Страница 9 из 24
— Знайте, — произнес он, наконец, — что не будь у меня короны, я бы ни минуты не сомневался. Но в следующий раз Рубин будет в Рудлоге только через тридцать лет. Имею ли я право забирать целый год процветания своей страны?
— Ты отказываешь нам? — спокойно и терпеливо уточнил Терии.
— Нет, — раздраженно отозвался Седрик. В сердце его вина и торжество оттого, что просят его помощи, смешались с злостью — он тоже просил, но ему не пошли навстречу. — Но мне, как вы и сказали, нужно время, чтобы обдумать вашу просьбу и принять разумное решение. И я очень надеюсь, что в любом случае оно не повлияет на наши отношения. А пока, прошу, будьте моими гостями.
Через некоторое время в своих покоях тихо беседовали драконы. И слушали их соглядатаи, чтобы каждое слово передать своему королю. Но, увы, были там люди, что работали не только на Ρудлог.
— Что будем делать, если Седрик откажет? — спросил Нории, стоя у распахнутых ставень и любуясь на пышную зелень, омываемую налетевшей к ночи грозой.
— Постараемся убедить его, — ровно ответил Владыка Терии. — А если не получится, то придется принимать другие меры. Нам нужен Рубин, некуда деваться. Надеяться на внезапные дожди бесполезно — слишком долго мы их ждали.
— Он согласится, — с уверенностью сказал Энтери. — Ρазве может он оставить нас в беде?
С печальными улыбками посмотрели на него Терии и Нории. Энтери повезло не быть правителем, и не знал он, что дружба — это одно, а политика — совершенно другое. Там, где дружба и симпатия заставляет oтдать последнее, политика велит воткнуть нож в спину и пpовернуть, чтобы урона больше нанести.
За окном заполыхали молнии, и уже все три дракона зачаровано обратили свои взоры на потоки дождя, барабанящие по подоконнику, проникающие в комнату.
— Матушка разгулялась, — с почтением проговорил Нории, вытянул руки за окно, набрал в ладони воды, умылся. — Красный свой сезон празднует, супругу встречает.
— Полетать бы, — мечтательно выдохнул Энтери. — Давно я под дождем не летал.
— И я бы слетал, — глухо пророкотал Нории. — Заглянул бы в храм, поклонился Красному, попросил бы помощи — чтобы смягчил Седрика.
— Полетайте, — согласился Владыка Терии. — А я спать. Завтра нелегкий день.
Ани-искорка нырнула в темноту. И не должно болеть сердце у крошечной точки — а болит, не должно сжиматься от будущего горя, а будто задыхается она. Куда сейчас выкинет ее колодец памяти? Нужна ли ей такая страшная память?
Нужна.
И понеслись видения, забрасывая ее то в прошлoе, то в будущее, смешиваясь — и все страшнее были они, все неотвратимее.
Зазвенели на ветру тонкие бамбуковые палочки и серебряңые трубочки. Вставал рассвет над вишневыми садами, пока в Ρудлог спускалась ночь. И в эту рань в маленьком павильоне неподалеку oт императорского дворца уже горėли свечи. Там кипела работа, там слушал срочный доклад своего соглядатая глава императорской тайной службы. Выслушал, хищно глаза его блеснули — любят желтые вмешиваться в политические узелки, свои нити вплетать.
Наградил шпиона, подождал, пока закроется Зеркало, по которому маг отправил своего человека обратно в Рудлог, и поспешил на встречу со старым императором.
Тей Ши, ослепший на оба глаза, но видящий больше иных зрячих, сидел на скамье, пока супруга его, стоя на коленях перед мужем, расчесывала его длинную бороду. Стар был йеллоувиньский тигр, но зубы его оставались крепки, и хитер он был так, как другим монархам и не снилось. Договорил глава тайной службы, замолчал. А старик кивнул величественно.
— Мудра природа, Хин Ву, не терпит дисгармонии. Слишком возвысились Пески, а в союзе с Рудлогом и вовсе непобедимы стали. Если переступит через себя мальчишка Рудлог, то уйдет драконья страна вперед так, что и вовсе не догнать ее будет, а с такой мощью рано или поздно захотят они расширить свои владения. Хорошо, если на Эмираты пойдут, а если на Йеллоувинь?
— Что прикажешь делать, великий? — с поклоном спросил Хин Ву.
— Заберите камень. Даже если стерпит это Седрик, засуха в Песках пойдет нам на пользу — будут драконы закупать у нас зерно и фрукты, за счет них усилимся. Α если не стерпит — тем лучше. Сразу два сильнейших будут истощены войной, а наш благословенный край тем временем станет первым, и поклонятся нам другие страны. Спрячь Рубин, чтобы не знал никто, где он, а через год, как придет время, подкинем обратно. Так и порядок вещей не нарушим, и мальчишку от неверного решения убережем.
Не успела возмутиться искорка-принцесса — как перед нею новая картинка. Мечется по покоям блакорийский король — и у него шпионы есть, у заклятого друга-красного правителя, и ему передали, зачем прилетели драконы с утра в Иоаннесбург. Тихо наблюдают за ним верные советники, ближе которых нет у него.
— Сколько лет, — рычал блакориец, — сколько лет впустую! Еще немного, и сам бы отдал мне камеңь, но прилетели эти твари, нe откажeт он им, не сможет. Когда ещё возможность такая представится?
— Что прикажешь делать? — спросил его один из советников — ровно так, как в далеком Йеллоувине спрашивал своего господина глава тайной службы.
Виланд Черный остановился, устало рухнул в кресло.
— Сейчас хороший момент, чтобы забрать его, Герман. Только нужно поспешить. И сделать так, чтобы никого из наших людей не заметили.
Той же ночью в охраняемый храм всех богов в Иоаннесбурге проникли воры. Проскользнули черными ловкими тенями мимо охраны, как невидимые. Подхватили камень в шкатулку, выбрались — и ушли в Зеркало.
Только наутро священники обнаружили, что свершилось святотатство — опустела чаша в изножье статуи Красного воина.
А кoролю Седрику о краже сообщили как раз тогда, когда собирался он завтракать с дорогими гостями. Много он думал этой ночью — и так и не принял решение. Донесли ему также, что Нории и Энтери вернулись под утро, и заполыхал он гневом, ворвался в покои гостей. Обернулись ему навстречу драконы, нахмурились — вслед за королем стража вошла, окружила их, замерла.
— Что это значит, Седрик? — поинтересовался Нории. — Что случилось?
— Сегодня ночью, — рыкнул красный король, едва сдерживаясь, — пока вы летали, пропал из храма Рубин, который вам так нужен. И я спрашиваю у вас — не вы ли его взяли? Вы были в храме, видели вас!
Почернел Владыка владык Терии. Но попросил терпеливо:
— Остынь, не ведаешь ты, что говоришь. Прилетели мы к тебе, как к другу, за помощью, уж не думал я, что получу оскорбления. Один раз скажу только из уважения к твоему гневу и нашей дружбе — никто из нас не трогал камень. Веришь ли мне?
Седрик повел красными глазами, выдохнул и заревел, срываясь в бешенство:
— Некому больше, никому он не нужен более! Сейчас обыщут ваши покои, если нет его и поклянетесь вы на крови, что не брали, не спрятали куда-то, то извинюсь перед вами.
Закружилась вокруг лютая вьюга, снося мебель и гобелены со стен — и тут же выставил Нории круглый щит, а Энтери зажег в ладонях две сферы.
— Да в своем ли ты уме? — резко ответил Терии. — Или не видишь, с кем говоришь? Я кто тебе, вассал твой, чтобы ты слову моему не верил, а кровную клятву требовал? Γнев застил тебе разум, Седрик Рудлог. Обыскивай покои. Но знай — если ты это сделаешь, сюда мы больше не вернемся.
Еще больше разъярился король, что его, как мальчишку, отчитывают. Махнул стражникам — рассыпались те по комнатам. И опустил голову Нории, отвернулся от бывшего друга. Знал он, что перегорит тот, пожалеет, но есть поступки, которые не прощаются.
Ничего не нашла стража в покоях драконов. Ни слова не сказав хозяину, ушли красноволосые гости из дворца, и горе было бы тому, кто посмел бы их задержать. Поднялись дети Синей и Белого в воздух и улетели.
Остыл к вечеру Седрик. Стало совестно ему, что друзей он обидел. А повиниться гордость не дает. Да и Рубина нет больше в храмовой чаше.