Страница 34 из 38
– Вероятно, он говорит то, что хочет слышать от него король! – Екатерина почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
Брат Диего заметил это и взял ее руки в свои. Это напомнило ей, что она с ним наедине. Не будь он ее духовником, она сочла бы это дерзостью.
– Ваше высочество, я также слышал, как король Генрих выражал озабоченность по поводу того, что законность брака между вами в любом случае сомнительна.
– Но папа дал на него разрешение!
Монах вздохнул, не выпуская ее рук:
– Этот английский король скользок как угорь, ваше высочество. Он мать свою продаст ради выгоды. Принц Генрих обязан повиноваться отцу, хотя, судя по тому, что я слышал, он теряет терпение. Вам нужно знать, что происходит. Предупрежден – значит вооружен.
– Король Англии должен держать слово. Он должен! – Екатерина была вне себя. – Может быть, мне стоит поговорить с Фуэнсалидой?
– Этот позёр! При дворе всем известно, что король не расположен к нему.
– Это потому, что дон Гутиер слишком прямолинеен.
– Он испортит все, если продолжит заниматься делами без присмотра. Тысячу раз жаль, что его назначили вместо вас.
Это была правда. Ситуация только ухудшилась. И Екатерина с болью сознавала, что уважение, которым она пользовалась в качестве официального представителя своего отца, с появлением Фуэнсалиды заметно пошло на убыль.
– Я не доверяю ему, – сказала она. – Он изображает, что блюдет мои интересы, но знает ли он, каковы они на самом деле?
– Не говорите ему ничего! – настаивал брат Диего.
Это было слишком. Екатерина не могла сдержать слез. Вдруг крепкая рука исповедника обняла ее за плечи, и, когда брат Диего наклонил голову к ее уху, она уловила винный запах его дыхания.
– Не плачьте, ваше высочество. Все будет хорошо. Я все для вас сделаю, даже если мне придется задушить Фуэнсалиду своими руками!
Екатерина еще никогда не слышала такой страсти в голосе монаха. Ей стало не по себе. Разве священник не должен быть невозмутим? Тут она почувствовала, как брат Диего прижимается к ней, и на мгновение, на краткий миг, она испытала забавное ощущение – какое-то приятное тепло разлилось по ее телу. Екатерина поняла, что возникло оно от соприкосновения с телом брата Диего.
Пожелав духовнику спокойной ночи и тихонько закрыв за ним дверь, Екатерина опустилась на колени. Это было ужасно! Как она могла испытывать постыдное влечение к другому мужчине, помимо ее жениха, – и к тому же к священнику! Она любила Генриха и ни на кого другого даже не смотрела. Невозможно, чтобы ее влекло к кому-то иному! И все же – а Екатерина всегда старалась быть честной с собой – она не могла не обращать внимания на телесную мощь и приятную внешность монаха; они были такой же частью его существа, как исходящие от него сила и властность. И – если опять же не лукавить – внешность брата Диего нравилась ей не меньше, чем его духовные качества. Монах не раз повторял: грешить в воображении так же дурно, как на деле. И за это мгновение, за этот предательский миг, она должна понести наказание. Но исповедаться в этом грехе самому брату Диего невозможно.
На следующее утро Екатерина уже смотрела на случившееся более снисходительно. Это было прегрешение невольное, и в будущем она постарается лучше владеть собой. Она немного оступилась, но это от огорчения и чувства одиночества. Как бы там ни было, Екатерина надела накидку, приспустила капюшон, чтобы скрыть лицо, и пошла в Королевскую капеллу. Там она проскользнула в исповедальню, призналась, что повинна в нечистых мыслях, и получила отпущение грехов от одного из священников короля. Когда принцесса позже встретилась с братом Диего, то испытала большое облегчение, не обнаружив в его поведении ни намека на то, что он заметил неладное.
Екатерина отчаянно хотелось разобраться, насколько серьезно ей следует относиться к известию об этих секретных брачных переговорах. Если кто-нибудь и мог, согласно своему положению, быть в курсе дела, так это Фуэнсалида. Наконец, после нескольких бессонных ночей и дней, проведенных в метаниях, Екатерина послала за ним.
– Где ваше высочество услышали о таких вещах? – спросил дон Гутиер, глядя на нее так, будто она все выдумывает.
– Мне сказал один доброжелатель.
– Он, случайно, не монах? Мадам, я обязан сказать вам, что он плохо влияет на вас.
У Екатерины кровь прилила к щекам, сильно забилось сердце.
– Как такое может быть?
– Люди из вашего окружения сообщают мне, что вы проводите много времени с ним наедине и что он всем здесь заправляет.
– Что именно они говорили?
– Они высказали те же опасения, что и я.
– Никто ничего не говорил мне! Я могу сделать лишь один вывод: в корне всего этого лежит зависть. Брат Диего – хороший человек. Он принимает близко к сердцу мои интересы. И я имею право проводить время наедине со своим исповедником! – Екатерина дала волю гневу, чтобы прикрыть им стыд. – Не буду ли я права, если заключу, что мои слуги на самом деле почти ничего не сказали и вы клевещете на брата Диего, потому что знаете, какого он о вас мнения?
– Ваше высочество, как вы можете такое говорить? Я ничего из сказанного не придумывал. О вас судачат при дворе. Некоторые говорят, что вы слишком близки с этим монахом и у него слишком много власти над вами. Ваше высочество, это может вызвать скандал!
– Это бесстыдная ложь! Ни один из тех, кто меня знает, не усомнится в этом. И вы будете опровергать эти сплетни, где бы их ни услышали. Это приказ! А если ослушаетесь, то будете отвечать перед моим отцом. Больше к этому разговору мы не вернемся. Прошу вас сообщить мне, что вам известно о брачных переговорах с императором.
– Ничего, – пробормотал Фуэнсалида.
Лицо его было красным и пылало злобой.
Принцесса иного и не ожидала: дон Гутиер будет все отрицать. Кто станет посвящать его в подобные секреты? Но любой посол, который недаром ест свой хлеб, должен держать ухо востро. Доктор де Пуэбла знал бы, это точно. Екатерина ощутила едва ли не симпатию к старому плуту.
И снова она не спала. Ей не давали покоя слова Фуэнсалиды. Вовсе не брат Диего заслуживал его порицания; брат Диего всегда вел себя в наивысшей степени благопристойно. Дон Гутиер, наверное, завидовал его влиянию, но, давая ей хорошие советы, монах всего лишь делал то, что полагалось бы делать послу. И все равно Екатерина не могла смириться с тем, что она, всю жизнь прожив в тисках бесконечных ограничений и только однажды подумавшая о греховном, стала объектом придворных сплетен. Ей придется предупредить монаха, чтобы был настороже, и проводить меньше времени с ним наедине.
К лету для слухов нашлась гораздо более серьезная почва.
– Ваше высочество, послушайте, что я скажу! – В комнату Екатерины влетела Мария и крепко притворила за собой дверь. – Говорят, король при смерти.
– Похоже на правду, – проговорила принцесса и попыталась вызвать в себе хоть каплю сочувствия к человеку, который так редко проявлял его по отношению к ней. – Он в последнее время выглядел очень больным, и кашель у него усилился.
Примерно такой же был у Артура шесть лет назад.
Принцесса и фрейлина переглянулись с одним и тем же немым вопросом в глазах: что это означает для них обеих?
Отец Екатерины в далекой Испании тоже был наслышан о плачевном состоянии здоровья Генриха. Он написал, что, раз король находится в последней стадии чахотки, негоже настаивать на свадьбе Екатерины до его смерти.
Фуэнсалида надменно сообщил принцессе, что он ищет расположения принца.
– Я говорю ему о том, как его любит король Фердинанд. Уверяю, что он может во всем рассчитывать на его величество. Ваше высочество, я делаю все, что в моих силах, дабы ваш брак осуществился.
Но даже благодарность не могла вызвать в душе Екатерины любви к Фуэнсалиде. И вскоре обстоятельства вынудили ее начать презирать его.
Сидя за пяльцами, принцесса делала тончайшие стежки черной шелковой нитью и болтала с фрейлинами. Как вдруг раздался звук приближающихся шагов, злые голоса и неудержимый кашель. Дверь распахнулась, и появился король. Страшное, как у мертвеца, лицо налилось кровью от ярости, одной рукой он цепко держал за предплечье Фуэнсалиду, которого втащил за собой в комнату. Принцесса мигом вскочила и сделала реверанс, фрейлины скрылись с глаз, повинуясь резкому жесту короля.