Страница 91 из 110
Побегала уже, хватит.
— Встать? — усмехнулся устало, присел на край ее ложа, накинул покрывало на босую ступню. — Ну уж нет. Сегодня тот день, когда я буду всех носить на руках!
— Всех?
Этайн бодро приподнялась на локтях, радуя своей радостью и тревожа своей тревогой. Мидир с трудом сосредоточился: что он, собственно, такого сказал?
— Кто еще удостоился этой чести? — супруга поспешно уточнила вопрос, а Мидир понял, где проговорился.
— Еще Мэллин, — и чуть не отшатнулся от неожиданности, так быстро подалась к нему Этайн, заглянула искательно в глаза. — Он жив, мое чуткое сердечко.
Этайн всхлипнула, поджав ладони к груди, сгорбилась, и Мидир, осторожно притянув ближе, поцеловал во влажный висок.
— Все уже прошло, миновало, не бойся, они сильны, а мы сильнее, — погладил спину. — Мы, волки, выносливые. Но если ты еще раз попытаешься сбежать от меня за грань…
Голос предательски дрогнул, Мидир прервался, а Этайн залепетала извинения, перемежая их всхлипами.
— Я могу не успеть догнать тебя, — голос повиновался, пусть звучал глухо. — И поэтому снова прошу, неукротимая и неостановимая жена, внемли, пожалуйста, предупреждениям стражи. Хотя бы из опасения за их жизни.
— Я обещаю, мое сердце! Я просто так обрадовалась! А потом так испугалась! А потом обрадовалась и испугалась вместе!
Этайн подняла на него полные слез глаза.
— Я понимаю, мой Фрох, — поцеловал в лоб, чуть отстранился, чтобы видеть лицо. — Понимаю, что оказался бездарным садовником. Вот ты и рвешься ловить мои стрелы.
— Мидир! Как ты можешь! Мидир!
Мидир подхватил Этайн, несмотря на жест хранителя. Король точно знал, что лучше для его королевы. И, вздрогнув, чуть не выронил ее: его рука под грудью Этайн ощутила толчок и биение второго сердца под одеждой.
— Да, Мидир! — засияла Этайн. — Ты тоже, ты тоже это почуял? — очевидно, припомнив все его сказанные и несказанные слова о детях, вздохнула: — Ты…
— Моя королева, ты делаешь меня лишь более счастливым, — прошептал Мидир. — Хотя кажется, что это невозможно, — кивнул Хранителю, двинулся с женой на руках дальше, вниз по лестнице, аккуратно и медленно.
После очередного витка лестницы спросил затихшую:
— Скучала без меня?
— Со мной была Лианна, мое сердце. Она помогла мне переодеться, и расчесала волосы, и рассказала про скачок времени, а то я уже начала тревожиться за свой рассудок! — Этайн покачала головой, сетуя на обстоятельства или свою недогадливость. — Причем, я помнила все эти месяцы! Месяцы, которые мы с тобой прожили вместе. А оказалось, что не прожили…
Мидиру было знакомо это чувство: когда клепсидра взбрыкивала, она имела обыкновение проматывать время перед внутренним взором, однако реальность не всегда менялась вслед. Как-то раз в подобном видении Мидира Мэллин вернулся из Верхнего, а потом волчий король долго искал его по всему замку, не заметив границы реальности и иллюзии.
— Разве я дал повод сомневаться в себе? Даже в твоей грезе, — Мидир почти выдержал беззаботный тон.
— Нет, моя любовь, нет! Но потом, как странно, будто — р-р-раз! И оказалась в самом начале. Только пузатая, — фыркнула она. — И понимающая, что ты ничего не знаешь о ребенке. А потом… я почуяла волнение Лианны за друзей, — внимательно посмотрела, одним взглядом давая понять, что она волнуется тоже. — Вернее, — улыбнулась по-прежнему, — за друга и супруга!
— С ними обоими все хорошо, — не желая произносить имя Фордгалла и притягивать этим возможные неприятности, пояснил Мидир. — Живы, не ранены.
— Спасибо! — Этайн просияла. — Спасибо тебе, любовь моя.
Волчий король нахмурился, вздохнул раздраженно, слишком усталый для озорства. Этайн мягко обняла за шею, поцеловала в щеку, извиняясь без слов.
— Ребенок, — шепнула, положив голову на его плечо. — Ты обещал подарить мне ребенка! Помимо того, что будешь нежить и оберегать меня каждый день, что мы отняли у богов. Я так мечтала о ребенке! И так горевала оттого, что… я была уверена, что никогда… — договорила ему в плечо. — Спасибо за свершившуюся сказку.
Мидир молча спустился с башни, минуя все долгие пролеты и переходы Черного замка.
Слишком страшной выходила эта сказка, рассказанная ночью.
Жена вновь забеспокоилась, завозилась на руках, заерзала, завздыхала, на расспросы отвечая, что все хорошо, раз все живы. Мидир смирил любопытство и тревогу до того момента, когда ей станет некуда отворачиваться.
— Почему ты волнуешься теперь, моя любовь? — еще раз спросил он, укладывая Этайн на постель.
И на этот раз получил ответ:
— Мне вновь мерещилось странное. Как в том сне, когда я видела Эохайда вместо тебя. Прости, любимый, — Этайн замолчала на миг, явно пребывая в горьком раскаянии и принимая вину на себя, несмело подняла на него взгляд. — Я даже спросила хранителя. Нет ли чего-то в моем прошлом, что я забыла… Уж не я ли дала повод королю галатов для этой войны…
Этайн говорила все тише, все глуше, все менее смело. Она не собиралась оправдываться, но дорожила мнением Мидира. А ощутив однажды, что разговоры об Эохайде причиняют ему неудобство и даже страдание, не желала говорить о подобном впредь. Но и молчать теперь не могла.
Мидир затаил дыхание.
Хранитель не стал бы откровенно лгать на прямой вопрос, а способам увернуться и спрятаться за словами, как за чужими спинами, у него всегда можно было поучиться.
Волчий король припал губами к руке Этайн, без слов прося договорить.
— Он сказал, что нет, ничем и никогда, — жена помотала головой, словно стараясь успокоить не только его, но и себя. — Ему можно верить, я ему поверила, ведь маги не врут, ибо дорожат своей силой. Странный он, — она поежилась, обхватила себя за плечи руками. — Меня в его присутствии всегда продирает озноб.
Волчьего короля продрал озноб прямо сейчас. Хранитель решил, что Этайн можно солгать или что можно лгать Хранителю?
Мидир уселся в изголовье, возле плеча Этайн, притянул к себе, не давая холоду поселиться в теле, а тревожным думам — в сердце. Заодно отогнал собственные неприятные мысли о неприятном ши.
Мидир перехватил протянутую к его щеке руку и встревожился: слишком часто бился пульс на тонком запястье.
— Ты волнуешься не только поэтому.
Этайн молчала, лишь улыбалась немного потерянно.
— Думаю, я знаю почему. Женщина, ждущая ребенка, особо уязвима.
Происходящее вокруг не располагало к умиротворению и спокойному материнству. И теперь маленькая жизнь внутри Этайн — невероятно яркая синяя искорка — настойчиво требовала внимания. Мидир отчаянно пытался подобрать слова:
— Ты знаешь меня. Твой ясный ум должен дать ответ: дорожит ли волчий король своей скромной семьей? Может ли он пренебречь той, кто нуждается в нем как никогда ранее?
Он прервался, поглядел на жену, а та улыбнулась и покрутила головой из стороны в сторону.
— А твое горячее сердце должно подсказать, что этот король самолюбив, он продолжает любить свою королеву больше жизни.
— За что, Мидир? Я не прекрасная ши, за что ты меня любишь?
— Ты научила меня любить, — задумался Мидир. — Я всегда ловил лишь чужие чувства.
— Глупости! Ты любишь Мэллина!
— Потому что он любит меня.
— Ты любишь Джареда и волков, и…
— Я ощущаю их отраженные эмоции. Любить сам я начал лишь с тобой. Я закрыл свое сердце, когда стал королем. Отец сошел с ума, старший брат бросил Нижний, Мэллин сбежал, а самый близкий к трону ши, советник Джаретта, оказался предателем… И Благой мир, почуяв слабину трона, мгновенно погряз в войнах. Мне нужно было вновь собрать свой народ, я не мог иначе. А теперь мое сердце болит за тебя, но эту боль я не променяю ни на что иное. И я так тревожусь за тебя, что… — он отстегнул черный клинок в черных же ножнах, — дарю фамильный кинжал. Он режет любую броню.
Этайн смотрела на клинок с опаской и завороженным вниманием, однако брать в руки не спешила, еще отчаяннее прижимаясь к плечу.