Страница 175 из 210
У нас оказалось достаточно покаяния, правды и духовности, чтобы признать Царя святым. Наша Церковь достаточно свободна, чтобы явить свою святость. Канонизация Царя стала историческим чудом — еще недавно среди всеобщего предательства и забвения нельзя было представить даже возможность такого. На исходе XX века, когда война со злом вступила в новый период, мы получили от Бога эту неодолимую духовную поддержку.
Как происходило в народе постепенное осознание святости Царя? Не сразу он был прославлен нашей Церковью после крушения советской власти, но отношение к Царю в Церкви и в обществе постепенно менялось. Это было знаком того, что, несмотря на кажущуюся безнадежность ситуации девяностых годов, какая-то часть народа пробудилась. «Есть немало храмов, — было сказано в докладе Комиссии по канонизации в 1997 году, — где уже молятся перед иконами царственных мучеников». Вот чудо, свидетелями которого мы явились: естественная потребность православных русских людей в канонизации Царя совпала с волей Божией.
«Соскучились, что ли, по Царю-батюшке?» — насмешливо говорили противники православной монархии, как будто для России это не было лучшим временем. Между прочим, соскучились. Плохо нам стало без него, и все хуже становится, с тех пор как вместо Божия помазанника пришли помазанники сатанинские.
Вот разговоры, которые я слышал во время крестного хода в память Царя-страстотерпца: «Значение канонизации огромно, не все даже можно выразить словами», — сказал один молодой человек. «Самое главное, — заметил другой, — здесь раскрывается, что это наш Царь. В этом одновременно и покаяние, и все вместе». «Я очень молюсь, чтобы прославили Царя, — добавил третий, — мне легче будет: не в Зарубежной только Церкви, а у нас признали Царя святым. Я этим утвержусь в том, что я живу в России, а не где-то, не в колонии».
Тема канонизации, действительно, прежде всего — тема пробуждения. Размышление о том, как отшибли память у народа, как держали его в гипнотическом сне, внушая, что ничего не было, и не было Царя. Самая запретная тема была — Царь.
В начале 60-х годов Цезарь Голодный, сын известного поэта, «певца революции» Михаила Голодного, человек неверующий, крайне рациональный, рассказал мне, что в войну, когда ему было 14 лет, он с мальчишками тушил на крышах зажигательные бомбы. В одном из домов на чердаке на них свалился откуда-то сверху деревянный ящик. Он с треском раскололся, и они увидели большой портрет Николая II в золоченой раме. Мальчиков охватил непонятный им самим ужас. Они стояли как завороженные и смотрели на портрет. Чего испугались они? Может, прикосновения к чему-то запрещенному, невероятному посреди советской действительности? Тогда ведь, при Сталине, могли обвинить в укрывательстве портрета и огромный срок дать. Поди потом докажи другое. Уже в одном факте, что они это видели, был с точки зрения власти криминал, наглядная антисоветская агитация. «Да нет же, — сказал Цезарь, — это был совсем иного рода страх. В это время уже шли похоронки, одна за другой» — и он стал называть убитых на войне молодых ребят, немного старше его, из его двора. «Какая связь между войной и Царским портретом?» — спросил я. «В том-то и дело, что здесь, на чердаке, произошло то, что как молния просветило сознание: как в каком-то странном калейдоскопе Царь и эта война, и вся наша жизнь соединились в одно, — сказал он. — Глядя на лицо Царя, я вдруг пронзительно, отчетливо понял, что возмездие существует. Мы убежали, оставив на чердаке портрет, и никогда не обсуждали это событие между собой. Но то, что мне тогда открылось, навсегда осталось в душе».
Из вышеприведенного рассказа хорошо видно, что это было табу, бесовская заколдованность народа. У колдунов есть такой прием: напустить на человека порчу, чтобы к нему относились как к мертвому. Однако народ пробуждается и видит Царя. Эта порча постепенно преодолевалась через Церковь, через священников, и канонизацией началось ее преодоление во всем народе. Как говорится, Бог правду видит, да не скоро скажет, — и Бог обнаружил эту правду. И чем больше люди прикасаются к Царю, чем больше видят его портреты, чем больше читают о нем книг, вроде исследований Соколова или генерала Дитерихса, тем слабее это табу. То, что открылась эта правда, — хороший знак для России: Россия осознала, что у нее был Царь, и теперь он есть — в образе святого, заступника небесного. Это начало покаяния: тот, кого убили, кого пытались сделать посмешищем и скрыть вообще всю правду о нем, теперь признан святым.
Наш Царь — святой символ России. У каждого народа свое историческое призвание и свои особенности. Сейчас происходит все большее обезличивание народов, именно потому, что в каждом народе, как и в каждом человеке, истинно и единственно неповторимо только то, что принадлежит Христу. Русский Царь отличается от европейских монархов, и русский народ соответствовал этому образу правления. Русский народ — простодушный, и Царь ему нужен был мудрый и простодушный. В последнем Царе все это соединилось.
Вот почему проросли, устремились к этой тайне души столь многих людей. И размышления молодых верующих во время царского крестного хода, которые я приводил выше, — не поверхностный патриотизм, а проявление глубокого православного самосознания.
Если бы Царя не свергли, не убили, они и священников, и весь православный народ не могли бы убивать. Он явился первомучеником в Церкви новомучеников, пусть хронологически это и не совсем так.
Но враги подбирались к Царю и к Церкви. Когда говорили, что нам не нужен наш православный Царь, они хотели отнять у народа даже инстинкт самосохранения. Они клеветали на Царя, чтобы русские перестали быть русскими, и хотя бы на уровне инстинкта самосохранения мы должны сегодня это понять.
Для прославления святого всегда требовались два условия: первое — почитание верующего народа, второе — посмертные чудеса.
Вышло пять сборников с описанием чудес по молитвам Царя- страстотерпца, а потом двухтомник, собравший прежние и новые чудеса[708]. <…>. Но самое великое чудо в том, что как бы ни старались оболгать Царя, а факт его убийства замолчать (например, в школьных учебниках истории), тем не менее и камни сейчас вопиют об этом. Внезапно многие люди были как бы просвещены таинственным светом, сердцем почувствовали правду — не один, не два, а многие. Почему-то эта тема поразила в самое сердце самых разных людей, в том числе далеких от Церкви. Сила подвига Царя оказалась настолько действенной, что сумела привлечь к себе многих. Почему столько людей откликаются на свидетельства о его чудесах? Почему эта фигура стала не политической, а благодатно мистической?
Святость нельзя понять рационально. Нелепо поэтому фиксировать внимание на недостатках: «Царь курил» или еще что-нибудь такое, как это делали противники канонизации. В принципе, как известно, ни одного святого не было без греха. Жизнь нельзя разложить по полочкам. Церковь основана на камне веры, исповеданной человеком, трижды отрекшимся от Христа и явившим свою величайшую святость[709]. Церковь прославляет того или иного святого не за те или иные его достоинства и недостатки, а за особенный подвиг веры, который всегда сияет для всех особым присутствием Христа.
Что мы можем сказать о нашем Царе? Он был испытан в огне и оказался золотом, в котором нет никакой ложной примеси, с печатью самой высокой пробы Креста Христова. Царственные страстотерпцы были возлюблены Богом. И они принесли Ему плод своей жизнью и смертью. По плодам их узнаете их[710]. Каков же этот плод? Этот плод прежде всего — они сами, вся семья.
Семья Царя — образец семьи, икона семьи. Брак Государя, сила его чувств по отношению к супруге и детям уже говорит о его необыкновенной глубине, о духовной незаурядности этой личности. Его единение с Царицей было таким, что мы через этот союз начинаем постигать смысл слов Писания: Тайна сия велика[711] — то, что уподобляется союзу Христа и Церкви. В этом браке так раскрылась единственность и незаменимость человека, что двое действительно стали одной плотью. Вследствие нашей бездуховности мы плохо воспринимаем, насколько значителен этот дар Божий. На самом деле это величайшая редкость — подлинная семейная жизнь, где двое соединяются во Христе, также говорит о воссоединении с Богом человека. Они умерли всей семьей, и это было не просто стечение обстоятельств, но даже смерть не могла их разлучить. Что Бог сочетал, того человек да не разлучает[712], - исполнение этой заповеди до конца возможно только в любви до конца.
708
Чудеса царственных мучеников / сост. прот. Александр Шаргунов. М.-Курган: Хронос-Пресс; Звонница, 2001.
709
…ты ecu Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей (Мф. 16, 18).
710
Мф. 7, 16, 20.
711
Еф. 5, 32.
712
Мф. 19, 6.