Страница 29 из 110
========== Глава 14. Баллада о вереске ==========
Волчий король никому доселе не показывал свой мир: девушки Верхнего видели в облике того, кто привел их, свою воплощенную мечту, всё остальное проплывало прекрасной тенью, пышной декорацией. Мидир все три дня продержал Этайн в Черном замке, но Этайн — особенная и требовала к себе особенного отношения. Да, она сидела на золотой отмели Айсэ Горм под старым вязом, выросшим еще при старых богах, к ней без страха выходил единорог, вудвуз и вылетали феечки. Но сегодня волчьего короля потянуло туда, где щемит сердце от сдержанной красоты, где студеные волны ласкают каменистый берег, где птицы ныряют не хуже рыб, а рыбы выбрасывают струи ледяной воды. Где зимой осиротевшие небеса полыхают радугой, а сейчас, в первом месяце осени, солнце без устали бродит вдоль горизонта. Не опускается, а лишь дразнит бушующее море поцелуями.
Мидир вспомнил тот далекий берег в мельчайших подробностях и потянул Этайн в тающий след от Окна…
Мягкий мох в кружеве мелких белых цветов принял двоих не хуже перины. Взметнувшийся над тяжелым морем берег позволял любоваться синевой неба и воды, причудливыми изгибами дальних островов и множеством птиц, что галдели и носились над обрывом.
— Место вокруг нас изменилось, — губ Этайн коснулась улыбка, — а твоя ладонь все еще под моей юбкой, как и мысли.
Под северным небом глаза ее отливали ясной чистотой изумруда, белая кожа слабо мерцала, а рыже-золотистые кудри казались Мидиру яростным пламенем. И он решил, что берег никуда не убежит…
Птичий гвалт возвратил к действительности. Мидир поднялся с земли, потянув за собой Этайн. Неуёмная сила кипела в крови, просилась наружу. Хотелось пошалить — сдвинуть берег или взлететь в стылую высь! — но волчий король привычно сдержал себя. Привел в порядок их одежды, хотя никому — ни небу, ни земле, ни птицам — не было дела до того, как выглядели ши и земная женщина, а иных обитателей здесь не водилось. Только рубашку и сюрко волчий король накидывать не торопился, впитывая прохладу колючего воздуха и радуясь нечастой свободе тела.
— Ты совсем не даешь мне поговорить с тобой, — укорила его Этайн.
— Это упрек?
— Нет-нет, ты очень внимателен ко мне. Заботлив, нежен… как никогда ранее.
Мидир рассмеялся, раскинул руки и вновь упал на мягкий влажный мох.
— Будь уверена, твое тело поведало мне больше, чем могли сказать твои губы.
Она присела рядом, расправила широкие рукава блио. Потом оглядела его — да так, что захотелось вновь уронить Этайн в мох, впечатать свое тело в ее и…
— Ты отдаешься полностью, без остатка, мой Фрох, — заговорил волчий король в желании отвлечься. — Это очень приятно для мужчины, но не слишком правильно для женщины. Я научу любить себя, дай срок.
Мидир протянул руку, коснулся порозовевшей щеки Этайн. Она поймала его пальцы губами, пробежалась взглядом по его телу.
— Любуешься? — довольно произнес Мидир.
— Вот это! След на запястье и на плече!
И то и другое было настолько слабо видно, что он не думал прятать шрамы вовсе.
— Следы на плече есть у всех волков: уроки по владению телом. Мне, как принцу, доставалось немного больше прочих. Совсем немного, — усмехнулся Мидир. — А второе… — быстро накинул одежду, подхватил с земли звездчатый белый цветок и протянул Этайн. — Не стоит твоей заботы.
— Мидир! — отказалась она переводить разговор в шутку.
Он вздохнул, уже зная, что Этайн не отступится. Стирать память или рычать показалось не лучшим выходом, да и можно ли теперь касаться уже измененной памяти Этайн?
Мидир отвернулся к морю, где отвесная скала дробилась на останцы.
— После Нуаду мы научились отращивать конечности. Хоть это долго и неприятно.
— Откуда такой шрам? Что ты с собой сделал?!
Двое седых валунов срослись вершинами. Один — в море, другой — на берегу. Ненасытный дракон, что все пьет и пьет темную воду. И, как настоящий дракон, никак не может насытиться.
Волчий король возвращается по дороге памяти на многие столетия назад.
***
Шум накатывающейся на берег гальки сменяется треском вспыхивающих степных трав. Светло-голубое небо гаснет. Теперь над головой — мутное, песочно-серое, затянутое бурыми недобрыми тучами.
Ноздри забиваются пылью, копотью и запахом горящей плоти.
Вместе с волками Воины Степи, готовые биться и умирать. Отряд небольшой. Киринн, начальник замковой стражи, всегда рядом со средним принцем Мидиром.
Встретить здесь дракона не ожидал никто.
— Это должна быть разведка, а не атака, мой принц, — произносит Киринн в очередной попытке отговорить Мидира. Он сжимает руку начальника замковой стражи, еще раз продумывая свой план.
За их спинами — прекрасный некогда город Степи. Полукруги конюшен, любовно выращенные сады и виноградники, высокие башенки из красного кирпича… Теперь на этом месте пепелище. В развалинах укрываются женщины, дети и раненые. Но добраться туда огнедышащей твари — пара пустяков. Драконы нападают и уходят. Но всегда возвращаются.
Вновь слепящей стеной летит пламя — с ним не могут справиться волки. От нестерпимой боли многие обращаются в зверей и горят — горят! Однако не отступают.
— Вы уверены, мой принц? — шепчет начальник замковой стражи. — Нас мало. Мы можем отступить и вернуться спустя неделю уже с войском. Ваш отец задействует магию…
— Киринн, ты знаешь не хуже меня, — не оборачиваясь, отвечает Мидир, — через неделю тут некого будет спасать!
— Тогда разрешите мне, — склоняется большая голова, в серо-голубых глазах Киринна мерцает беспокойство.
— Только огонь может потушить огонь. Ты знаешь, почему я, — Мидир оборачивается и хлопает его по мощному плечу: начальник замковой стражи гораздо крупнее не вошедшего в полную силу второго принца. — Что скажешь?
— Как всегда, мой принц, решение ваше безумно и гениально.
Кровь Джаретта, перворожденного, усиленная кровью человеческой женщины, сама по себе ловушка. Пусть согласиться начальнику стражи сложно, но, приняв план, он больше не противоречит и не сомневается. Киринн — один из немногих, кто не сомневается, никогда не сомневается в Мидире.
— Дай мне добро, Киринн.
— Добро, мой принц, — забыв обо всем, начальник замковой стражи на миг обнимает его, словно сына.
Киринн машет левой рукой, отправляет еще двоих на верную смерть.
Дракон поворачивает им навстречу шипастую голову, вновь извергает пламя…
Мидир уже близко. Отшатывается от одной из лап, переворачивается, больно натыкаясь спиной на камень, но уходит от взмаха костяного хвоста. Ныряет под переднюю лапу — вот он уже под самой мордой.
Огнедышащая тварь после выдоха на время лишена огня. В руке Мидира горит алый камень. Дракон опускает длинную шею, водит головой влево-вправо следом за движением его руки. Камень Огня полон магии древних, лучшего угощения не придумать! Вот только кинь его — и дракон обожжется и выплюнет. Ничего, что он сам выдыхает пламя! Огонь загорается лишь на воздухе, желудок может переварить все. Или почти все.
Глаза дракона загораются алчно — словно два камня Огня.
Резкий бросок вперед, шорох чешуек — и зубы с треском смыкаются на камне. Волчий принц рычит, дергает руку на себя в надежде сохранить хотя бы локоть. Хлещет кровь, вместо кисти торчит белая кость, сердце почти останавливается, прогоняя по жилам боль вместе с пульсом.
Дракон поднимает змееобразную голову вверх, проглатывая кисть волка и алый камень.
Мидир падает навзничь и чувствует, как подхватывают его знакомые руки.
Конечно же Киринн! Киринн, растивший его, как сына.
Мидир выплескивает злую боль:
— Что, тварь, съела?!
Всё меркнет, а когда Мидир приходит в себя, обрубок руки уже стянут, а Киринн хлопает по щекам, приговаривая: «Все хорошо, теперь все хорошо, мой принц».
Мидир сквозь сомкнутые веки успевает увидеть: середину чешуйчатого тела разрывает огненным шаром, в разные стороны разлетаются лапы, а хвост… Хвост летит прямо на них! Откатиться или отползти не успеть. Костяными лезвиями к принцу летит сама смерть.