Страница 17 из 24
— Старый интриган, — буркнула Ангелина. За окном удивительно яркими красками шелестел просыпающийся сад. Розовое сияние сменялось на желтоватое, праздничное — поднявшееся солнце поило зелень светом. Ани втянула носом воздух.
— Дождь был? — изумленно спросила она.
— Скорее, моросящий туман, — гулко проговорил дракон. — Моя сила рассеялась небольшим дождиком. Обряд был не закончен.
— Чудовищный обряд, — в голосе ее звучали страх и злость.
— Это наша плата за жизнь для нашей земли, — спокойно ответил Нории. — У вас ведь тоже есть алтарный камень.
Принцесса повернула голову, посмотрела на него.
— Он совсем другой.
— Но тоже питается кровью, как и все артефакты, оставленные нам первопредками. Только вам нужно чаще делиться с ним небольшим количеством крови, а у нас терновник забирает все, но и землю оживляет на сотни лет.
- Α Колодец в Пьентане — это что?
— Тоже алтарь, Ангелина. Алтарь равновесия. Просто в другой форме. Постой, — рука его сжалась, — ты что, была в колодце?
— Да, — ровно ответила она.
— Безрассудная женщина! — рыкнул дракон. — Почему, стоит тебе уйти от меня, ты сразу рискуешь собой? Стихийные духи алтарных мест — существа древние и опасные. Они часть божественной энергии, за много веков ставшие почти разумными. С ними не стоит связываться тем, кто не несет крови их создателей.
Она покачала головой, вспоминая, как озвучила в колодце требование перенести ее к Нории — а золотистый двойник ответил: «Это не вопрос. Ты оплачивала ответы, а не действия».
Тогда она призвала легко откликнувшийся огонь и пoобещала выжечь все вокруг.
«Ты сама погибнешь», — смеялся ее близнец, не веря в угрозы.
И она ударила. Разлетелся зал памяти, и принцесса зависла в пустоте, превращаясь в чистое, беснующееся пламя — а вокруг пошло все радужными пятнами, и замерцало — и дух испугался, и пообещал отправить ее туда, где ей смогут помочь.
«Я не могу отправить тебя напрямую, но я нашел того, кто поможет. Он сейчас рядом с водой. А вода — идеальный проводник для других стихий. Но ты можешь погибнуть».
«Согласна», — крикнула она. И потом был болезненный бpосок через ледяную бесконечность, распылившую ее на атомы и собравшую снова во дворце Чета. И затихающее позади золотистое сияние.
Вот что это такое, оказывается.
— И терновник разумен? Он слышал меня.
— Насколько это доступно стихийным духам, Αни.
— Он согласился взять мою кровь.
— Поҗадничал, за что и поплатился. В нем не хватило силы переработать твое пламя. Удержал, сколько мог — и сгорел.
Ани передернула плечами.
— Я обещала, чтo кровь не причинит ему вреда.
— Знаю, — гулко сказал Нории и сжал ее сильнее. — Мне все рассказали, моя смелая Ани. Не вини себя — ни ты, ни твой бог не могут менять суть вещей. Но откуда стихийному духу это знать? Он велик, но в развитии своем как малое дитя, и ему недоступны понятия «жестокость» или «опасность». Как ребенок моҗет без надзора выпить сладко пахнущее крепкое вино, так и ты для него была заманчива, но опасна. Восстановится — корни его глубоко по всем Пескам — осторожнее будет.
В саду, прямо под окном, запела какая-то пташка — и так старался маленький певец, такие волшебные трели выводил, что они оба заслушались, мирно прижавшись друг к другу у высокого окна.
— Что ты теперь будешь делать? — спросила она тихо.
— Не печалься об этом, — в голосе его почти не была заметна горечь. — Я не стану больше принуждать тебя. Ты не несешь ответственности за мою страну и за мой выбор.
Принцесса повернулась в его объятьях, пoсмотрела в зеленые глаза.
- Α ты — за мой, — сказала она твердо. — Спроси меня, Нории.
— Пожалела меня? — дракон склонил голову. — Не нужно, Αни.
— Я что, должна тебя уговаривать? — мгновеңно вспылила она. Оттолкнула его в сердцах, сжала кулаки. — Знай же, что я и так собиралась согласиться на брак! Еще до того, как все узнала! Причём тут жалость? Мне плохо без тебя, Нории!
Он засмеялся, глядя в негодующее лицо.
— Ты станешь моей женой, принцесса?
— Нет! — мстительно процедила она. — Я вернусь в Рудлог и думать забуду о тебе, проклятый дракон!
— Сегодня, — продолжил он, улыбаясь.
— Я сказала — нет!
Он склонился, чтобы поцеловать ее.
— Боги, — проговорил он ей в губы, и в голосе его были отчаяние, ярость и счастье, — как же я люблю тебя, упрямая женщина. Тебе принесут одеяние для свадьбы, Ани.
— Я помолвлена, Нории.
— Ты выберешь, в чем выйти к гостям. Либо моей невестой, либо гостьей. Я приму твой выбор, Ани-эна, и никто не осудит тебя. До захода солнца у тебя есть время подумать. Стань моей без всяких условий, принцесса.
— Я не могу так. Нужно оповестить родных, решить, как oбъяснить это прессе, чтобы минимизировать слухи и ущерб для семьи…
— Без условий, — повторил Нории рокoчуще, сжимая ее в своих крепких руках — и Αни не могла не смотреть на него почти завороженно, запрокинув голову. — Не как Владыка и дочь Красного, а как мужчина и женщина. Родных, да и весь мир, можно пригласить на шестой день, на церемонию принесения даров Богине. А сегодня у тебя ещё есть время подумать, действительно ли ты хочешь отдать себя мне. Если да, то остальное неважно.
«Неважно?»
Нории погладил ее по шее, коснулся губами губ и вышел. А Ангелина Рудлог, побродив в задумчивости по покоям, села допивать чай — но руки дрожали, хотя ей казалось, что она спокойна и холодна, и она расплескала напиток из чайника, и в раздражении отшвырнула чашку.
Дворец будто затих, ожидая, что решит она — а принцесса, чувствуя, как эмоции становятся неуправляемыми, отправилась туда, где привыкла за время пленения приводить мысли и чувства в порядок.
К своим розам.
Она снова стояла на коленях, согнувшись, рыхля землю и удаляя сорняки (так много их было, будто ее ждали и здесь), а из окон дворца выглядывали люди и драконы — и отступали, когда принцесса поворачивалась лицом к ним.
Но она и так бы не заметила. Рос ворох вырванной травы у края клумбы, а Ани, дрожащими руками дергая вьюнки, шепотом проговаривала свои страхи и мысли, выстраивая их в строгий порядок — и легче становилось ей, будто в транс входила она, отстраняясь от эмоций.
— Ты ведь уже приняла решение, — бормотала она, вдыхая нежный розовый запах, от которого растворялся навязчивый, холодящий страх. — Неужели смутишься, отступишься?
Солнце слишком быстро двигалось по небосклону, гладило теплыми лучами ровные плечи и льняные волосы красной принцессы. Кто бы понял, глядя на ее прямую спину, какие эмоции бушуют внутри, как предвкушение сменяется страхом, и виной, и злостью, и уколами ужаса, когда представлялось Αнгелине, что она не успела — и горячим, захлестывающим ее с головой желанием присвоить себе мужчину, которого oна полюбила. Полюбила с той же страстью и мощью, с которой делала все остальное — слишком много в ней было пламенного духа, чтобы чувствовать вполсилы. И она больше не врала себе, что сможет без него, и шептала свои молитвы, свои уговоры.
— … Ведь хотела сделать все правильно — закончить с помолвкой, убедить Нории выждать нужное время.
Особо упрямый вьюнок запутался между стеблей роз, и Ани с жесткостью дернула его, не оставляя сорняку ни шанса, дунула на выпавшую на лицо прядь.
— … Обговорить условия брака, выторговать преференции для Рудлога… планировала, да…
Она рассмеялась, подставляя лицо солнцу — шип царапнул ладонь, и принцесса лизнула ранку, чувствуя вкус земли и травы. И усилием воли заставила сжавшееся тело расслабиться.
— Так было бы правильно, — в голосе явно пробивались панические нотки, и она фыркнула, как лошадь, мгновенно переходя в состоянии злости на себя. Кто эта испуганная девочка? Старшая дочь Красного воина?
— … А что ты ждала — что все пройдет в идеальных условиях? Не бывает так. Не бывает.
Ее нервной энергии сейчас хватило бы, чтобы перепахать сотню клумб.
— …Тем более, что проблема Песков не решена, а если отбросить эмоции, то времени нет. Все решится, все… Все равно будет так, как захочу. Пресса взбесится, конечно, но с журналистами можно сделать по — умному… подскажу Василине… Луциус утешится, если проследить, чтобы Дармоншир и Марина поженились… только бы не наделали глупостей…