Страница 36 из 110
— Тебе решили вбить правила каленым железом?! — рассвирепел Мидир.
— Могли и сжечь за непослушание! Так что я отделалась лишь шрамами.
— Не только. Я видел давние отметины на спине. Кто еще пытался насильно осчастливить тебя?
— Это… да, это всего лишь пожелание добра. Отец очень хотел выдать меня замуж за Борво… Он тоже внук короля и вполне мог в союзе с нашим кланом претендовать на трон. Его отец очень дружен с моим. Но, видимо, ни плеть, ни огонь меня ничему не учат. Эти следы ты тоже убрал?
— Это меньшее, что я мог сделать для тебя.
— Вколачивать ум-разум детям и женам — не зазорно даже в лучших семьях. Галаток еще считают свободными! — горячилась Этайн. — Мы можем уйти, получив развод — и жить в позоре до конца дней своих. Можем принудить жениться — и жить с человеком, не любящим тебя.
— Да, Этайн. Ты ведь тоже могла дождаться Лугнасада и прокричать о своей любви во всеуслышание. Я бы потерял честь, не став твоим супругом.
Этайн открыла сердце, подарила себя, не требуя ничего взамен. И хотела уйти — к друидам, на костер или к родне, готовой отдать ее этому Борво. Мидир напряг память: они с Эохайдом гостили в том клане. Молодой человек древнего рода. Что-то ему тогда в нем не понравилось, но присматриваться не стал. А сейчас возненавидел лишь за то, что ему чуть не отдали его Этайн! Тогда точно проще было бы сделать ее вдовой.
От лицезрения Борво с распоротым животом его вновь отвлекла земная красавица.
— «Честь и сила», да, — задумчиво произнесла она, разглядывая девиз дома Волка на его браслете. — Много ли чести стать навязанной женой? Много ли чести иметь такую жену, как я? Но ты… — засияла глазами так, что Мидир улыбнулся в ответ. — Ты всегда можешь взять вторую! Взамен или кроме этой, упрямой.
— Я не могу, Этайн. Ши женятся крайне редко. И уж точно не берут вторую жену.
— Нет-нет, не говори, умоляю! — испуганно отшатнулась она. — Не надо, только не о любви. Не говори, что не любишь! Я знаю! Только не говори! Мое сердце, я буду любить за двоих!
— Я скажу иное. Я буду заботиться о тебе, нежить тебя — каждый день, отнятый у богов.
Чужие слова из уст Мидира прозвучали столь искренне, что Этайн замерла, веря и не веря… Целоваться при всех не пристало владыке Благого двора, но Мидир повел вокруг хищным взглядом, ухватил Этайн за талию и увлек под тень ближайшего дуба. Нежное лицо женщины обхватили белые волчьи ладони, губы Мидира приблизились к ее губам, и вся задуманная прогулка стала казаться бессмысленной тратой времени.
— А ты, пилик, куда это ведешь нашу Этайн? — раздалось в меру назойливо, без меры визгливо.
Мидир с трудом оторвался от «нашей Этайн»: целоваться он умел, хотя не слишком любил, но с этой женщиной все было слишком волшебно, слишком по-иному. С ней все было как впервые.
Феечки не отставали, продолжая пиликать над ухом.
— Она не ваша! — смахнул он с плеча скинутые ими желуди.
— Нет, пилик, наша! Наша! Она наша королева! Так куда?
— В самую чащу самого темного леса! — оскалился Мидир.
— Тогда, пилик, мы будем сопровождать вас.
Феечки и не думали выказать испуг или хотя бы уважение! Так и будут зудеть всю дорогу. Ну не убивать же, особенно на глазах Этайн. Только Мидир сложил проклятие для превращения феечек в тыкву, как женщина произнесла:
— Дорогие феи, разрешите моему супругу показать мне ваш лес. Мне кажется, он должен быть волшебен! Особенно для двоих, — и те, пошушукавшись, улетели.
Волчий король подхватил земную женщину под руку и вновь повел по дороге.
Гуляющих, несмотря на чудесный день, было немного, у заповедного леса и вовсе никого. Этайн, закинув голову и приставив ладонь ко лбу, разглядывала ели, упиравшиеся в небо. Мидир прислушался к отчаянной перекричке птиц, шуму ветра, отдаленному журчанию Айсэ Горм.
Горько и пряно тянуло от нагретой смолы, последней, истовой сладостью — от сияющих в изумрудной траве звездочек лютика и зверобоя. Волчий король опустился перед женщиной на колено, приподнял край длинной развевающейся юбки. Этайн ахнула, приоткрыла рот, но Мидир прижал палец к губам, прося о тишине. Стянул с нее высокие сапожки из мягкой кожи, прижался на миг к очаровательной ножке щекой. Разулся сам и прислушался. Лес молчал. Этайн сделала шаг, другой по мягкой хвое и пошла вперед так легко, словно перед ней расстилался ковер. Провела рукой по еловым колючкам, рассмеялась чему-то своему.
Мидир нагнал Этайн, подхватил под руку, повел в центр леса. От его движения очередная лапа замахнулась, готовая ударить незваного гостя, расцарапать кожу, как не раз случалось с неопытными лесовиками: они хоть и дети Леса, но ельник признавал за своих лишь волков.
Мидир обернулся, готовый ухватить сердитую ветку — но та скользнула по щеке Этайн, словно лаская.
— Наш лес принимает тебя, — не совсем еще веря, вымолвил Мидир.
Этайн слабо улыбнулась в ответ.
В густом еловом лесу медленно темнело. Стволы становились все толще, вытягивались все выше. Трава редела, цветы пропадали. Солнце, пробиваясь косыми лучами, касалось лишь зеленых игл на концах длинных кружевных ветвей.
Когда свет окончательно исчез и стылый мрак начал окутывать сердце, раздалась тихая мелодия. Она шла ниоткуда, словно от самой основы мира.
Подчиняясь ей, неярко засветились стволы, еловые колючки, сама почва под ногами. Границы реальности меркли, очертания стволов, веток, земли — размывались, обозначаясь лишь тонкими линиями. Вещественный мир таял.
Все вокруг звенело, переливалось, искрилось и играло всеми цветами радуги. Все было пропитано любовью, магией и светом.
Женщина потянулась к пролетевшей перламутровой птице.
— Не шевелись, — остановил Мидир очарованную Этайн и поднес к губам ее полупрозрачную руку.
Сверху раздался легкий шум. Золотистые шарики спускались, пульсируя в воздухе, потихоньку оседали на руках и плечах, плавно ложились на землю.
То ли миг прошел, то ли вечность. Мелодия закончилась, и шарики разлетелись во все стороны, словно не вынеся реальности. Взорвались птицами, светлячками, искрами…
Мидир уже хотел уходить, но неяркий свет, разлитый по лесу, все никак не гас. Он окутал фигуру Этайн, собрался короной на ее голове, заиграл в волосах и лишь потом медленно померк.
— Что-то не так, мое сердце? Ты удивлен!
— Наш мир и правда дал тебе свое благословение, — вымолвил Мидир. — Словно ты наша, Этайн.
Цвет глаз восхищенно смотрящей на него женщины был очень похож на молодую хвою по весне.
— Я твоя, Мидир…
Ему слишком хотелось в это верить. Ему слишком хотелось сделать это правдой! Вновь, как на Северном море, затрепетало сердце, распахнулись крылья.
Он никогда еще не был так слаб, так зависим от одной хрупкой смертной. И так силен. Очень хотелось осчастливить весь мир, но рядом была одна Этайн.
Она прижалась спиной, сведя его ладони на своей талии. Подняв голову, произнесла еле слышно:
— Кто вы, откуда пришли?
— То ли со звезд, то ли… Никто не знает. Мы были праведными — отсюда слово «благие» — и делали лишь правильные вещи. Потом, в этом мире, мы обрели свободу. И начали совершать ошибки. Вернее, мы получили три дара — магию, свободу и любовь.
— Это прекрасные дары.
— Не всем так показалось. Начались битвы — по поводу и без повода, за любовь, за магию, за честь. Битва Деревьев произошла из-за фразы, которую лесные неправильно поняли. Битва с фоморами… они украли у нас Дом Рек! Потом фоморы определили себе «Закон», неблагие «Свободу», а благие «Слово» и стали следовать им. Правила скрепили вселенную, мир вошел в жесткие рамки, и покой Нижнего длится много тысячелетий. Хотя бывают и… — он запнулся, не зная, как обозначить для земной конец света, — катаклизмы.
— А как появились именно волки?
— Маг встретил волчицу, что обернулась в свете луны в девушку столь прекрасную, что он полюбил ее. Они жили долго, волчица родила ему сыновей… Захотел он, чтобы она была не только матерью его детей, но и осталась с ним навсегда, и сжег ее шкуру. Только оказалось, та шкура берегла ее облик. Жена обернулась волчицей и убежала в лес уже навсегда… От их детей пошел наш род волков, — не слишком довольно закончил Мидир — Как ты оказалась у Мэллина?