Страница 5 из 57
Автомобиль мистера Уинтона назывался "Пулей", автомобиль же мистера Форда просто "Фордом". Раздался сигнальный выстрел; моторы взревели, автомобили помчались; почти сразу мистер Форд вышел вперед; и он продолжал держать первенство, и толпа кричала, а Эбнер Шатт приплясывал от возбуждения и восторга. Он был одним из сотни зрителей, с криками "ура" окруживших победителя. Мистер Форд не узнал Эбнера и даже не видел его, но Эбнер с гордостью рассказывал стоящим поблизости: "Я знал этого парня, еще когда он делал свою первую машину. Точно вам говорю. На Бэгли-стрит, в маленьком сарайчике". Он повторял это до самой своей смерти.
7
Весь Детройт убедился теперь, что автомобиль может выиграть гонки; но в том, что автомобиль представляет какую-то реальную пользу, еще никто не был убежден. Генри Форд выехал зимой на лед и проехал на своем автомобиле отмеренную милю со скоростью больше тридцати миль в час; он побил рекорд Вандербильта и отпраздновал свою победу, устроив обед на льду. Но даже это не заставило людей отнестись к нему серьезно. Кому, кроме сумасшедшего, вздумается ехать со скоростью тридцать миль в час? Но гонки пользовались успехом, и мистер Форд решил показать, что такое настоящая гонка. Он сделал с приятелем специальный гоночный автомобиль с четырехцилиндровым двигателем в восемьдесят лошадиных сил. Когда они завели мотор, он заревел, как Ниагарский водопад. Мистер Форд сам не захотел ехать, и они пригласили велосипедного гонщика Бэрни Олдфилда, сумасшедшего черта, который зарабатывал на гонках. Шоссе не было приподнято на поворотах, и тут можно было свернуть себе шею, тем более что руль был тяжелый и толкать его приходилось обеими руками.
Эта настоящая "чертова карета" была названа "999" и участвовала в гросс-пойнтских гонках в 1903 году. Эбнер Шатт опять был тут как тут с двумя товарищами из погрузочного отделения инструментального завода. Гонки были трехмильные, и сорвиголова Бэрни пришел на полмили впереди других. Эбнер приплясывал, и кричал, и опять говорил всем, кто хотел слушать: "Я знал этого мистера Форда. Точно вам говорю!"
Когда вое кончилось, Эбнер поехал на своем "Желтом колесе Стирна" обратно в Детройт, и, работая педалями, обменивался с приятелями впечатлениями дня, и обсуждал автомобильные модели, о которых они читали в газетах. Эбнер и его приятели родились в век скорости и гордились этим. Каждый велосипедист защищал марку своего велосипеда с такой одержимостью, словно завод принадлежал ему; каждый из них был "гонщиком" и почитал делом чести не дать другому объехать себя. И вот теперь появились на сцене эти автомобили, гораздо более быстрые, опасные и увлекательные. Молодые рабочие, имеющие дело с машинами, заговорили о зажигании, передачах и системах охлаждения.
Все были уверены, что новое дело пойдет, и по дороге домой Эбнеру пришла на ум мысль: "А почему бы мистеру Форду не дать мне работу!"
Как раз в это время Эбнер переживал что-то вроде кризиса. Ему было двадцать четыре года, крепким здоровьем он не отличался; он три года проработал в Инструментальной компании и пришел к выводу, что там у него нет будущности. Начальник отдела был из таких, которые продвигают своих приятелей и тех, кто им льстит и преподносит подарки. Эбнер не владел искусством устраиваться, и воскресная школа и газеты учили его, что путь к благополучию - это путь упорного и честного труда.
Пять лет назад романтическое приключение нарушило однообразие безрадостной жизни Эбнера Шатта. Ее звали Милли Крок; родители ее были рабочие и принадлежали к баптистской секте. Милли была блондинкой с блестящими голубыми глазами; она была хрупкого сложения, но Эбнер не замечал этого; ему она казалась существом необыкновенным, и уж во всяком случае такой противный урод, как он, был недостоин ее. Он едва мог поверить тому, что нравится ей, но мало-помалу это стало очевидным; они стали встречаться на всех религиозных беседах, а потом Эбнер набрался смелости и пришел к ней домой. Оба они были простодушны и очень робки, и Эбнеру потребовалось много времени, прежде чем он догадался просить ее руки. Когда все было решено, он пережил счастливейшие минуты своей жизни.
Но у них не было денег, и они не могли пожениться. Они должны были работать и копить; и теперь, к концу пятого года, они все еще копили. Они начали тяготиться ожиданием; ими владело безотчетное стремление внести свою лепту в дело быстрого роста детройтского населения. Это было время Тедди Рузвельта, кумира маленьких людей и пламенного борца против "самоубийства нации". Дела шли блестяще - все богатели, как казалось Эбнеру Шатту, все, кроме самого Эбнера.
Такие мысли бродили в голове молодого рабочего, когда он на велосипеде возвращался с гонок домой.
- Надо как-нибудь вылезать, - повторял он без конца и заключил: - Схожу к мистеру Форду!
Он решил, что разумней всего не говорить своим спутникам об этой блестящей идее.
8
Случилось так, что как раз в это время мистер Форд тоже переживал кризис. Ему было сорок лет, а он еще не достиг успеха. Он все еще делал автомобили чуть ли не собственными руками и видел, как другие опережают его. Интерес к его идее возрастал, появились автомобильные заводы, но он оставался в стороне.
Среди его приятелей был некий Малколмсон, торговец углем, поставлявший уголь Электрической компании, когда Генри Форд там работал. Малколмсон ездил в фордовском автомобиле и был заражен фордовским энтузиазмом; после блестящей победы Бэрни Олдфилда он провозгласил себя приверженцем фордовской веры и предложил Форду организовать "Фордовскую автомобильную компанию" и поделить между собой пятьдесят один процент ее акций, что обеспечило бы им контроль. Торговец углем внес семь тысяч долларов на покрытие организационных расходов. Завербовали еще пайщиков; конторщик Малколмсона, Джеме Казенс, наскреб тысячу долларов, и то же сделал его бухгалтер. Вошел в предприятие и плотник, чью мастерскую компания сняла, а два брата Додж, владельцы механической мастерской, согласились поставлять моторы для новых автомобилей и получать вознаграждение акциями. Пригласили двух молодых юристов выработать устав, и они тоже рискнули войти в долю.