Соучастник

Пес продолжал молча скалить крупные с желтизной зубы, но его сухие и плотные губы при этом уже не дергались. Да, подумал Косырев, с такой собакой лучше не связываться, Наташа открыла дальнюю дверь, пригнулась:

— Варяжка, прекрати. Ну? Ты же умная собака? Иди сюда.

Лохматое чудовище поднялось. Наташа подождала, пока пес уйдет в другую комнату, закрыла за ним дверь, вздохнула.

— Садитесь, вот кресла. Геннадий Иванович, я не спросила — вы есть хотите? Давайте пельменей?

— Наташе, какая еда. Уезжаю я отсюда, вечером рейс, теперь уже не увидимся.

— Жалко.

— Сейчас навестим вашего соседа Даеве — и назад в Охотоморск.

— Далеко уезжаете?

— Во Владивосток. Там теперь буду работать.— Рузаев улыбнулся.— Это обычная история у нас: сегодня здесь, завтра там. Все это я к чему — вот, прошу любить и жаловать, Валерий Андреевич, мой друг. Тебя и Николая, конечно, я просил бы всемерно помогать Валерию Андреевичу. Он здесь человек новый. Между прочим, москвич.

Рузаев со значением посмотрел на Косырева. Наташа улыбнулась. Косырев заметил: когда она улыбается, то уже не выглядит гордячкой. Наоборот, в ее улыбке есть что-то беспомощное, потерянное. Подумал: недавно она похоронила отца, потом мать. Защемило: лицо у нее действительно красивое, но кажется печальным. И красота какая-то простая, спокойная, не показная,

Рузаев шутливо нахмурился:

— Поможешь, Ната? Может угрозыск на тебя рассчитывать?

Наташа прислушалась, поправила что-то на столе.

— Конечно. Будем помогать, как можем. Валерий Андреевич, вы к нам всегда обращайтесь, звоните Хорошо?

Голос у нее был мягкий, грудной и в то же время недоверчивый. Косырев впервые пожалел о том, что он для кого-то может быть «Валерием Андреевичем». Во фразе же «Всегда обращайтесь, звоните» ему послышалось что-то дежурное. Он хотел ответить, как и подобает в таких случаях, сказать что-то весомое, серьезное, но решил все-таки промолчать. Потом вдруг почувствовал тяжесть, неприятное ощущение. Косырев знал о себе, что чуток на чужой глаз; сейчас ему казалось, что за ним следят, и следят с неприязнью. Он повернул голову и увидел в открытом окне лицо человека, заросшее клочковатой темной бородой. Тот стоял снаружи, вплотную к окну и, как понял Косырев, давно наблюдал за ним. Когда их взгляды скрестились, зеленые глаза человека постарались изобразить безразличие. Но в короткое мгновение взгляд человека снова стал таким, каким был: тяжелым и угрюмым. За что, почему? Ведь он, Косырев, впервые его видит. Судя по мощным плечам, распиравшим красную, в разводах, майку и возвышавшимся над подоконником, человек этот был высок. Кажется, это брат Наташи. Упрямо поджатые губы, крупный хрящеватый нос. Что-то есть, конечно, неуловимо общее с сестрой. Например, у нее в глазах тоже эта зеленая подсветка.

— Здравствуйте,— сказал человек.

Рузаев встал, подошел к окну, пожал ему руку,

— Николай, прости, зашли на пару минут.

Человек, помедлив, легко перескочил через подоконник. Кроме майки, на нем были подвернутые старые холщовые штаны и растоптанные кеды. Рост— под два метра.

— Позволь тебе представить — Валерий Андреевич Косырев, новый начальник угрозыска. А это Николай Дементьевич Уланов, будем считать, теперь уже старший смотритель заказника.

Уланов кивнул. Наташа посмотрела на брата так, будто ждала от него какого-то знака.

— Что это вы, Геннадий Иванович? — сказал Уланов.— Уезжаете, что ли?

— Да, перевели. «Менделеевым» ухожу. Так что сменщика моего поддерживай.

— Если вы насчет помощи, то ваш сменщик может рассчитывать на- меня,— сказал Уланов.— Всегда к вашим услугам. Как только тот, кого вы ищёте, появится в заказнике или где-то в окрестностях, я тут же сообщу вам. И постараюсь сделать это незаметно. А может быть, придержу его сам.

Косыреву показалось, что Уланов почему-то прячет от него глаза.

— Я оставил здесь фотографию Гусева,— пояснил Рузаев.— И предупредил Николая и Наташу. Ну ладно, пойдем. До свидания. Главное, вы теперь знакомы, знаете Валерия Андреевича, и у меня душа спокойна.

Улановы проводили их до самого катера. Пока они разворачивались, оба, брат и сестра, стаяли рядом у причала. Глядя с катера на удаляющуюся тоненькую Наташу и казавшуюся огромной рядом с ней фигуру старшего Уланова, Косырев вдруг вспомнил выражение глаз Николая, позу, поворот головы, жесты-. Почему возникла эта угрюмая неприязнь, которую он ощутил в Уланове?

— Ну как тебе они? — спросил Рузаев.

— В общем — ничего.

— Наташа понравилась?

Да он дух никак не может перевести от встречи с ней. Он и сейчас отчетливо видит ее лицо, глаза, улыбку. Но вместо того чтобы сказать все это другу, Косырев пожал плечами. Рузаев двинул штурвалом, обходя очередной бакен, вздохнул:

— Девушка не простая. Пережила много. Присмотрись. Хороший человек. Это я тебе как друг советую.

— Присмотрюсь,— сказал Косырев.— Но братик у нее...

— Что — братик?

— По-моему, не подарок.

— Братик просто не хочет сестру дать в обиду. Его тоже можно понять: он один, и сестра у него одна теперь осталась.

Впереди, на фарватере, показался дюралевый катер с подвесным мотором, поставленный поперек течения. Сидевший в катере человек что-то вынимал из воды, низко свесившись с борта. Рузаев сбавил ход, кивнул:

— А вот и Даев Петр Лаврентьевич. Рыбу достает, сейчас самое время ее брать, на зиму.

Подойдя ближе, Рузаев выключил мотор, крикнул:

— С уловом, Петр Лаврентьевич!

Человек выпрямился, взял лежащую на коленях тряпку, промокнул широкое, костистое лицо, пригладил кудрявую шелковистую бородку, в которой уже пробивалась седина. Глаза у Даева были рыжие и сейчас смотрели с прищуром, то ли добродушно, то ли настороженно.

— Привет, Геннадий. Иваныч! Спасибо! — Даев положил тряпицу на колени.— Надо заготавливать рыбку-то, потом поздно будет. Туманы пойдут, шуга. Как жизнь? Давно не наведывались.

— Попрощаться заехал, Петр Лаврентьевич.

Рузаев повернул штурвал, и катера, сблизившись, легко толкнулись бортами.

— Познакомьтесь — новый начальник угрозыска, Косырев Валерий Андреевич. Прошу всячески помогать. И ты знаешь, в чем я жду помощи, Петр Лаврентьевич. Так, как помогал мне...

Когда Даев на малой скорости пошел к берегу, Рузаев тихо сказал:

— Ну, все. Наследство ты от меня принял, а дальше... Дальше как получится.

Он дал полный газ — и на обратном пути молчал. Притих и Косырев, думая обо всем, что увидел и услышал за время этой поездки.

Вечером Рузаевы уехали. Косырев проводил их, вернулся — и долго не мог заснуть в опустевшей квартире.

На другой день он зашел к Шуршину, и подполковник спросил:

— Я чувствую, вы уже в курсе — как и что произошло в порту с сейфом

Наблюдая за тем, как начальник РОВД осторожно подравнивает бумаги, Косырев подумал, что контакт у него с Шуршиным наладится.

— Более-менее. Но работы, мне кажется, еще много.

— Не скрою — РОВД, да и край, это дело сейчас занимает больше всего. Для вас, конечно, не секрет, что мы с Ведерниковым, ведущим следствие, и Рузаевым изрядно уже обсуждали все детали. И знаете...— Шуршин вдруг стал разглядывать что-то в окне.— Знаете, я пришел к одному выводу...

— Слушаю, Алексей Васильевич.

— С самого начала мы считали, что главное действующее лицо, организатор преступления — Гусь. Исходили мы при этом из того, что сейф вскрывал он,— сомнений тут нет. Похоже?

— Ну, в общем...

— А сейчас все больше прихожу к убеждению, что главным в этом преступлении был не Гусь, а второй — его соучастник. Гусь, так сказать, с самого начала был у нас на виду: отбыл здесь срок, раскрыл себя почерком взлома, по месту, жительства не явился. А вот кто был второй—для нас пока полная загадка. Гусю удается с его помощью находить себе убежище. Конечно, нужно продолжить поиски Гуся. Но главное, по-моему,— понять, психологически, так сказать, определить, кто этот соучастник.