Страница 37 из 110
Оборотившись к нему и поняв, что он не сердится, Этайн ответила:
— Ты приказал мне не забыть поесть.
— Я просил! — оскорбился Мидир.
— Разумеется! — фыркнула женщина. — Воган приготовил что-то невозможно вкусное, а потом спросил о Мэллине. Я сказала, что вы говорили… Воган ответил, что тогда на завтрак принц точно не явится, а кости сращивать проще на сытый желудок. Приказал стражу отнести еду, я решила помочь, немного не поняв насчет костей.
Мидир досадливо нахмурился, не собираясь отвечать. Но Этайн не унималась:
— Насколько ты старше Мэллина, мое сердце?
— К чему этот вопрос, Этайн?.. Не смотри так, моя красавица! Хорошо, я старше его на десять лет!
— А насколько ты старше Джареда?
— Этайн, ты что-то задумала! Я скажу, но если будешь продолжать в том же духе, тебе станет не до ответов!
— Итак?..
— Я старше Джареда на две тысячи и девятьсот лет.
— И ты еще удивляешься, мое сердце, что Мэллин захотел стать поводом для беспокойства! Ты не замечаешь брата больше двух тысяч лет, ты слушаешь племянника, которому меньше ста!
Мидир отвернул голову, сделав вид, что любуется светом, играющим на далеких холмах. Потом развернулся и рявкнул не сдерживаясь:
— Ладно бы сто! Мэллин — вечный ребенок! Только и может, что бродяжничать по Верхнему со своим кларсахом и попадать в истории!
— Послушай меня, мой прекрасный Мидир. Знаешь, чем ши отличаются от людей? Только вы можете дуться друг на друга две тысячи лет! Ты великодушен, мое сердце. Ты великодушен! А вот твой отец… Король Джаретт был властен до жестокости, нетерпим и воспринимал Мэллина как… не как родню, да?
— Как ты догадалась? — Мидир ухватил Этайн за плечи.
— Мой дорогой! — она смотрела все так же прямо и бесстрашно. — Может, ты стал похож на отца именно в том, в чем так сильно хотел от него отличаться?
У Мидира перехватило дыхание.
— Ты так хорошо обошелся с братом сегодня, — Этайн продолжала, — он ведь тянется к тебе.
— Мэллин, и тянется? — недоверчиво спросил Мидир.
— Разумеется. К тебе невозможно не тянуться, мое сердце. Джаред, Алан, все твои волки — и Мэллин тоже.
— Мэллин только и делает, что дерзит и вредничает!
— Нет! И ты ни разу не назвал его своим волком, мое сердце. А ведь он даже в Верхний убегает лишь для того, чтобы привлечь твое внимание!
— Если бы это говорили не твои губы, Этайн, я бы назвал это чушью.
— Просто подумай об этом.
— Если не забуду, — проворчал Мидир.
— Скажи еще… — посерьезнела она. — Ты не дарил мне янтарного ожерелья? Эти огоньки в лесу… Опять голова закружилась. Странное ощущение. Словно я забыла что-то или потеряла, — Этайн провела рукой по серебристой змейке на шее.
— Нет, моя красавица, — ответил Мидир, еле обретя дыхание.
— Видно, мне почудилось, — Этайн потерла висок. — Прости глупую птицу, — и пошатнулась.
— Что с тобой?
— Я немного устала. Совсем немного, — виновато ответила она.
Волчий король встревожился: синеватые жилки проступили на висках, а кожа была бледна до прозрачности. Этайн еле держалась на ногах! Очень устала. Он вымотал ее, не давая отдыха ни днем, ни ночью, а она опять — ну что за упрямица! — не сказала ему ни слова упрека.
Мидир, уже не думая о приличиях, подхватил ее на руки и шагнул через грань в зал королей.
Тревожное ощущение, что Этайн исчезает, словно истаивает в его мире, только усиливалось. Нужны силки для его солнышка. И после заповедного леса Мидир решил, какие.
***
Этайн лежала на спине, отстранившись от него, что уже было непривычно. Дышала быстро-быстро, странно, тревожно. Оттягивала змейку, словно та душила ее, а серебристо-черные браслеты, обвивающие запястья, казались оковами в розовой полутьме королевских покоев. Привстав, Мидир погладил Этайн по щеке тыльной стороной ладони, но ресницы все так же трепетали, губы вздрагивали, а веки были плотно сжаты.
Волчий король коснулся губами ее виска…
Черный замок глазами Этайн кажется Мидиру непривычно темным, незнакомым, недоброжелательным, даже зловещим. Она спешит длинными бесконечными коридорами, задыхаясь от испуга и быстрого бега, чувствуя за спиной жаркое дыхание погони. Легкокрылой вспугнутой птицей, что сама летит в силок.
Проход есть только в одном месте, но это иллюзия, и Этайн трогает зеркало. Черная поверхность не отражает ничего: ни замка позади, ни даже ее саму.
Этайн переступает с ноги на ногу. Ей неудобно, подняв подол из черного шелка, расшитый серебром, она с недоумением смотрит на одну ногу, обутую в серебряную туфельку, и босую вторую. Легкий смех заставляет поднять голову и устремить взгляд вперед. Там, во тьме черного зеркала, другая Этайн, в желтой тунике и одной сандалии с высоким переплетением золотистых ремешков, в солнечном блеске браслетов на запястьях, лодыжках. И с янтарным ожерельем на шее.
Этайн из настоящего замирает. Замирает и все вокруг. Она протягивает руку, касаясь призрачной Этайн из прошлого, они сливаются в одно.
Позади темным контуром вырастает фигура Эохайда. И не в самом лучшем его виде.
Эохайд заходит в палатку.
Видимо, решает Мидир, дело было не слишком далеко от вересковой свадьбы.
Эохайд немного пошатывается, глаза светлые и блестящие. По всему следует, что выпил, и выпил много. Вино, которое ши пьют, как воду, усиливает желание у людских мужчин, а голову туманит. Иначе бы…
Мидир догадывается, что сейчас произойдет, и чуть не рвет сон.
…иначе Эохайд не привлекал бы Этайн — ждущую его нежную Этайн! — к себе, не обращая внимания на ее сопротивление. Укладывает на низкое ложе, раздвигает бедром ноги…
Темнота. Видимо, не в силах смотреть, Этайн сжимает веки. Она хотела бы и не чувствовать, но не может.
Боль, разочарование, обида Этайн передаются Мидиру слишком явственно.
Этайн поворачивает голову, открывая глаза на тихий звук — птица напротив нее опускает крылья, словно они перебиты.
Мидир, не выдерживая, выныривает из сна.
Как он не увидел, не заменил, не стер это воспоминание? Разве что… Этайн прятала его даже от самой себя.
Она, судорожно закашлявшись, очнулась. Мидир, сидя на краю постели, спиной ощутил ее взгляд. Расцепил сжатые кулаки, замедлил дыхание, тщетно пытаясь успокоиться. Собственная спальня показалась мрачной и темной.
Эохайд взял ее без подготовки, видя, что ей не нравится и она не хочет!
— Мое сердце, — тихо и виновато позвала Этайн.
Он повернулся не сразу. Она сидела, подобрав под себя ноги. Глаза ее были закрыты, из-под век текли слезы.
— Я изменила тебе.
Опущенные руки сжали черное белье.
— Пустое, моя дорогая. Стоит ли придавать значение снам?
— Я знаю — знаю! — как ты относишься к верности. Вчера ты был готов убить брата, если бы он… Но я никогда…
Этайн, вздохнув, замолчала. Отгородилась своими страхами, своими воспоминаниями и тревогами, как стеной.
Можно было сослаться на обманное видение. Но довольно, хватит лжи.
Мидир рванулся к ней.
— Я видел твой сон.
Этайн открыла глаза, глянула неверяще.
— Я зверь, Этайн. Мои пути — ночные тени, они очень близки к снам. Тут даже магии не нужно.
— Я знала, за кого выходила замуж.
— Если бы, — покаянно выдохнул Мидир.
Коснулся ее руки, отодвинул легкую серебристую материю, влажную от ночного кошмара — черный, основной цвет волков, не очень шел Этайн. Переплел ее пальцы со своими.
— Это был не совсем сон. Это — твое прошлое. Просто ты во сне заменила… — Мидир сжал челюсти, вновь подбирая слова, — меня другим обликом.
— Правда?
— Тут нечему радоваться. Твой муж обещал нежить тебя, но в тот вечер…
— Мне говорили, так бывает часто, — Этайн склонила голову набок.
И правда, как птица!
— Только не у нас. Не у нас! И больше не повторится. Обещаю, моя дорогая. Я сделал с тобой, — Мидир выдохнул, вновь собирая слова в ту реальность, где есть он и она, — много гадкого. Но это моя вина. Не следует тебе винить себя.