Король и Дева

Жанна молча пошла в трапезную.

«Вот и поговорили, — с досадой думала она. — Придется самой поразмыслить!»

Она и так уже голову сломала, прокручивая в уме свои кошмары. В Ривенделле воспоминания о дурных снах донимали ее с новой силой.

Ни Балина, ни Торина за завтраком не было. Прочие гномы, очевидно, совершенно освоились в гостях: они с удовольствием ели, шутили и смеялись, Кили даже напевал застольную песню, подмигивая удивленной арфистке. Словно заметив недоумение гостей по поводу источающих музыку стен, теперь во время еды появлялись музыканты.

Двалин был серьезен, сидел ровно, будто меч проглотил, и бросал высокомерные взгляды на эльфов-прислужников — те в ответ делали каменные лица. Бильбо, похоже, это не нравилось — он против обыкновения поел быстро и убежал из трапезной.

***

Жанна не стала гулять по окрестностям, любуясь местными красотами, а сразу пошла к себе. Голова раскалывалась от мыслей. Ей определенно нужно побыть одной. И Жанна снова растянулась на уютном ложе…

Какой-то комар зудел, так и не давая заснуть. Откуда, здесь же нет комаров? Зудение плавно переростает в монотонный речитатив:

— Кто вы такие?

— Куда вы идете?

— Сколько вас?

— Кто вам помогает?

— В чем ваша цель?

— Зачем вы проникли в наши земли?

Вопросы повторяются до бесконечности, сливаясь с монотонным стуком капель. Одни и те же вопросы, вновь и вновь, а вокруг только тишина, темнота и сырость. Лишь свет факелов неверными бликами мечется по стенам, выхватывая из мрака потеки воды.

Пленник угрюмо молчит.

Длинные черные волосы падают на плечи, руки разведены в стороны и прикованы высоко к стене, на плечах — жалкое рубище вместо одежды, на запястьях, под наручниками, кожа стерта до мяса.

Жанна теряет дыхание от ужаса, сердце останавливается в груди.

Запекшаяся кровь на лохмотьях. Через прорехи на плечах и груди следы от пыток — ожоги и раны, свежие и старые.

Она помнит, каково это! Все повторяется, и нет ни света, ни избавления. Без неба и солнца ты быстро теряешь счет дням, кажется, что давным-давно умер и похоронен.

И где остальные, живы ли?

Торин поднимает тяжелый взгляд. Глаза его кажутся черными, и огонь факелов отражается в них пожаром ненависти.

— Что вы сделали с моим отрядом? Где мои воины? — низкий голос разносится по подземелью.

Тюремщики, на миг отшатнувшись, снова приближаются к нему.

«Трусливы, как стая шакалов, и так же опасны. И это тоже эльфы?!» — Жанну передергивает от омерзения.

— Ответь нам, и мы тебе все расскажем!

«Как же!» — против воли вырывается у Жанны. Но ее голос никто не слышит.

Тюремщики одинаковы во всех мирах. И слова своего не держат. Она поверила один раз, подписав признание «об отречении от ересей и послушании Церкви». Только из английской в церковную тюрьму ее так и не перевели. Да и бумага оказалась подложной. Запоздалое раскаяние сечет не слабее бича.

— Не думаю, что это поможет, — через силу усмехается гном.

Голос его падает до шепота. Он устало роняет голову на грудь.

Из тишины и тени вырастает мрачный силуэт. Голову венчает корона из переплетенных веток и листьев. Идеальные до дрожи черты лица скорее отталкивают, чем привлекают. Глаза голубые, как у Торина — но другие, совсем другие! У короля гномов, даже когда он недоволен или злится, всегда синее тепло на донышке. А у этого взгляд морозит, как вековечный горный лед. Жанна удивляется — она не видит даже тени короны над головой высокого эльфа, но слуги называют его королем.

— Он ничего не сказал?..

Легкий наклон головы, рот короля при этих словах будто и не шевелится. Голос нечеловеческий. Он безжизненный. Равнодушный, лишенный любых чувств — злых или добрых. Словно поставивший себя выше всех созданий этого мира.

Прислужники склоняются в поклоне:

— Нет, о король!

— Тогда продолжайте. Нам нужно знать. Мне нужно знать! И — на хлеб и воду его. Гномы — крепкий народ, но и камень раскалывается.

Теперь Жанне кажется, что в голосе эльфа звучит непонимание и недовольство. Что за упрямец! Гном не должен был продержаться и суток. Если бы заговорил сразу, не пришлось бы применять этих некрасивых крайних мер. Сколько возни его подданным с одним оборванцем! Лучше бы это был орк — давно бы порвали на кусочки.

— Помните — только легкое воздействие.

«Значит, это — легкое воздействие?!» — негодует Жанна. Она запомнит эти слова.

— Ваша милость, он отказывается от еды.

Жанна задыхается, возвращаясь в прошлое, в свое прошлое. Это она вновь в тюрьме без надежды на спасение. Она пытается закричать, но грудь перехватывает.

Нечем дышать!

Эльфы проходят сквозь нее, словно тени. Жанна царапает себя за горло, но хватает лишь воздух, смотрит на пальцы — там пепел и зола…

— Жанна, очнись! Жанна! Опять?! — кто-то трясет ее за плечи.

Яркое солнце сменило мрачную тьму подземелий. Аромат цветов заглушил запах тлена. Прямо перед ней — глаза цвета неба, в которых плещутся забота и тревога за нее. И что-то еще, опять ускользающее от ее понимания. Ни следа от ненависти и лишений — ни мешков под глазами, ни запавших щек, ни острых скул.

Очнувшись, она посмотрела на него, задыхаясь от пережитого ужаса, и, позабыв стеснение, вцепилась пальцами в плечи гнома. Отчаянно прижалась к нему, живому и невредимому. Рыдания сотрясали ее, слезы жгли щеки. Как она не умерла там, во сне?

Пусть решит, что она безумна, пусть! Главное — он жив, он рядом.

— То-рин! Это сон, — всхлипывая, шептала Жанна, стуча лбом в грудь гнома, словно заставляя саму себя поверить. — Это неправда, это был всего лишь сон, только сон!

И даже не дернулась, когда Торин сомкнул руки на ее спине.

А старуха вновь ухмылялась из зеркальной мути. И кивала головой, как болванчик: «Тешь себя, милая, лови миг счастья! Наслаждайся жизнью, пока есть время. Скоро, очень скоро все, что ты успела полюбить здесь, погибнет, и в сердце твое вонзит когти вечная зима…»

— Ты звала меня и я пришел, — отстранившись, Торин внимательно посмотрел на Жанну. — Ты сможешь идти? Нас приглашает владыка Элронд.

— Я сейчас, я скоро буду готова.

Смутившись, Жанна высвободилась. Она, мало того, что кинулась в объятия королю, заливая слезами его одежду, так еще и имя его выкрикивала на потеху местным обитателям!

Торин вышел за дверь, еще раз подозрительно оглянувшись.

Жанна выдохнула и сжала зубы. Все видения становились понятными. Что-то подсказывает ей, старуха, это она сама — если события обернутся, как в ее снах. Тогда и она умрет, по меньшей мере душой.

Только как спорить с самой судьбой? Она без колебаний отдаст свою жизнь, но этого мало, всегда было мало!

Нужно быть настороже, нужно использовать открывшееся ей знание и попытаться переломить ход событий. Она не отдаст черной тени с огненными крыльями ни Торина, ни Фили и Кили. Ни за что!

Спустив ноги с кровати, с удивлением дотронулась до пола. Еще утром приходилось спрыгивать с ложа, а сейчас оно как будто стало ниже. Но это же невозможно. Кто-то пришел и подпилил? Жанна недоверчиво заглянула под кровать — ничего не изменилось, никаких опилок. Та же тонкая резьба на ножках, плавно переходящая в пол ее комнаты. Тот же неизменный рисунок, которым она уже любовалась, но кровать явно стала ниже.

Она бросила взгляд в окно. Теперь что-то в нем беспокоило ее. Беседка! Она стала хорошо видна. А ведь Жанна огорчалась, что не может толком рассмотреть ее при пробуждении. Окно тоже сдвинулось. Кто мог проделать такое? На ровной стене — никаких следов работ. Все тот же сплошной текучий узор из лепестков и листьев.

Но некогда было думать об этом, Торин ждал за дверью. Судя по солнцу, дело близилось к обеду. Быстро одевшись, она поспешила за гномом, погладив стену рукой.

Дом с грустью выдохнул ей вслед.

***

Элронд показался девушке истинным королем, пусть и носил титул правителя. Над его головой Жанна ясно видела белую узорчатую корону. Вековая мудрость и сила в его глазах не превратились в бесчувствие и равнодушие, а резкие черты лица выдавали примесь человеческой крови. Брови птицей взлетали над яркими глазами, в которых не было ни следа эльфийской отрешенности.