Страница 2 из 4
— Расскажу я все, расскажу! — заторопился. Друзья хозяина те еще твари, порвут и не заметят. — Все, что видел! Попить бы…
— Да я тебе…
— Дай ему воды. Быстрее начнем, быстрее закончим. Не весь же день на него тратить.
К губе ткнулся край, он пил, не ощущая вкуса, проливая половину. И опять затрясло так, что зубы застучали о дерево.
— С-с-сначала все шло ка-а-ак обычно, — заикаясь, начал он.
Но все шло не как обычно.
***
— Псс! — тихий неожиданный звук привлек внимание узницы. Она подняла голову, но в полутьме увидела лишь нечеткий контур мужской фигуры. Это было странно, что кто-то зашел без факела. Странно было, что говорил шепотом.
Пришедший оглянулся — туда, откуда слышалось стуканье, смешки и стук игральных костей — где сидела охрана. Присел на корточки.
— Не соблаговолит ли прекрасная дама разрешить мне переступить порог ее Дома?
Голос был низок, и больше всего походил на песню. У «Прекрасной дамы» сразу снова заболел бок, заслезились глаза и очень захотелось кричать, выместить страх. Но кричать ей не давали, поэтому она решила отвернуться от очередного визитера, но тот произнес непонятное ругательство и добавил еще мягче:
— Жить хочешь?
И она опять ничего не ответила на его вопрос, зато кинулась к решетке, затрясла ее, запричитала: «выпусти, выпусти меня отсюда!» в слабой и совершенно безумной надежде на помощь. А стража, что обычно прибегала на малейший шорох, все также выпивала и ругалась, словно все, что творилось здесь, происходило под стеклянным колпаком.
— Куда пойдешь? Ты не местная. Тут на каждом шагу охрана, — приблизил он лицо к решетке. Бледное и столь красивое, что ее осенило:
— Ты — фейри?!
Он пожал плечами.
А ведь может помочь, может! Надо только попросить хорошо!
— Помоги мне, прошу, умоляю! Я не рабыня, нет! Я одна у родителей, они щедро заплатят…
— Тсс, — недовольно прошептал он. — Просто. Разреши. Мне. Войти.
Вот так. Каждое слово — отдельно. Как перестук камешков в чистой горной реке или звук капели по весне.
Она все еще сомневалась, слишком много страшных рассказов слышала в детстве — про подземных жителей, что уводят в свой прекрасный мир, а возвращают спустя сто лет, когда все близкие уже давно умерли.
Пригляделась с ужасом: глаза ее гостя сверкнули янтарным огнем. Не отраженным светом луны, а сами по себе, словно множество светлячков; в напряженной улыбке показались острые клыки. Он был страшнее ее похитителей, страшнее всего, что она видела за свою короткую жизнь. Это ее почему-то порадовало.
И она разрешила.
***
Перед дверью в господский дом эта девка, что из подвала вытащили, уперлась, словно ее в землю закопали.
— Ну что стоишь? Не обидят тебя, разве помнут немного.
— Да я не против… размяться. Не обижусь. Дяденька, а вы правда разрешаете мне перешагнуть порог этого дома? — и глазками стрельнула, ровно ее на черничный пирог в Лугнасад позвали. — Скажите, вдруг доброе слово вам жизнь спасет?
— Правда, правда. Мое слово, — буркнул, не думая, уж больно тащить не хотелось.
Хозяин натешится, может, и ему что перепадет. Девка малая, а фигура… Шлепнул по заднице — вернее, попытался, а поймал ладонью лишь воздух. Глупая девка сдвинулась легко, будто танцуя — сама от ласки ускользнула. Еще и прошипела что-то неразборчиво.
Тогда он к ней присмотрелся получше. Белая кожа, ровно молоком плеснули, серебрилась в свете полной луны, а волосы казались слишком темными. Вроде рыжими были. Да нет, помстилось. Просто ночь, вот и не разглядеть толком.
Втолкнул девку к хозяину, кивнул служивым, поболтал ни о чем, а потом отошел, решил глянуть, как там дела. Да, что там скрывать, потешить себя. Было у него окошечко потайное. И подивился — девка нетронутая, а сидит на хозяине, словно опытный верховой на жеребце.
— Порадовать, говоришь?
Вот тут, пожалуй, странное и началось. Но не этим же двоим рассказывать, все одно не поверят!
Черты лица девочки поплыли, фигура задрожала, увеличиваясь в размерах. Клетчатое платье пропало, а на хозяине, разведя его руки, сидел молодой мужчина в черной одежде. Кожа его и впрямь была чересчур белой, волосы — слишком черными, а глаза пылали яростным желтым.
Сотник не двинулся с места, он уже видел этого человека, вернее, не-человека. Тот не поднял бы руку на живое существо. Но — после смерти все меняется. Этот, судя по глазам, убьет хозяина быстрее, чем кто-то успеет ворваться в покои.
— Ты?! — пискнул хозяин. — Ты же…
— Мертвый? — оскалился призрак.
— Мы же убили тебя!
— Иногда смерть приходит, откуда не ждешь.
— Нет-нет! Ты не он!
— Говори. Кто отдал приказ. Кто был с тобой. Имена. Где живут. Быс-с-стро!
Говорил призрак тихо, монотонно, но очень четко.
— У меня есть деньги, — заторопился хозяин. — Есть деньги. Много, много денег! Прямо здесь и еще в тайнике закопаны, в лесу, подле камней приметных…
Сотник прислушался и аж пожалел, что прервали.
— Я. Просил. Имена.
И хозяин заговорил. Быстро, торопливо. Сотник прислушался — своего не услышал.
— Кто? Приказал?
Вот тут хозяин заткнулся. Захрипел так, что понятно стало — локтем на горло нажали. А потом отпустили, раз хозяин зачастил снова:
— Я не могу, не могу! Меня же убьют! Ты знаешь, ты хоть понимаешь, кому я служу?
— И кому же ты служишь?
— Тебя размажут по твоему Нижнему!
Голова призрака склонилась к левому плечу, четкая бровь поднялась в удивлении.
— Ты думаешь, я шучу с тобой?
Поднес руку хозяина ко рту и откусил большой палец, словно кусок хлеба или морковку. Сотник обмер, тупо смотря на хлещущую во все стороны кровь. Едва не сблевал, но сдержался, и с места было не сдвинуться. От дикого крика в ушах звенело.
— Говори, — продолжил все тот же ледяной голос.
Вопли хозяина перешли в стоны вперемешку с руганью.
В ответ на крики дверь задолбились, по дому забегали, сотник обернулся на миг, а потом плюнул — разберутся без него. Его дело — девку привести, дом найти, за порядком следить. А класть свою жизнь за жизнь хозяина — для того и существует стража. Тем более, стены и двери своих покоев хозяин, словно боясь чего-то, усилил. А теперь сам попал в свою же ловушку.