Маршал грозового мира

— Да вы с ума сошли! — зло воскликнула Раль. — Как вы можете так оценивать человеческую жизнь, вы, врач?

— Я оцениваю все жизни, понимаешь, все! — возбужденно заговорил Кей. — Я несу всей науке огромный дар, хоть при этом и страдают отдельные люди. Следующие поколения будут благодарны мне за все, что я для них совершил.

— Да откуда ты знаешь? — с горечью произнесла Раль. — А что, если твои ожидания не оправддаются? Что, если ты не сможешь сделать то, что захотел, и все эти жертвы пропадут даром?

— Я ещё ни разу не ошибся на этом пути! — горячился Бьюкенен. — Я сумею довести все это до конца, клянусь, ну, а ты мне в этом поможешь!

— Значит, доведешь? — почти кричала Раль. — А теперь наведайся в будущее, исцели человека и скажи ему, что это лекарство ты получил, пытая двенадцатилетнюю девочку! Разве ты не понимаешь, — заговорила она уже тихо, совсем тихо, в своем обычном тоне, но это звучало проникновеннее и глубже, чем повышенный голос. — Можно тысячу раз спасти тело самыми разными, самыми бесчеловечными методами. Но душа останется загрязненной, а она и есть самое главное. Если кончатся болезни, если люди будут жить по несколько сртен лет, то не думаешь ли ты, что они все станут равнодушнее, злее, эгоистичнее? Чем дальше смерть, тем меньше её боятся и тем больше ошибок совершают. Ты говорил: как мало стоят жизни одного десятка по сравнению с тем множеством, какое ты спасешь своими делами. Но откуда ты знаешь, сколько стоит одна только жизнь, одна только судьба, одна только душа? Может, эта девочка спасла бы мир. Кто дал тебе право судить? — раздельно, делая часть выдоха после каждого слова, со слезами в голосе произнесла Раль, и от этого её тона пробежали мурашки.

— Судьба дала мне право распоряжаться другими, — надменно произнес Бьюкенен.

— Да откуда ты знаешь, глупец? — усмешка Раль была пронизана болью и жалостью. — Откуда ты знаешь? Тебе дана сила, но не право. Тебе кажется, что она возведет тебя на самую высоту, а с ней ты упал в глубочайшую бездну.

Кое-как переведя дух от боли и ошеломления, Хор осторожно начал ощупывать пол обеими руками, надеясь подхватить пистолет, пока Кей увлечен этой словесной схваткой. Через пару мгновений пальцы отозвались новой болью: Бьюкенен встал тяжелыми ботинками на обе его ладони. Мальс едва слышно застонал. Не столько от боли, сколько от разочарования в последнем своем шансе.

— Прекрати, — стальным голосом произнесла Раль. — Отпусти его.

— Пусть потерпит, — насмешливо отозвался Кей. — Зато хоть жизнь сохранит. Он мне не нужен, а вот ты — нужна.

— И почему же я? — все, проникновенная тишина исчезла из её тона, сменившись примерно тем, как звучал в подобных случаях голос самого Хора. — Что же такого совершила я, что удостоилась права на подобную казнь?

— Ты — сокровище, — вкрадчиво проговорил Бьюкенен. — Мое сокровище. В тебе спит то, чего ты сама не ведаешь и что во много раз сильнее того слабого резерва, который я вернул тебе через дракона. Это не изучено наукой, наука ещё не добралась до таких глубин, но я-то знаю, сколько силы можно в тебе найти.

— Глупости, — бросила Раль. — Вы сошли с ума, и это уже точно. Я растеряла даже изначальный дар, хранившийся в драконе, на один только разговор на расстоянии. Я бездарность, но при отсутствии всех умений умереть, как надо, я сумею.

Разговор. Разговор на расстоянии. На который потратилось огромное количество магии.

Выходит, что Уна и Раль — одно и то же лицо?

И это её, её он должен был защитить, вместо того, чтобы лежать на полу в полностью беспомощном состоянии и просто ждать, пока Кей не прекратит издеваться над своей жертвой. Это её призывала спасти лента времени. Это её Мальс погубил своим бездействием и самонадеянностью.

Он изо все сил рванул руку, пытаясь вытащить пальцы из-под подошв ботинок Кея. В ответ оба каблука прокрутились на месте, дробя мелкие кости пальцев, и Хор зашипел, чувствуя, как по щекам снова катятся слезы из болевших глаз. Да сколько можно уже?

— Прекратите, я сказала! — воскликнула Раль, и в её голосе таилась боль. — Зачем вам это?

— Чтобы нам не мешали, — жестко ответил Кей. — Что ж, я готов закончить. Отдай мне кольцо.

— Какое кольцо?

— Ты носила его при себе с того самого момента, как вытащила из тайника в вашей секретной квартире. Отдай, — напирал Бьюкенен. Он сделал шаг по направлению к Раль, наконец-то освободив руки Хора. — Оно у тебя в маленьком потайном кармашке платья. Отдай, иначе я не ручаюсь за жизнь твоего мужа.

— Я отдам, — тихо сказала Раль.

Пальцы едва слушались Мальса, но он упорно тянул руку к груди, где снова был спрятан люминескарий. Перед глазами что-то мелькало, и в какие-то Хору казалось, что он различает две фигуры на фоне сверкающего купола, но это было всего лишь игрой воображения: он ничего не видел.

— Быстрее! — с раздражением велел Кей.

Только бы он не заметил этого! Заметит — и конец всему. Если разговор уже произошел, значит, люминескарий остался только один и находился он у Хора. Руки дрожали.

— Я… — в голосе Раль проснулась растерянность: она не нашла кольца и теперь боялась, что что-то из-за этого случится с Мальсом. — Его нет. Я не знаю, куда оно пропало… Ведь… Три дня назад точно было здесь, я помню!

Хор не знал, действует ли скрытно: перед глазами маячила сплошная тьма, а паника норовила взорваться в голове. Пальцы словно окостенели. Сердце колотилось. Он осторожно приподнялся, чтобы запустить ноющую кисть под воротник рубашки. К счастью, застежка цепочки оказалась близко.

— Куда ты его дела? — со злостью выкрикнул Бьюкенен. — Хочешь смерти своему мужу?

— Я не знаю, клянусь!

— Куда ты его дела?!

Искалеченные пальцы еле-еле справились с застежкой и поймали кольцо, само скользнувшее в ладонь.

— Повторяю: я не знаю, — отчеканила Раль. — Я не лгу. Если б я куда-то его спрятала, то не стала бы об этом молчать.

— Но я чувствую его рядом с собой, — резко произнес Бьюкенен, заставив Хора вздрогнуть: заметит или не заметит? — Да в бездну все это! Мне не нужно и контакта с кольцом, чтобы сделать все, что надо. Приготовься, дорогая моя. Это будет красиво.

Безымянный палец, послушный более всех остальных, трижды прошелся по внутренней поверхности кольца, оставляя там кровавую полосу.

— Только не трогай его, — прошептала Раль.

Отвратительно зашипело. Последним усилием Хор потащил ладонь к левому предплечью, чтобы коснуться дар-родинок. Он не видел их, как не видел и всего остального, но давно привитые в детстве рефлексы дали о себе знать: каждый кончик с точкой ткнулся ровно в родинку, и сквозь все его тело прошел внезапный энергетический ток, заставляя расцепить дар-систему, но держать руки вместе уже не требовалось. Каждая клеточка пропиталась болью и жаром, а затем все это полилось наружу, но внутри по-прежнему было горячо, потому что в тело стремительно входила спрятанная в люминескарии энергия.

Мальс не знал, что он делает. Он просто направлял всю эту силу, мечтая лишь об одном: спасти Раль. Спасти её. И уничтожить Бьюкенена Аймалдэна.

Сверкало и звенело, перед глазами что-то двигалось, извивалось, как живое, а в ушах стучали часы. Ни жар, ни боль не утихали, переплетаясь друг с другом. И где-то снова били крыльями птицы.

Потом все окончательно стихло, так что Хор мог слышать собственные отрывистые вдохи и колотящееся сердце, но больше внутри купола словно не существовало ничего. Не шипело магией Кея. Не слышался голос Раль. Как будто вылившаяся из люминескария энергия уничтожила все, что только могла.

— Раль? — хрипло позвал Мальс. — Раль?

Ему не ответили.

— Раль!

Тишина мягко покачивалась над головой, уговаривая не шуметь и не волноваться.

Хор осторожно начал ощупывать руками пол: пальцы чувствовали только боль, но центр ладони ещё давал понять, что впереди только глухой холодный камень. Мальс передвинулся на локтях, поскольку ноги опять не слушались, и продолжил искать. Левая рука наткнулась на чьи-то ботинки: это были ботинки Бьюкенена, несколько минут назад топтавшиеся по рукам. Хора передернуло от отвращения, однако через секунду пришло облегчение: он понял, что Кей мертв. В самом деле мертв. Кошмар закончился — только какой ценой?