Страница 35 из 38
– Принцесса должна знать, как вы управляетесь с ее делами! – пролаял Генрих, отпуская посла.
Фуэнсалида являл собой образчик поруганного достоинства. Он начал, всем своим видом выражая недовольство, оправлять рукава, но король, снова закашлявшись и брызжа слюной, приказал ему отчитаться перед принцессой.
– Этот человек поставил под угрозу брак вашего высочества, потому что ему не удалось надавить на вашего отца и добиться выплаты приданого. Вместо этого он решил снискать расположение принца, но здесь все еще правлю я!
– Его милость намерен получить приданое прежде, чем будет заключен брак, – обиженным тоном объяснил Фуэнсалида.
Глаза Генриха сверкнули.
– Это мое право, и меня больше не устраивают пустые обещания. У вашего короля на голове так много корон, но не хватает денег выплатить приданое дочери!
Фуэнсалида гордо вскинул подбородок:
– Мой господин не держит золото запертым в сундуках, он платит его храбрым воинам, возглавляя которых всегда одерживает победы!
Екатерина задержала дыхание в ужасе от того, что Фуэнсалида посмел бросить оскорбления прямо в лицо Генриху. Всему миру было известно о его скупости, но он тоже одерживал славные победы.
– Приданое уже здесь, в Англии, его охраняет синьор Гримальди, и оно будет доставлено в надлежащее время, – небрежно продолжил Фуэнсалида.
Екатерина молилась, чтобы он не упомянул посуду и драгоценности.
– Помните, что при определенных условиях я не обязан соблюдать свою часть договора, – сказал король зловеще тихим голосом. – Принцесса Кэтрин, всего вам хорошего.
На том король удалился.
– Теперь вы видите, что наделали! – взорвалась Екатерина, а Фуэнсалида глядел на нее без всякого выражения. – Вы глупец, правильно говорил брат Диего. Как вы смели оскорблять короля?! Мой отец никогда не одобрил бы такого поведения.
– Все, что я говорил или делал, совершалось в интересах вашего высочества, – возразил посол.
– И посмотрите, к чему это привело! Вы только что видели короля, слышали его слова. Мой брак теперь еще менее вероятен, чем когда бы то ни было! Вы разозлили короля, и он отыгрался на мне. Из-за вас он считает, что может растоптать меня.
– Поверьте, ваше высочество…
– Во что мне верить, я выбираю сама. Я не так проста, как кажется. А теперь идите!
Среди всех этих неурядиц кое-что все же воодушевило Екатерину: по крайней мере, теперь она знала, что ее приданое находится в Англии. Конечно, это успокоит гнев короля и побудит его выполнить свою часть договора. При мысли об этом пульс Екатерины участился. Скоро она сможет выйти замуж!
А пока где ей раздобыть денег? Она не смела больше закладывать посуду, но с получением известия о доставке приданого родилась и мысль о возможном решении.
Екатерина приказала подать ей письменные принадлежности и составила послание к синьору Гримальди. Она объяснила, что надеется вскоре сочетаться браком с принцем Генрихом – конечно, он, синьор Гримальди, не усомнится в этом, потому что знает о приданом, – и просила рассмотреть возможность одолжить ей небольшую сумму, которую она вернет, как только ее личные обстоятельства изменятся.
Ответа не пришлось ждать долго. Синьор Гримальди почтет для себя за честь предоставить заем. Взамен он просил составить долговую расписку на основную сумму и проценты, которые должны быть выплачены в течение месяца с момента вступления принцессы в брак. Процент он запросил высокий – пятьдесят, но Екатерина решила, что у нее нет выбора, и понадеялась на понимание принца Генриха. В конце концов, надо же ей было на что-то жить!
Был колючий январский день, несколько жалких поленьев в очаге проигрывали битву с ледяными сквозняками, от которых дребезжали стекла в окнах. Екатерина отложила вышивание и поежилась. Пальцы онемели так, что не держали иглу.
Ничего не изменилось, и все ее надежды пошли прахом.
– Я больше не могу, – жаловалась она Марии. – Все становится хуже день ото дня.
– Не плачьте, ваше высочество, – умоляла ее Мария. – Вы знаете, как мне тяжело видеть ваши страдания.
Они были одни в спальне Екатерины, остальные фрейлины улеглись спать. Мария встала, налила вина и подала своей госпоже.
– Но у меня столько причин для слез! – всхлипывала Екатерина. – Вот я здесь, мне уже двадцать три, я все еще не замужем, и никаких надежд на перемены. Король зол, потому что мой отец до сих пор не одобрил передачу моего приданого. Он терпеть не может Фуэнсалиду, холоден ко мне. И я не могу ничем помочь ни тебе, ни Франсиске, никому из моих слуг. Сил моих больше нет выносить это!
Теперь она уже плакала навзрыд, закрыв лицо ладонями.
– Ш-ш-ш… Ну-ну… Слезами горю не поможешь, – тихо утешала принцессу Мария, обнимая ее вздрагивающие плечи.
– Мне всю жизнь не везет! Ох, Мария, я так несчастна. Боюсь, что я могу совершить непоправимое.
– Нет! – крикнула Мария. – Не говорите так! Грешно даже думать об этом.
– Я взывала к отцу, – прерывисто дыша, изливала душу Екатерина. – Говорила ему, что могу дойти до этого, если он не пришлет за мной и не позволит провести несколько последних дней жизни в служении Господу, монахиней, ведь иногда я думаю, что иного будущего у меня нет. Но он не ответил.
И она снова разрыдалась.
Вдруг в комнате появился брат Диего.
– Что происходит? Я случайно услышал. Ее высочество чем-то огорчены?
– Ее высочество в печали. – В голосе Марии звучала глубокая тревога. – Она собирается покончить с жизнью.
– Чтобы я никогда больше не слышал такого! – строго сказал монах.
Екатерина еще громче зашмыгала носом, она не могла остановиться. Брат Диего накрыл ладонью ее руку. Даже в этот критический момент она отвернулась, надеясь, что он ее уберет.
– Нет, дочь моя, – внушительно произнес монах. – Вы не сделаете этого. Задумываться о таких вещах – это большой грех против Бога. Призывать нас к себе – в Его власти. Мы не можем отправляться к Нему по своему желанию.
– Но я не знаю, куда мне деваться! – крикнула Екатерина, стряхивая его руку. – Денег нет. Я не знаю, как обеспечить себя и вас всех. Я продала все свои вещи и одежду. Теперь даже эти деньги закончились. Когда я умоляла короля Генриха помочь мне, он сказал, что не обязан снабжать меня деньгами, даже на еду.
– Но он дал вам что-то, – сказала Мария.
– Этого хватило, чтобы оплатить расходы на мой стол! Я чувствовала себя такой униженной. Дойти до такого состояния! Не иметь возможности платить вам жалованье. И при этом получать напоминания, что даже кормят меня из милости!
– Отчаяние, как я уже говорил вам, – это тоже грех против Бога, – твердо сказал брат Диего, сверкая черными глазами. – Бедствия посылаются нам в испытание. Помните, нет другого пути в Царствие Небесное, кроме как через тернии.
– Господь непременно поймет меня, если я посчитаю свои трудности невыносимыми, – возразила принцесса. – Наше положение критическое. Мы все терпим нужду. Когда я думаю о том, как верно служите мне вы, добрые люди, и что при этом у вас ничего нет и вы хотите получить вознаграждение за труды, мне становится стыдно. Это меня ранит. Тяжким грузом лежит на совести.
Вспомнив, что случилось утром, принцесса снова залилась слезами. Из всех ее придворных наименее выдержанным был камергер. Она в сотый раз жаловалась ему на нехватку денег, но он резко, обвиняющим тоном ответил:
– Ваше высочество, вы плохо управляете двором!
Несправедливость обвинения уязвила ее, но принцесса знала, что у камергера тоже кончается терпение. И она ничего не сказала; платить ему было нечем, поэтому она не могла ни наказать, ни уволить его.
Потом Фуэнсалида сообщил ей пренеприятнейшие новости из Испании. Король Фердинанд во всеуслышание объявил Хуану безумной и неспособной управлять государством. И заточил ее в монастырь в Тордесильясе.
– Официально она делит власть с сыном, эрцгерцогом Карлом, который должен стать королем Кастилии.