Страница 25 из 46
Вот это да, мысленно воскликнул я.
Вторая панель. Амелия встает. Зик смотрит на нее с тупым удивлением, лицо у него, как у полного ничтожества, который сам себя выставил на посмешище. При виде этого рисунка я повеселел.
Третья панель. В доме. Амелия стоит спиной к Зику и говорит: «Убирайся. И чтобы больше я тебя здесь не видела».
Четвертая панель. Подпись «позднее» в верхнем левом углу. Амелия у себя в комнате сидит на постели. В пузыре — ее мысли: «Он приходил сюда. Прямо сюда, ко мне в спальню. Две ночи подряд».
Я с трудом сглотнул и продолжал читать.
Пятая панель. Силуэт Амелии в постели. «Вообще-то это было некрасиво — прокрадываться ко мне в комнату среди ночи. Но вчера ночью, когда он не пришел…»
Шестая панель. Вид через окно снаружи. Амелия в комнате говорит вслух: «Это было просто жестоко».
Ну и что мне нарисовать в ответ?
После возвращения домой я испробовал несколько идей. Нарисовал, что могло бы произойти между нами, если бы я снова пробрался к ней в дом. Если бы проскользнул в ее спальню среди ночи. Потом я собрал все эти рисунки, скомкал и бросил на пол.
Наконец я устало уронил голову на подставленные ладони. Закрыть бы глаза на минутку. На одну минуточку… Уже проваливаясь в сон, я услышал, как вода вливается в комнату, сперва растекается лужей по полу, а потом начинает подниматься. Медленно, дюйм за дюймом. Пока не накрывает меня с головой.
Как каждую ночь. Как в каждом сне.
Когда я снова открыл глаза, было уже за полночь. Я понял, что должен что-то нарисовать. Хоть что-нибудь. У меня остался час. Может, полтора. А потом придется мчаться к ее дому.
Я достал чистую бумагу. В правом нижнем углу нарисовал себя за столом, с опущенной головой, в той же позе, в которой сидел, казалось, минуту назад. Мой сон в большом пузыре занимал все свободное место на странице.
Да. Вот именно. Не шесть панелей, а всего одна. Может, это и рискованная затея. И уж точно безумная. Но я все-таки отважился. На единственной странице я показал Амелии, какой видел ее поздно ночью, в своем подводном сне.
Даже теперь, когда я вспоминаю день, когда Амелия отдала мне последнюю страницу, во мне пробуждается надежда — как тогда, впервые в жизни. Ни за что не забуду эти моменты. Надежда была настолько реальной, что казалась осязаемой. Несколько часов я провел в ожидании ночи — испуганный, растерянный и понятия не имеющий, что будет дальше. Но надеяться оказалось так здорово, что я и представить себе не мог.
Я вышел из дома в 1.35 — разумеется, прихватив инструменты. Но, когда я был на месте, оказалось, что дверь не заперта. Еще один сигнал для меня. Постояв несколько минут, я прислушался, открыл дверь и вошел.
На цыпочках через кухню, вверх по лестнице, по коридору, к двери ее комнаты. Я попробовал повернуть дверную ручку. Свою дверь она, как обычно, не заперла. Я снова повернул ручку, но не нажал на нее, чтобы открыть дверь: меня вдруг охватил столбняк.
Открыть или бежать отсюда со всех ног?
Я выбрал первое.
У нее в комнате было темно. Я шагнул через порог.
— Ну наконец-то, — послышался голос в темноте. — Дверь запри.
Я так и сделал.
— Подойди ближе. Я уже думала, ты не придешь.
Я сделал шаг в ту сторону, откуда доносился голос. Но разглядеть ее пока не мог.
— Сюда.
Послышался негромкий щелчок, поперек потолка лег тонкий луч света. Я увидел, что Амелия сидит на постели и держит в руках фонарик.
— Так ты сядешь или нет?
Я сел на постель. Амелия была в шортах и футболке. Как обычно.
— Мне кажется, я с самого начала знала, что будет дальше, — продолжала она. — С тех пор, как в первый раз увидела тебя. А теперь ты здесь…
Она поерзала на постели и села на пятки. Ее голые колени оказались в нескольких дюймах от меня.
Я отдал ей конверт с моей страницей, добавленной к остальным. Посмотрел, как она открывает его. Она перебрала листы. Дошла до нового рисунка, поднесла его поближе к свету и внимательно рассмотрела.
— Это… я?
Она водила лучом фонарика по странице. И разглядывала рисунок, который словно вырвался откуда-то из глубин моей души.
Русалка с лицом Амелии. Под водой, с распущенными волосами, подхваченными течением. Рука скромно прикрывает грудь. Длинный изогнутый хвост заканчивается раздвоенным плавником.
Я закрыл глаза. Сам не знаю как, но я добился невозможного: придал нелепому рисунку и детский, и в то же время чувственный характер.
— Красиво, — сказала Амелия. — И удивительно. Как ты узнал?
Я открыл глаза.
— Как ты узнал, что я всегда чувствовала себя русалкой? — Она подняла голову, глядя на меня. — Ты видел меня такой? Во сне?
Я кивнул. Едва заметно. Не сводя взгляда с ее губ.
— Если хочешь поцеловать меня, можешь начинать…
Я поднял руку, обнял ее за шею и притянул к себе. Не думая ни о чем, кроме своего острого желания. Она обняла меня обеими руками и привлекла ближе. Наши языки соприкоснулись, все расплылось перед глазами. Мы вытянулись рядом на постели, сплелись, нашли пальцы друг друга и сжали их.
— Боже мой… — прошептала она мне на ухо. — Ты и представить себе не можешь, как я этого хотела!
Напоминаю: мне было семнадцать лет от роду. До этой ночи я целовался всего один раз, поцелуй длился секунды две. А теперь я лежал в постели с Амелией. Я уже знал, что будет дальше, и, Бог свидетель, хотел этого всем сердцем. Но не имея практического опыта, я не представлял, как надо действовать.
— Все хорошо?
Я кивнул.
Амелия снова прижалась ко мне. Я поцеловал ее, на этот раз не торопясь. Ее вкус. Ее аромат. Все было настоящим. Она льнула ко мне, в моей голове разом вертелись десятки мыслей: что дальше?
Внезапно она встала, взялась за низ своей футболки и стащила ее через голову. Ее кожа светилась в слабом свете, проникающем в окно. У меня в горле встал ком, я протянул руку, чтобы коснуться ее. Потом тоже встал и приложил обе ладони к ее ключицам. Она взяла меня за руки, провела ими по своему телу, коснулась груди. Потом закрыла глаза и ощупью нашла пуговицы на моей рубашке. Общими усилиями мы избавились сначала от нее. Потом от моих джинсов.
Она взяла меня за руку и увлекла обратно в кровать.
— Вот уж не думала, что лето окажется настолько интересным, — сказала она потом. — Ты будешь еще рисовать для меня?
Я кивнул. Обнявшись, мы стояли посреди комнаты. В ней было темно, доски пола терялись внизу, в сумраке, и казалось, что мы парим в космосе.
Она снова поцеловала меня. Потом отпустила. Прошла к двери, приоткрыла ее и выглянула в коридор.
— Путь свободен, — сообщила она. — Только будь осторожен.
Я проскользнул мимо нее и сделал шаг по толстому ковровому покрытию так, словно вернулся с небес на землю. Уже на полпути к лестнице я услышал за спиной шорох. Я застыл на месте, боясь, что сейчас раздастся голос мистера Марша, и надеясь, что в доме нет оружия. А когда наконец отважился обернуться, то увидел в коридоре улыбающуюся Амелию. Она помахала мне на прощание, скрылась за дверью спальни и заперла ее.
Я совершенно точно помню, что в ту ночь не сомкнул глаз. Мне все чудился ее аромат и прикосновение ее губ к моим губам. Я лежал один в темной комнате, а сердце по-прежнему колотилось часто, как у колибри. Так продолжалось, пока не взошло солнце. Я вскочил, готовый вновь ехать к ней.
Странно было в то утро вести машину по хорошо знакомому маршруту. Меня не покидала тревога, что при дневном свете от ночной магии не останется и следа. Что она увидит меня и решительно покачает головой, как бы говоря: «Нет, это была всего лишь ошибка. Отправляйся за дом, продолжай копать и больше никогда не вспоминай, что между нами было».
Выйдя из машины, я огляделся, но Амелии нигде не заметил. Несколько минут я постоял на подъездной дорожке, думая, что она вот-вот появится. Но напрасно.