Страница 87 из 110
— Мой король, при всей вашей любви, королева — человек! Мы даже не знаем, попала ли в мир теней ее душа!
Джаред разворачивается к полю боя. Вдалеке и вблизи что-то гремит и грохочет, и Мидир понимает: это не кровь шумит в ушах.
По старому камню — лязг сапог. Гонец. Волчара, совсем еще молодой, вон как тянется в струнку.
— Мой король, галаты! С левого фланга…
Голос гонца непроизвольно рвется. Дрожит, словно нить. Нить души Этайн. Мидир чувствует ее — еще четко, но с каждым вздохом — слабее.
— Галаты не уходят, — прокашлявшись, продолжает гонец. — Держат строй, несмотря ни на что.
— На горизонте, о старые боги, опять движение! — говорит советник то, что уже ощущает волчий король. — Первые ряды лежат. Верхние даже не уносят раненых магов! У нас вторая волна. Друиды подняли всех. Кто-то из нас должен управлять механесами!
Кто-то… Сердце глухо бухнуло в грудь. Понятно кто. Во главе войска должен быть ши королевской крови.
Тонкая красная нить… Жизнь Эйтан по-прежнему перед глазами. Дрожит, переливается…
Мидир чует движение, чует скрытую и открытую силу, готовую выплеснуться и сожрать волков, слизать даже саму память о Черном замке.
Вдали — гром. Слева от бастионов.
Нет, не гром, друиды готовят новую пакость. Этайн, продержись!
Красная нить все тоньше. Вот-вот оборвется. Взвыть бы по-волчьи, отчаянно. Выплеснуть боль.
— Постоять под стягом и я смогу! — рычит Мэллин в лицо королю. Рычит? Да он почти молит. — Я справлюсь! Я управлял механесами! — голос брата срывается. Теплый, живой. Даже нить жизни Этайн словно бы крепнет. — Верь мне! Спаси человечку! Кроме тебя, ее не вытащит никто!
— Он сможет, Мидир, — подтверждает советник. Все ссоры забыты.
— Добро, — решает король.
Лицо брата сияет, он разворачивается и летит по лестнице вниз.
— Джаред! — приказывает Мидир. — Давай!
Узкая прохладная рука опускается на грудь, ледяные иглы пронзают сердце. Оно замедляет удары, вдох рвет горло…
Тело бьется в судорогах.
Не удержать падение. Все ниже и ниже, быстрее и быстрее, через все этажи Черного замка, через камни и воздух, землю и корни…
В иной мир, где нет ничего. Не должно быть ничего — свою боль Мидир принес с собой. И напрасно, это мешает. Как напрасно открывать и закрывать глаза, бессмысленное действие. Как ни сильно нетерпение, остается только ждать.
Наконец привычное мельтешение точек перехода сменяется сонмом огоньков в черной мгле без конца и края.
Холод хватает за ноги и руки, Мидир поспешно поднимается. Огоньки с черной сердцевиной, словно комары на болотах неблагих, тут же набегают, откусывают кожу по крупицам, забирают силу. Светлые — чистые души — отгоняют их, давая время пришедшему. Но и те и другие льнут, шепчут, пытаясь вызнать, понять, как там близкие?
Мидир, отмахиваясь от надоед, идет, всматриваясь в бархатную тьму. Она то приближается, то удаляется. Алые, золотые, синие, зеленые огни мерцают в ней драгоценными камнями… Но перламутровой души Этайн не видно. Куда унеслась вспугнутой птицей?
Отчаяние душит, лишает надежды, делает мрак вокруг еще более непроглядным. Мидир шагает и шагает, кажется, целую вечность. Тысячелетия проходят над ним за один вздох, миры крушатся и создаются вновь…
Еще один шаг — и вновь ничего. Под ногами хлюпает вода, предупреждая о близости реки.
Этайн не должна, не должна была так далеко упасть! Души всех цветов радуги — только нет нежного перламутра.
А время уходит быстро. Очень быстро.
Мидир зябко вздрагивает, от него забирают не тепло — саму жизнь. Джаред что-то тревожно бормочет над ухом в том мире, которому еще немного принадлежит волчий король. Слов не разобрать, приходит твердое знание: надо возвращаться.
Куда? В Черный замок, к мертвой Этайн? К Этайн, закрывшей его собой?..
Мидир упрямо идет вперед, хотя передвигать ноги становится все тяжелее и тяжелее. Даже голову поворачивать трудно. Цвета сливаются, все огоньки видятся одинаковыми в темноте, что чернее любой ночи. Дальние очертания холмов, опоясанные рекой, в которую не войти живому…
Мидир трет веки, вглядывается в бархатный мрак, пронизанный душами.
Той, родной, среди них нет.
Ни позвать, ни поговорить. Почему он так мало говорил с ней? Почему так мало говорил о своей любви?
Черная пустота скалится, дышит со всех сторон, шевелится, тянется кошмарами самых страшных снов. Есть ли Нижний? Есть ли Этайн? Воспоминания разлетаются по миру, размазываются, исчезают. Не морок ли вся его память? Или он уже умер и давно блуждает во мраке бесконечного поиска?
Мидир, теряя равновесие, валится наземь. Ударяется коленом, разламывая черный лед. Это больно, и это радует.
Пока есть боль, есть жизнь.
Пытается встать — не выходит: мешает один из пыльных огней. Пыльные опасны. Их сердцевина начала затухать еще при жизни. Они злы и быстро меркнут, и стараются потушить других.
Мидир идет дальше.
«Этайн, ты же так хотела, чтобы мы старились вместе! И умерли в один день».
Тишина оглушает. Тишина обгрызает мясо с костей, сдирает мысли — глупые ненужные мысли! — напрасные заботы, ложные намерения.
«Я обманул тебя вначале и не смог защитить потом. Но хоть что-то выполню из обещанного».
Невозможно вздохнуть. В мире теней нет воздуха. Глаза закрываются окончательно.
Осталось последнее.
Умереть в один день…
Но, может, Джаред вытянет Этайн? Надо только приманить все огни.
Мидир опять делает то, что запрещено. Чего не делал никто и никогда. Мерцает мысль о том, что власть он брату не передал… Но есть Джаред, он поможет.
Руки движутся невыносимо медленно, вытаскивая несуществующий клинок. Еще более медленно, как в тягучей воде, Мидир режет вены на правой руке, где виден старый драконий след. Мир взрывается багрово-черным фейерверком. Вспыхивают огоньки, принимая жертву… И кидаются к Мидиру.
Все. Теперь точно все. Рука немеет, вслед за ней — все тело.
Чернота. Тишина. Покой.
Но что-то мешает и тревожит, и дергает, как младший за штанину в детстве или Джаред за рукав. Тянет наверх. Кто-то очень не хочет, чтобы он оставался здесь, в вечном мраке и холоде. Глупость какая, тут вовсе не холодно! Мидир приоткрывает веки. Перед глазами — перламутровый огонек. Рядом с ним — синий, крохотный, но очень яркий. Они дают свет и тепло, Джаред что-то шепчет и тянет за ворот… Мидир не помнит куда. Не помнит, зачем он здесь и что это за свет. Кажется, он что-то значил для него в прошлой жизни.
Зачем уходить, когда тут так хорошо, можно лежать на мягкой траве под ласковым солнцем и не беспокоиться ни о чем? Но розовый огонек сердится. Как будто топает ножкой, и плачет, и подается ближе, обняв синюю искорку. Розовый огонек забавный — требовать что-то у Мидира! — но его грусть непонятно почему расстраивает бессердечного волчьего короля.
Огонек подлезает под самые пальцы, толкается в ладонь, не хочет уходить один. Шепот в ушах превращается в яростный крик. Джаред, оказывается, умеет кричать!
Мидир чудовищным усилием зажимает огонь в руке.
И позволяет вытянуть себя…
Темно и тепло вокруг. Голова покоится на чем-то удобном и мягком. Влажная тряпка на лице. Мидир прихватывает ее обмороженными губами. Тела будто нет, только болит кисть, которой он прихватывал свет чужой души.
— Лежите, мой король.
— Эт-т-тайн…
— Тут она.
Говорить почти невозможно, невозможно приоткрыть веки, да и нельзя сейчас: солнце выжжет их после изнанки ночи. Ладонь Джареда удерживает его, весомо устроившись на середине груди. В горле словно скребли вудвузы, но пить нельзя, рано.
— Мидир… — Джаред пытается скрыть волнение, однако сейчас король более чувствителен не к словам, а к душам. — Ты чуть было там не остался.
— Этайн? — Мидир упрямо ищет ее руку своей.
— Знаешь сам. Дышит, жива. — Джаред вкладывает теплую знакомую ладонь лежащей рядом Этайн. — Она любит вас, мой король. Именно вас. Иначе бы не вытянула из мира теней.