Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 17

Снова сижу на стуле. Всё - ночь. Или я сейчас засну в нем, или надо уходить в дом и валиться на диван. «У меня самого терпение есть или я только говорить умею, что главное в семейной жизни быть терпеливым, обладать умением терпеть, проявлять, прежде всего, силу терпения? - спрашиваю на этот раз сам себя. - Что я хотел, когда тащил этот стул? Сделать для супруги что-нибудь приятное и смягчить такой вот встречей у калитки психологическую тяжесть дневной ссоры. Хотел, делай! Терпи».

И остаюсь на стуле у ворот.

Смотреть на стену становится невыносимо скучно, разве что посмотреть на небо и поискать глазами звезды, прикрыв ладонью лицо, чтобы не мешал свет фонарей.

И только повел взглядом к небу, как увидел далеко вверху на холме белую фигурку – идет!

Она, оказывается, устала еще больше, чем я, хотя восхождений и не совершала. Шла на спуске, ничего в темноте около калитки не видела, думала, как стучать в ворота, где та кнопка, которая подает звонки. Искренне полагала, что я смотрю телевизор и не услышу сигнала. А у нее силы на исходе…

И тут кто-то знакомый вдруг вырисовывается из темноты, встает и раскрывает объятия. Вот это встреча!

- Как ты вовремя вышел, молодец, а стул зачем? – это были ее первые слова.

- Там столько понастроили! – это был ее первый отзыв об экскурсии.

Ей всё понравилось, и мне всё понравилось. Незабываемый денек. А самое главное, мы не молчали ни минуты. И не смотрели телевизор. И не надо было делить наше общее вечернее время: ей час на просмотр сериала, мне час на мои любимые «научные глупости».

Вместо сериала и науки – погасший свет лампочки в светильнике на деревянной стене дома и моментальный провал в сон, в такие его глубины, где с поверхности жизни не доносится ни один звук. Ни лягушачий скрежет, ни лай дурной собаки.

4.

В России не одна столица и не две. В России три столицы: Москва, Санкт-Петербург и Сочи. В этих городах князья и цари правили, отсюда самодержцы рассылали свои приказы, здесь же или в близлежащих окрестностях они отдыхали и укрепляли свое здоровье. Пожалуй, только Дмитрий Донской встал на ноги после тяжелого удара, пошатнувшего его здоровье, в неприспособленном для санаторного лечения месте – на Куликовом поле. Медицинскую помощь он принял под стволом поваленного дерева, где его нашли други-ратники и опознали по шлему, что валялся рядом, помятый и со следами рубящих ударов на металле.

Иван Грозный предпочитал восстанавливать нервную систему в Александровской Слободе, которая имела внушительные стены, и своими целительными свойствами выгодно отличалась от чистого поля на берегу Непрядвы. В слободе он, в общем и целом, провел семнадцать лет, здесь вел санитарно-разъяснительную работу с послами из Англии Швеции и Крыма, тут же, во время резкого ухудшения самочувствия, созывал консилиум специалистов по государственному оздоровлению, которые опричь царя никому не подчинялись, и применяли, по его просьбе, самые радикальные, на тот период, методики вмешательства в захиревший организм державы.



Иногда он и сам выступал в роли врача. На утренней зорьке у подвального костерка, когда боярина снимали с дыбы и раздевали догола, а потом привязывали спиной к бревну и начинали медленно поджаривать, наклоняя «вертел» над жаровней, царь подгребал посохом раскаленные угли к пальцам ног «изменника». Если боярин не вполне адекватно реагировал на прописанную ему процедуру, бревно с боярином наклоняли ниже, и царь катил посохом угли к более чувствительному месту на теле «собеседника» - к причиндалам. Бывало и так, что царь покрывал румяной поджаристой корочкой лицо своего пленника, если чувствовал, что тот еще не достиг состояния полной готовности. Вероятно, в такие моменты он и получал информацию, которую жаждал услышать. То была «голая правда». И все сказанные у костерка новости – горячие, а слова – обжигающие.

Царю, надо полагать, при его многочисленных нервных болезнях хорошо помогала жгучая правда.

Петр Великий построил новую столицу, но подвальчик с дыбой, как говорится, прихватил с собой. Ему в этом подвале подолгу засиживаться было некогда: топор в руках искрился от желания флот «рубить», а не головы, однако нашел все же время поглядеть, как спину сына Алексея кнутом секут за измену.

До углей и раскаленных щипцов дело не дошло – не тот инструментарий для наследника трона. Анамнез болезни изучил сам Петр, он же и поставил диагноз: не жилец. А если кто потом вопрос задаст: как же так, здоров ведь был Алешенька, когда в подвал то входил, этому вопрошающему – на кубок Большого Орла, пей до дна, коли такой любопытный, и получишь все ответы на все вопросы. А в кубке – полтора литра водки. И новые законы веселой ассамблеи: кто откажется, того гнать и бить нещадно.

Смехом лечил себя царь. И водкой. Большим он был орлом, но однажды крылья сложил от простой простуды – той самой болезни, которую повелел назвать причиной смерти Алексея.

Когда у нас появилась третья столица – Сочи? Наверное, тогда, когда в 1921 году политбюро партии большевиков постановило предоставить товарищам Троцкому, Каменеву и Сталину отпуск для отдыха и восстановления здоровья, и в принятом постановлении было записано следующее: «Сталина обязать лежать, после чего направить его в Гагры на полтора месяца».

Родной воздух субтропиков и купание в источниках Мацесты, а главное, возможность неспешно, без московского напряга и партийной текучки обдумывать следующие этапы революции, несомненно, прибавили главному кадровику ленинской партии сил и творческой энергии. Родные Сталина утверждали, что отпуск в Сочи ему понравился и был для него пользителен. Это же не Туруханск, не квартиры нелегальные, не камеры пересыльные. От жандармов прятаться не надо, нет уже никаких жандармов. Он – третий номер в иерархии власти революционной бюрократии. За ординарца, помощника и порученца у него служат смышленые партийцы из местной ячейки. В охране – бесстрашные бойцы краснознаменных дивизий. Тут бы не лежать, тут бы работать!

К 1933 году Троцкий и Каменев уступили ему свои «номера» Сталину, и у генерального секретаря «партии победителей» появилась возможность перевезти в Сочи кремлевский штаб. Обстановка позволяла: закончился массовый голод, прекратились восстания против коллективизации, готовилась отмена карточек, план индустриализации первой пятилетки был выполнен, и жизнь явно становилась «веселей». И самое важное, стихла лихорадка политических арестов. Если что-то и мучило руководителей страны по линии здоровья, то лишь периодическое головокружение от успехов.

Предлог для переезда штаба и штабистов искать не было нужды: внутрипартийная оппозиция разгромлена, спорить, объяснять, доказывать – некому и незачем. Проблема в другом: где разместить штаб, в доме отдыха трудящихся? Нарком обороны Ворошилов был категорически против. На заседании политбюро он сообщил руководящим товарищам, что в сочинских домах отдыха лечение поставлено, цитирую: «Позорно гадко». И предложил построить для Сталина отдельную дачу с более широкими лечебными возможностями.

С его лаконичной, но крайне гадкой оценкой качества лечения трудящихся в Сочи - согласились. Легко и приятно быть правдивым в узком кругу единомышленников. Предложение наркома одобрили и выделили деньги на сооружение 18 спецобъектов.

Впрочем, надо отдать Сталину должное: примерно в это время он обдумывал основные направления культурной революции, и одним из ее главных тезисов был – овладевать знаниями, проводить досуг и вести оздоровительный образ жизни рабочие и крестьяне должны во дворцах, размеру и красоте которых позавидовали бы цари, помещики и капиталисты.

Если бы Сталину нужна была персональная лечебница, то для него и строили бы лечебницу, однако возвели не корпуса и лаборатории, а восемнадцать просторных жилых домов для членов сталинского штаба – наркомов советского правительства. Ворошилов выбрал себе местечко у ручья. Тут когда-то, задолго до революции, купчишка по фамилии Бочаров небольшую дачку сколотил, поэтому ручей и называли Бочаровым.