Король и Дева

Фили и Кили, переглянувшись, с тревогой посмотрели на дядю — их память не омрачали тени прошлого… Ори, выглядевший подростком, ежился от холода, шлейфом тянувшегося с Одинокой горы. И все равно успевал что-то черкать в своей книжке — похоже, рисовал!

Бофур, не терявший благодушия даже при самых печальных обстоятельствах, с улыбкой раздал всем по куску хлеба с мясом — костер они решили не разводить. Подумав и взглянув на Гору, выдал грустному Бомбуру двойную порцию — для поднятия боевого духа.

Гномы заснули быстро, устав целый день грести против течения. Жанна по обыкновению расположилась недалеко от племянников короля.

Торин, обойдя стоянку и что-то сказав Бомбуру, бывшему настороже, подошел к ней, укутал теплым одеялом и сел рядом, помогая успокоиться, утишить мысли, которые всколыхнули озерные видения. Да и Гора нависала, ее темный контур ломал небо даже ночью.

Наутро, собравшись и погрузив на пони поклажу, отряд двинулся на северо-запад от Быстротечной, к южному отрогу Одинокой Горы. Каждый всадник вел в поводу еще одну лошадку, навьюченную тяжелыми мешками.

Путники вступили в Драконову Пустошь.

========== Часть 34. Пустошь Смауга и неожиданные союзники ==========

Пони осторожно переступали ногами, копыта их тяжело вязли во все более толстом слое то ли пепла, то ли пыли, серым саваном покрывавшим черную, растрескавшуюся землю.

Торин вел отряд к Одинокой Горе, выбирая путь поровнее, без острых выпирающих камней. Он не спал почти всю ночь — Балин сменил его в карауле лишь на пару часов перед самым рассветом, — и видно было, что ему нелегко прокладывать тропу каравану.

Не было даже намека на дорогу. Вообще ничего не было в этой серой пустыне, безмолвной, словно Долгое озеро. Ни деревьев вокруг, ни травы, ни кустарников…

Только колючие шары перекати-поля печально следовали своей дорогой, то замирая, то вновь начиная вертеться. У них не было своего дома, не было постоянного пристанища — как и у гномов-изгнанников…

Одинокая Гора надвигалась. Нестерпимый блеск грозной снежной вершины слепил глаза; отроги ширились, открываясь в подробностях — крутые, скалистые, жестоко иссеченные трещинами и ущельями. Темное величие Горы, непреходящее, вечное, как само время, все более подавляло отряд.

Гномы медленно следовали за королем, отворачиваясь от редких, но таких неприятных порывов ветра. Время от времени кто-нибудь начинал яростно чихать и кашлять — горькая пыль забивала легкие, скрипела на зубах, пачкала меховую оторочку плащей и шкуры смирившихся пони, перекрашивала в один жутковатый цвет косы, залетала даже под одежду, вызывая зуд и жжение.

Пришлось обернуть лица тряпками и закрываться платками. Жанна любила верховую езду и с удовольствием пересела из лодки на пони. Правда, израненная спина все ещё давала о себе знать при каждом движении. После того, как отряд вступил на Пустошь, девушка самым тщательным образом замотала лицо, голову и плечи отрезом ткани — только глаза и виднелись из-под платка. Однако даже такая защита спасала не полностью — в горле першило и говорить не хотелось. Хотелось только пить.

Почти у самого подножия Горы появились птицы, и карканье миллиона глоток разбило на хриплые осколки стеклянную тишь гиблого места. Злобное воронье, налетев ниоткуда, огромными стаями кружило над ними, как единое существо. Оно то расширялось, разматываясь разрозненной спиралью до мутного горизонта, то сливалось в один то ли глаз, то ли хищный рот, и все равно закрывало собой полнеба. Солнечный свет, и так не слишком-то яркий, еле пробивался сквозь постоянную дымку и почти померк от серо-черных взмахов зловещих птиц. Они вертелись над путниками около часа и порядком наскучили, а потом вдруг куда-то пропали…

— Если так нас встречает Гора, — грустно вздохнув, покачал головой Бофур, сейчас совсем не веселый, — что же будет дальше?

— Не каркай, хуже вороны! — резко оборвал его Двалин, ставший угрюмее обычного.

Из всей их компании только Бильбо был весел. Жанна косо на него посмотрела: здоров ли?

Полурослик крутил головой, радостно улыбался и вообще был в прекрасном расположении духа, считая, что его приключение уже близится к концу: гномы как всегда что-нибудь да придумают, может, и маг появится…, а там — домой в Шир, и от всей этой компании останутся одни только воспоминания. А их, как ему уже сейчас казалось, можно будет даже записать, попыхивая трубочкой, воздав должное своей роли во всей истории. Кое-какие события надо будет подправить, наградив кого надо и наказав тех, кто к нему относился слишком сурово… «А кого-то, — злопамятно подумал проснувшийся в нем мистер Бэггинс, — не упоминать или вообще убить!»

Хоббит все время старался держаться поближе к Жанне, и в лодке, и на пустоши. В душе девушки крепло подозрение, что такое поведение продиктовано только её принадлежностью к человеческому роду — гномов Бильбо всё ещё побаивался и старался избегать. Хотя как это удавалось ему в компании, состоящей из почти исключительно гномов? Нет, это не поддавалось её пониманию. Впрочем, особых проблем почтенный эсквайр девушке не доставлял, и Жанна не гнала его — пусть лучше будет у неё под присмотром! Очень уж ей не нравилось, когда в Бильбо просыпался вдруг бакалейщик-прохиндей, подсказывающий практичные и подлые советы в самое неожиданное время.

Первый привал они сделали на западном склоне южного отрога, над Вороньей Скалой — бывшим сторожевым постом — и, к огорчению хоббита, опять не подкрепились. Хотя мистер Бэггинс уже почти привык, что его интересы ставились далеко не на первый план. Только вздохнул грустно, зажевав всухомятку мерзкий сухарник, припасенный в широких карманах.

Гномы разгрузили пони, тут же повеселевших и потянувшихся щипать сухую травку, растущую там, куда не смогла дотянуться злоба и огонь Смауга.

Торин решил послать небольшой отряд на разведку.

— Осмотрите Дейл, исток Быстротечной, но близко к Главным Воротам не суйтесь!

Король оглянулся, и племянники радостно и дружно шагнули вперед.

— Пойдет Балин, Фили, Кили… И Жанна!

Девушка спокойно выдохнула, делая вид, что ей безразлично, чьи имена он сейчас произносит… Хвала Махалу! Торин не собирается оберегать её сверх всякой меры и способен отправить в разведку, уважая в ней полноправного члена отряда. Король знает, что клинок должен разить, а Жанна — сопровождать все начинания сюзерена, даже если её больше не ограничивает роль просто вассала.

Разведчики тут же выдвинулись, решив не терять времени. Они шли ближе к скалам, где, благодаря каменистой почве, пепла почти не было, и из выжженной изможденной земли с истинно гномьим упорством вылезали редкие травинки.

Осторожно прошли у подножия Вороньей скалы, где в широкой водной петле, прямо под их ногами, лежали развалины когда-то великого города людей. Свободолюбивая Руна, негодуя на злую судьбу, тщетно пыталась вырваться из душного каменного плена — ее грохот сопровождал разведчиков всю дорогу.

«А ведь тот, кто решил основать здесь Дейл, хорошенько все продумал, — вздохнула Жанна, посмотрев вниз. — Под защитой кольца скалистых гор, вблизи от гномьего царства, рядом с полноводной рекой — они считали себя в полной безопасности».

Так оно и было долгое время. Но иногда даже самые верные решения не спасают и не предотвращают неотвратимого…

Обломки городских стен, крепости и строений чернели, как больные зубы, все время ноющие, не дающие покоя. Горем и бедой несло от этих руин…

Речка возле города разливалась привольнее, и единственным звуком, нарушающим неживую тишину, был слабый плеск воды. Но в ушах у девушки били погребальным звоном колокола, рвали душу крики и стоны умирающих, обожженных так сильно, что человеческое сердце останавливалось, не выдержав запредельной муки. Пламя дракона не погасло здесь до конца — кое-где из черных трещин, тут и там рассекавших землю, все еще сочился дым. Земля все еще горела, словно дракон нанес ей незаживающие раны. Да, так было и с людьми — в Эсгароте рассказывали, пугая предстоящими опасностями, что ожоги от драконьего пламени кровили, не затягиваясь, и жизнь обреченных превращалась в мучительную отсрочку перед неумолимой смертью…