Закат

Когда на ослепительно синее небо набежала туча, Закат взглянул на нее с облегчением. Тут же опустил глаза, поймав себя на том, что мысленно молит ее пролиться дождем. Благодаря кляпу он даже случайно не мог ничего сказать вслух, и все равно не хотелось никого ни о чем умолять. У него ведь не было сил, чтобы что-то изменить. Дождь или пойдет, или нет, нет смысла просить об этом.

На макушку упала первая капля. Сначала редкие, оставляющие в сухой пыли глубокие рытвины, они вскоре превратились в ливень, и люди торопились убраться со двора, уносили снаряжение. Вода текла по волосам Заката, впитывалась в веревочный кляп. Он старался выцедить ее, высосать из волокон, запрокинув голову и щурясь от брызг, норовящих попасть в глаза.

Дождь шел сплошным потоком, порывы ветра пробегали по пологу воды, будто волны на морской глади. Молния ударила куда-то за пределы цитадели, над самым ухом громыхнул гром. Закат, только что изнывавший от жары, теперь дрожал от холода и беззвучно смеялся, сглатывая подаренную ему влагу.

Гроза постепенно сошла на нет, за ее пеленой вновь проступили каменные стены, изрядно промокшие чучела и развезеная в грязь тренировочная площадка. Пахло мокрой землей, стало прохладней — опустевшие тучи не торопились уходить, продолжая закрывать небо. Во двор первыми вернулись слуги — работа-то никуда не делась.

Закат закрыл глаза. Пожалуй, лучшее, что он мог — попытаться задремать.

Толком поспать не удалось: сначала мешал шум, потом, когда небо разъяснилось, к нему добавились духота и яркий свет. Окончательно вырвал из дремоты звук текущей воды, разбудив так же верно, как будит оленя хруст ветки, треснувшей под ногой охотника. Перед Закатом стоял юноша, только что ливший на землю воду из кувшина, рядом с ним — магистр. Изо рта вынули кляп, Закат хмыкнул было, но осекся. Пить все-таки хотелось: несколько глотков, перепавших благодаря ливню, не могли утолить жажду на целый день.

Вода искрилась в свете заходящего солнца, впитывалась в и без того влажную землю. Закат шевельнулся, оперся на носки, приподнявшись. Колени зудели от грязи, на коже отпечатались мелкие камушки.

Если обращать внимание на такие вещи — можно почти не думать о том, как хочется воды.

— Что же ты не пьешь? — голос магистра звучал лживо-участливо. Закат поднял голову:

— Вижу, что не дотянусь. Для этого не обязательно пытаться.

Магистр кивнул юнцу, тот подошел ближе, наклонил кувшин над Закатом. Тот откинул голову. Вода текла по подбородку, с трудом удавалось не захлебываться. Кувшин опустел куда раньше, чем Закат хоть насколько-то напился, но он, облизнув растрескавшиеся губы, все-таки улыбнулся.

— Спасибо.

Юнец вспыхнул до корней волос, обернулся к магистру. По кивку убежал. Тот смотрел на пленника с любопытством. Чуть наклонился над ним, спросил доверительно:

— Тебя кто-то напоил, ведь так?

— Да, — спокойно ответил он. — Дождь.

Магистр отстранился, даже не пытаясь скрыть раздражение. Усмехнулся:

— Ты об этом еще пожалеешь.

Ушел. Закат прикрыл глаза. Неловко завозился, свел колени. К сожалению, он понимал, что имел в виду магистр.

Вряд ли его милосердно отвяжут от столба и отвернутся, даже если он попросит. Однако все было еще не настолько плохо, чтобы не дождаться утра. А магистр обещал, что на рассвете эта пытка закончится.

***

Голова осужденного дергается в сторону, по красивому лицу растекается белок, чуть выше брови алеют царапины от разбившейся скорлупы. Герой щурится, пытаясь проморгаться, разлепить склеившиеся ресницы. Над ним смеются, а он гордо вздергивает подбородок, в который тут же прилетает камень.

Темный властелин едва заметно хмурится, заводила теряется в толпе, резко вспоминая приказ — до смерти не забивать. Сдерживать людей всерьез никто не собирается, так что если они распробуют вкус крови, завтра со столба снимут лишь бездыханное тело.

Темный властелин отпивает глоток вина из серебряного кубка, глядя в глаза своей жертве.

Их разговор не звучит словами, но каждый знает, о чем думает другой.

«Ради них ты жертвуешь собой?»

«Да, и ради них тоже. Потому что они просто люди. Я должен спасти их от тебя».

«От меня? Разве я сейчас бросаю в тебя негодящие фрукты?»

Герой чуть морщится, выше поднимая голову, будто это может защитить его от запаха гнили, которой заляпано его тело. Смотрит так же прямо, уверенный в своей правоте.

«Они делают это только потому, что ты приказал. Они боятся тебя. Если тебя не будет, никому и в голову не придет забрасывать кого-то тухлыми яйцами».

Темный властелин ухмыляется, сходя с трона.

Он знает — после ухода правителя толпа лишь почувствует себя свободней. Ведь это так смешно, когда жертва пытается делать вид, что не замечает своих мучителей.

***

В этот раз он проснулся от того, что кто-то возился с веревками. Пара рыцарей вздернула его на ноги, отвязав от столба. Он прикрыл глаза, заставляя себя попросить:

— Пожалуйста, мне нужно…

Лучше так, чем обмочиться во время следующей пытки — что бы там не придумал магистр. Девушка поморщилась, ее напарник хмыкнул, оглянулся куда-то за плечо Заката. Видимо, магистр решил проявить милосердие, так как Заката подтащили к стене. Он оперся лбом о камни, с трудом справился с узлом на белье, вздохнул.

Стоило завязать обратно тесемки, как его крутанули, подхватили под руки. Подтащили к трем алебардам, установленым гигантской треногой. Лезвия были сцеплены друг с другом, древки чуть прикопаны в землю, чтобы точно не расползлись. Цепь кандалов перебросили через верх, закрепили, ноги пинками заставили расставить пошире, привязали накрепко. Закат глубоко дышал. Он догадывался, что сейчас будет.

Напротив, прямо посреди двора, установили резное кресло. Магистр сел, тщательно расправив складки мантии. Занятые своими делами рыцари оглядывались на них недоуменно. Видимо, Закат был первым, кого собирались высечь во дворе Светлой цитадели.

Сзади щелкнула плеть, пока вхолостую. Улыбнулся магистр, поймал взгляд пленника.

— Любослава — мастер кнута. Она была пастушкой у одного господина, служившего тебе.

— У меня уже много лет нет слуг, — возразил Закат. Магистру, конечно, было плевать, а вот…

Спину будто обожгло огнем, Закат вздрогнул, но сумел не вскрикнуть.

— Пока ты не побежден, многие служат тьме, — отрезал магистр. Продолжил притворно мягким голосом: — Этот господин издевался над своими работниками даже вопреки своей выгоде. Он специально нанял трех воров, чтобы они украли у Любославы овечку из стада, и он смог бы наконец наказать честную пастушку.

Свист, удар оказался таким сильным, что взрезал кожу, будто ножом. Закат на миг окаменел, вытянувшись струной, затем склонил голову, сжимая зубы. Боль от редких пока ударов успевала притихнуть, уйти в глубину.

Он догадывался, что это вряд ли продлится долго.

— Любослава искала пропажу до поздней ночи, и когда, отчаявшись, пригнала стадо назад, ее ждало наказание и за опоздание, и за пропажу. Господин пожелал высечь ее лично, сделав это так, что на следующее утро девушка все еще лежала в горячке от ран и унижения.

Закат жмурился, судорожно сжимая кулаки. Удары теперь полосовали спину частой ровной сеткой, вспыхивали огнем на перекрестьях. Рыцарь вкладывала в них всю злость на ту, прошлую несправедливость. Он терпел. Он уже понял, что мало кто пришел в орден просто так. Пойманный Темный властелин стал козлом отпущения для всех, кто пережил что-то страшное.

— Злобный хозяин, подлинная темная тварь, выкинул больную, дрожащую в лихорадке Любославу на улицу. Однако, по счастью, мимо проезжали светлые рыцари. Они выходили девушку, и теперь она — гордость нашего ордена.

— Однако господина… так и не наказали… за издевательство… над тобой?

Он обернулся, все равно не видя рыцаря, но обращаясь к ней. Говорить приходилось на выдохах между вспышками боли, торопливо и с обрывами.

Ответом стал грубый, неровный удар, сильнее всех прочих.