Страница 25 из 34
Я был в неменьшем восторге, чем Юсуп.
Западню спустили, к ней прикрепили ручки для переноски и торжественно отнесли в кампонг, где уже находилась клетка нужной величины. Бока ее были сделаны из шестов прямых молодых деревьев, вогнанных в землю; такие же шесты составляли крышу. Над этой клеткой и остальными, пустыми, клетками был сделан навес с соломенной крышей для предохранения животных от солнца, дождя и росы. Было почти невозможно удержать кампонг от радостной демонстрации, которая могла бы напугать оранг-утанов.
Первые дни неволи были тяжелы для обезьян и очень тревожны для меня.
Я знал, что туземцы не поймут необходимости щадить животных; тогда мне пришла мысль сказать им, что у меня самого болят уши. Я приложил к своим ушам руки и поручил Омару сказать всем, что у туана — болезнь ушей, и что каждый шум для него, — точно раскаты грома. После этого внезапно водворилась полная тишина.
Когда обезьяну и ее детеныша заперли в клетку, она пришла в неописуемую ярость. Рот ее постоянно кривился и зубы скалились. Никто не имел права подойти даже к плетню, поставленному по моему распоряжению вокруг навеса. Самке давали кипяченую воду, — и только.
Это был один из тех приемов, которым меня научил долгий опыт. Если пойманному оранг-утану сразу же предлагают пищу, то из десяти раз девять он отказывается; будет и дальше отказываться и захиреет. Если же ему дать хорошенько проголодаться, затем предложить пищу, он примется есть и ободрится. Во многих отношениях оранг-утан похож на человека. Вскоре и наша пленница привыкла к своему новому положению. Она перестала злиться, но никогда не казалась такой веселой, какими бывают в неволе другие обезьяны.
Позже я стал держать в клетке, соседней с той, в которой сидела самка с детенышем, небольшого оранг-утана, пойманного при странных и жутких обстоятельствах, подтвердивших мое мнение, что оранг-утаны — не одинокие животные.
Когда естествоиспытатель, охотясь с ружьем, увидит оранг-утана и выстрелит в него, то все остальные оранг-утаны исчезают в джунглях, словно по сигналу, после первого же выстрела. Но я своей бесшумной работой их не распугивал. Мне приходилось видеть их целыми группами в восемь, десять и даже двадцать штук, и пока мы не поймали только-что упомянутого мною оранг-утана-детеныша, я не разделял мнения туземцев, что они действительно опасные звери, даже когда на них не нападают прямо. Мне пришлось многому научиться в этот раз…
Мы вышли из кампонга партией в шестнадцать человек. Надо было посеять много западней, и потому мы разбились на группы. Со мной пошли Омар и шесть туземцев. Осмотрев две пустые западни, мы добрались до одной, в которой сидел довольно крупный самец-орангутан. Не успели мы западню опустить на землю, как послышались крики о помощи. Двое туземцев, задыхаясь от быстрого бега, кричали отрывочные фразы, которые я не мог понять. Тела их были изодраны и окровавлены. Они пробились через джунгли, не обращая внимания на острые колючки растений. Я уловил имена Юсупа и Абдулла. Омар перевел их слова: Юсуп и Абдулл были убиты.
Старшина забил тревогу, выкрикивал странные слова, заканчивавшиеся чем-то в роде боевого клича даяков. Это делалось, чтобы призвать всех, кто мог услышать.
В это время запыхавшиеся вестники произнесли несколько фраз на отрывистом наречии даяков, а Омар умудрился понять и передать мне это на малайском. Оказалось, что группа, состоявшая из четырех человек, в числе которых был и Юсуп, нашла занятую западню. Юсуп сразу вскарабкался вверх. Он заглянул в щель и закричал, что там сидит очень молодой оранг-утан. Затем он принялся перерезывать своим парангом веревку, которой была привязана западня. Прежде, чем остальные успели присоединиться к нему на дереве, — орангутан-мать, скрывавшаяся в верхних ветвях дерева, бросилась на Юсупа и вонзила свои зубы ему в плечо. Он уцепился за клетку, которая упала, увлекая за собой и его самого и обезьяну-самку. Голова Юсупа ударилась о землю, и клетка упала на его скрюченное тело. Туземцы бросились к нему на помощь. С криками они воткнули копья в тело самки. Прямо под деревом стоял Абдулл. Вдруг, без малейшего предупреждающего крика, большой самец прыгнул на плечо несчастного, свалил его на землю, глубоко запустил зубы в шею, и затем стал вертеть его голову своими сильными руками и убил Абдулла…
Двое оставшихся в живых решили, что все джунгли кишат оранг-утанами.
Мы сразу же отправились туда: впереди всех шел Омар, я следовал за ним с заряженным скорострельным ружьем наготове.
Вдруг старшина остановился и указал вперед рукой. Я увидел картину, которую никогда не смогу забыть. Под западней, упавшей дверцей вниз, лежало тело Юсупа. Раненая самка трясла решетку клетки, стараясь освободить своего малыша. Самец прыгал взад и вперед по телу Абдулла. Одной рукой он ухватил даяка за густые волосы и, прыгая, приподнимал его голову и плечи над землей.
Я выстрелил, и уложил животное на месте.
Мы починили западню, которая была сильно исковеркана, и взяли с собой молодого оранг-утана. Убитых туземцев вынесли на край джунглей на носилках. Здесь их похоронили в глубокой могиле…
Проф. А. В. Цингер
Оранг-утаны Берлинского Зоосада
Очерк
Рисунки Олега Цингера
За последние четыре года я имел возможность довольно часто посещать Берлинский Зоосад, который по богатству собрания животных и по роскоши обстановки справедливо считается одной из самых интересных достопримечательностей германской столицы. Здесь удалось мне перевидать человекообразных обезьян всех видов.
Осенью 1925 года в качестве проезжего гастролера показывался великолепный экземпляр молодого самца гориллы. Разных видов и возрастов шимпанзе перебывало за это время восемь штук, из которых три до сих пор живы, и их веселая компания является одним из самых интересных достояний Зоосада. Наконец, оранг-утанов удалось наблюдать троих, о которых я и хочу здесь кое-что рассказать.
Хотя в деле ухода за большими обезьянами за последние двадцать — тридцать лет достигнуты значительные успехи, все же оранг-утаны в зоосадах Европы являются редкостью, и случаи их долголетия в неволе представляются лишь счастливыми исключениями.
В годы военного оскудения в Берлине не было ни одного оранг-утана. Лишь три с половиной года тому назад был привезен сюда с Суматры молодой самец «Бэзэк». Это был сравнительно благообразный, еще безусый и безбородый юноша. Пойман он был еще совсем маленьким и вырос в неволе, воспитываясь среди; домашних животных во дворе одной фермы на родной Суматре. Избалованный своими хозяевами, Бэзэк, подростая, сделался озорником, от которого особенно доставалось домашним птицам; он приучился ловить их, мучить и отрывать им головы. Делал он это, надо полагать, исключительно ради забавы, так как оранг-утаны природные вегетарианцы и, в противоположность гиббонам, птиц не едят. За свои жестокие проказы Бэзэк был продан в Берлин.
Здесь, сидя в своей просторной удобной клетке, он вел себя тихо и скромно. Невозмутимо спокойный, задумчивый и очень медлительный во всех своих движениях, он с комической серьезностью развлекался, чем попало. То он целый час прилаживает себе на голову холщевый мешок в виде чалмы, го вместо шляпы старается удержать на голове жестяной тазик из-под молока, то медленно пройдет на средину клетки и долго качается на свешивающемся с потолка канате, то разбирает руками солому и, неизвестно зачем, сыплет ее себе на темя. С одной стороны через решетку клетки глазеет на него публика, с другой стороны из соседней клетки таращат на него глаза и возбужденно ухают молодые шимпанзе; но Бэзэк с презрительным равнодушием косится и на тех, и на других.