

Фомин удивлённо глянул.

– Да уж не подумал ли ты грешным делом, что деньги твои все и нам из них не положено ничего? – не унимался Круглов.

– Ничего себе! – удивился Александр Петрович. – Откуда вы, товарищи, взяли, что деньги мои к вам отношение имеют какое-то? Ошибаетесь, коли так считаете. Пока вы, господа, фуршетничали, я сам заработал их, и головкой своей допёр, и ручонками довёл до дела…

– Эх ты, чмо помазочное! – презрительно оборвал мужика Круглов и, не подав на прощанье руки, увлёк за собою Шухова.

Чуть отойдя, Круглов остановился под фонарным столбом и из кармана пиджака вытащил ровно десять запечатанных пачек сторублевых купюр. Пять из них протянул Шухову:

– Возьми, половина твоя! Я не чмо помазочное! Сибиряк я! Думал на троих сто одну тысячу без пятидесятки делить придётся, да судьба иначе распорядилась. Двое осталось нас, третий скурвился.

В том, что Круглов стащил деньги у картёжников, Шухов нисколько не сомневался и потому расспрашивать особо ни о чём не стал, но да так просто – и от удивления, и от радости – всё-таки вопрос задал:

– Как это ты, Саша, умудрился? Убей, не пойму!

– Как-как? Молча! – ответил Круглов. – Как только почувствовал, что от Ю деньжонки в другую сторону катят, так и сконстролил хищение в особо крупных размерах. Вот тебе и всё. Хасид так смыться спешил, что не здорово по сторонам глядел. Что-то сильно торопило его. Вот и сдёрнул десяток пачечек как с куста.

– Что же мы делать-то с этими бешенными деньгами будем?

– Найдем что. Хуже, когда нету их, если же есть – так фигня проблема. Не дашь ладу, приходи ко мне, разберёмся вместе.

– Я бабе своей отдам, – решил Шухов. – У меня, если и появляется в руках что ценное, так или разобью, или потеряю, а то говно какое куплю, что ещё хуже. Рублей пятьсот на заначку оставлю. Нам надолго хватит с тобой.

– И я, как ты. Полкуска на загашник, остальные – бабе.

– Но, с другой стороны, как объяснить им, откуда деньги? Тут же раздрищат по городку. Горя не оберёшься потом.

Вот тут-то и призадумались товарищи. Шухов, соображая, какой лапши жёнам навешать на уши, решил времени даром не терять и из одной пачки заначку вытащил. Развернув веером пять купюр, чтобы убедиться, сколько вынул, он увидел одну денежку и четыре белых листочка. Шухов протёр глаза, ещё раз перещупал бумажки пальцами, но так и было: одна денежка и четыре листочка.

– Гляди, Саша! Пачки-то зафуфыренные. Ну-ка давай-ка, их все проверим.

Офицеры достали деньги из карманов и судорожно стали разрывать их. Оказалось, что беда не такая серьезная: у Круглова две пачки с бумагой, а у Шухова – три. Выкинув их и банковскую упаковку в стоящую рядом урну, товарищи вновь пересчитали и поровну поделили деньги. По двадцать пять с половиной тысяч вышло.

Тут-то до них полностью дошёл смысл коварного мошенничества горского еврея Хасида. Куклами задавил поганец фартового! Изготовив предварительно пачки из бумаги, прикрыв их настоящими денежками с двух сторон и запаковав в банковскую упаковку, еврей тем самым привезённое количество денег в пятьдесят раз увеличил. Вот, оказывается, чем объяснялась спешка, давшая Круглову обогатиться возможность.

Недолго думая и заранее преодолев предстоящий стыд по поводу неизбежного признания в воровстве денег, ни слова друг другу не говоря, Круглов и Шухов тут же к Ю двинулись.

Время далеко за полночь было, и на такси рассчитывать не приходилось. В Чу в такое время не ездили они обычно. Вот и пришлось на одиннадцатом номере добираться, а это известно как.

Когда подошли к дому Ю, услышали музыку, летящую из окон, были открыты что. На звонок вышел О и, ни слова не говоря, вопросительно на офицеров взглянул.