Страница 11 из 15
В Бразилии отправились в фавелы Рио. В Манчестере прибыли в квартал африканских эмигрантов, где Сеня в местной забегаловке оживленно обсуждал с завсегдатаями свою поездку в Сомали. Полагаю, в душе каждого ученого живет маргинал, а может быть, наш научный руководитель пытался внести в программу элемент контркультурности. Вообще в тот стамбульский день показалось, что мы твердо поставили себе задачу нарваться на неприятности. Причем были крайне близки к перевыполнению плана.
Ну как эпическое полотно «Стамбул – город контрастов» может обойтись без стамбульских трущоб-геджеконду, тем более что они вплотную примыкают к городским стенам Константинополя.
Гулять здесь – испытание нервов, тем более когда знаешь, что это небезопасно. Кажется, что местные кварталы пережили бомбежку. Кое-где стены просто наполовину разрушены, так что видны даже части жилых комнат. Особенно сюрреалистична картина зимой, когда все вокруг завалено снегом, а ведь в домах нет центрального отопления! Над разрушенными стенами хлопает по ветру белье, в закутке жмутся друг к дружке, пытаясь согреться, куры, а на некотором расстоянии за тобой следует стайка пронырливых мальчишек, пораженных появлением здесь иностранца.
Квартал Сулуккуле фигурирует в хронике криминальных новостей как место совершения убийств, грабежей, здесь едва ли не в открытую торгуют наркотиками. Даже если пройтись днем по кромке квартала, лучше делать это в составе группы. Тогда кучки местной шпаны лишь погрозят вслед, проводя рукой по горлу. Ночью же, как говорят местные жители, сюда сунется лишь тот, кому надоело жить.
Разумеется, я заранее осведомился у Джахиде, насколько разумно будет снимать в Сулуккуле. Она ответила, мол, если недолго, то нормально. А долго нам и не надо было.
Кстати, съемки, возможно, уже стали историческими. Городские власти все грозились расселить стамбульский аналог Хитровки и вообще переделать весь район стен Константинополя в туристический квартал. С тех пор я в том районе не был. Возможно, там вместо наркоторговцев уже маршируют китайские тургруппы.
Сперва мы бродили по Сулуккуле среди каких-то непонятных помоек с облезлыми хромыми котами и гниющим хламом. Местные жители русских телевизионщиков как-то не полюбили, и минут через 15 по агрессивным жестам и крикам стало понятно, что нужно убираться.
Те, кто кричал, еще полбеды, потому что молчавшие с вожделением любовались нашей аппаратурой. Джахиде с водителем вступили с ними в переговоры, выиграли для нас минут 15. Но затем честно сказали, что пора ускориться в направлении более приятных районов города. Мы к этому времени свою задачу сделали: Леша «набрал картинки», а я что-то там сказал в камеру, перед этим поболтав с какой-то говорливой теткой. Откровенно говоря, это она ко мне подошла и стала энергично общаться. Возможно, что-то вроде: «А ты чего тут забыл, дурачок? Вали отсюда, пока цел».
Тут я заметил, что Леша с Ильей развернулись в нашу сторону, и понял, что оператору нужен живой диалог в кадре, а звука все равно слышно не будет. Поэтому кашлянул, кивнул и дружелюбно поинтересовался по-русски: «Вы не скажете, где в этой дыре ближайший дежурный гастроном?»
Такого поворота собеседница не ожидала, поэтому с опаской обошла меня стороной и пошла по своим делам. Возможно, приняла за сумасшедшего, тарабанящего на непонятном языке. А мы торопливо погрузились в машину и уехали. Ко всеобщему облегчению.
Впрочем, это был не последний шанс напрячь нервную систему.
Фатих – сердце традиционного Стамбула. Местная мечеть – самая аутентичная (уж извините) в Стамбуле, именно сюда, а не в заполненную туристами Голубую мечеть надо приходить, чтобы ощутить атмосферу мусульманского храма. Вокруг мечети раскинулся рынок. Но атмосфера здесь совершенно иная, нежели на Большом базаре: туристических, да и вообще экзотических товаров тут не встретишь, все больше китайский ширпотреб. Зато посетители рынка – настоящая экзотика для туриста. Здесь и мысли не может возникнуть, что ты в Европе.
На улицах Фатиха не встретишь женщин с непокрытой головой. А предвыборные плакаты и реклама – сплошь «мусульманских» политических партий. Никаких «кемалистов» (последователей идей светских Ататюрка), они для местных жителей слишком либеральные и прозападные.
Мне сразу бросилось в глаза, что Джахиде, которая удивила меня своим спокойствием в откровенно криминальном, на мой взгляд, Сулуккуле, очень нервничает. Как оказалось, нервничала она не напрасно.
Моя работа в Фатихе закончилась довольно быстро. Когда мы туда прибыли, ребята приступили к съемкам, а я предался безделью: прогуливался по улице, заглядывал в магазины и читал купленный футбольный журнал. Нет, не так: рассматривал картинки в купленном турецком футбольном журнале. Потом снова гулял. Потом разговаривал по телефону. А затем присоединился к остальным, чтобы рассказать в камеру, какой интересный квартал Фатих. Рассказ действительно оказался захватывающим.
Уже через две минуты рядом оказались несколько суровых мужчин с бородами в форме военного типа, но без опознавательных знаков. По встревоженному лицу Джахиде я понял, что проблемы серьезные. Оказалось, что в кадр попала мечеть, что без особого разрешения запрещено. Ее охрана среагировала немедленно, причем общение началось с обещания разбить нам камеру. После долгого и нервного разговора наш гид снова нас выручила.
Сейчас мне кажется, что это был самый критический момент всех съемок. Надо было слышать с какими интонациями Джахиде сказала Леше, чтобы он немедленно прекратил съемку. За три недели, проведенные в Турции, мы окончательно уверились, что наш гид может все: хоть организовать интервью с самим президентом страны. Но тогда я четко понял: если бы эти бородатые товарищи забрали у нас камеру, ни Джахиде, ни президент страны не помог бы нам вернуть ее обратно.
В общем, торопливо сменили место локации, для надежности выбрав витрину продуктового магазина. Справились с задачей минут за 10. Уложились бы и в пять, но бестолковый ведущий дважды забывал турецкое название чадры – чаршаф.
Когда машина тронулась с места, я вытер пол со лба и дал себе слово, что дальше сосредоточимся только на туристических улицах и площадях вплоть до самого футбола. Не тут-то было. Ведь дальше в плане значился квартал русскоязычных челночников – Лалели.
В торговом Стамбуле жесткая поуличная специализация – на этой улице торгуют только мужской обувью, на соседней – только женской и т. д. Днем здесь кипит жизнь. По улицам озабоченно бегают оптовые покупатели, турецкая речь мешается с русской, украинской, румынской, болгарской.
Эпицентр торгового Стамбула – район Лалели. Это общепризнанный «русский» район. По-русски говорят в любом отеле, в любом пункте обмена валюты. Хотя в последние годы русскоязычная публика Лалели в основном прибывает не из России, а из Украины и Молдавии.
Почти любая вывеска дублируется на русский язык («Фабрика одежды», «Лучшая и самая дешевая обувь», «Ресторан: водка и пельмени»). Иногда с акцентом. Наше с Вовой любимое объявление о смене позиции в торговом центре: «Мы пиришли в сиридину».
У муниципалитета существует проект о создании большого туристического центра. Согласно ему, вся территория Стамбула – от Босфора до площади Беязит – будет отдана туристам. Будут отремонтированы (или построены заново, но в том же архитектурном стиле) исторические кварталы, которые займут отели, музеи, рестораны и сувенирные лавки. Кустарная же промышленность и нетуристические рынки будут выселены на окраину Большого Стамбула, где для них создаются специальные промышленные зоны.
Пока процесс идет со скрипом, вызывая протест многочисленных ремесленников, которые многие поколения имели свои мини-фабрики и мастерские в Лалели и окрестных районах. Но большая часть производства уже выведена из Старого Стамбула, здесь остается лишь реализация.