Бочаров ручей

- Андрей, - обращаюсь к хозяину апартаментов, - тут от тебя делегация. Подскажи, кто это такие, как их зовут?

Он подошел, рассказал:

- Приблудные они, не знаю, как их зовут. Месяц у меня живут, кормлю пока. Наверное, так и останутся здесь. Боятся звука газонокосилки, у их хозяина не было косилок. Как начинаю кабель разматывать, так она этого в зубы и бежать в угол, где травы нет – к веранде.

- Котенок у нее один, или она остальных уже за веранду спрятала?

- Один.

Он ушел к гаражу, а я к кошке пригляделся, когда она легла тут же, у ступеньки, и малыш начал тыкаться в ее живот. Вокруг сосков – коричневая корка иссохшей кожи, лишь тот сосок здоровый, который нашел косолапый и около которого на ее животе причмокивает. Что-то мне Андрей не договаривает: или прошлый хозяин, или он сам слишком рано раздали котят. Или утопили их. Но не сразу после рождения, а тогда, когда соски уже «в деле» были, и их переполняло молоко. А потом, когда котят отняли, соски «перегорели».

Подошел к кошке, провел рукой по ее голове. Ну что, говорю ей, рассказывай, как дело было, кто тут у вас живодерил?

Она и рассказала. Жила у той самой хозяйки, что Андрей дурной называет. Хозяйку не выбирала, к какой принесли в младенчестве, у такой и жила. Это её первые роды, а где рожать? – по двору пес огромный носится. Проскочила в самый последний момент в комнату, увидела приоткрытую дверцу шкафа, на нижней полке лежали туфли с ботинками, а на второй снизу – тряпки. На них и родила. Откуда ей, кошке, было знать, что это не тряпки, а гробовой комплект – красная ткань, белая тюль, полотенца, ленты. Хозяйка обнаружила «родовую палату» не сразу: она в эту комнату редко заходила. Но заметила, что кошка похудела и постоянно внутрь дома просится. Проследила ее путь и всех нашла. Заругалась, заголосила, котят в черный мешок сунула, этот мешок в другой мешок, а потом в третий и понесла к мусорному баку на улице. Кошка за ней. Когда хозяйка отошла от бака, кошка на край бака заскочила и прыгнула на его дно – к мешку.

Из бака смогла мешок в зубах вытащить, а пленку разорвать, чтобы котят спасти – быстро не получилось. Тут сосед хозяйки открывал ворота, собираясь выехать на машине, увидел ее у мешка, писк услышал. Нож достал из машины, полоснул по мешку, новорожденные вывалились на асфальт, шевелился один из пяти. Она схватила в зубы его и в створку в воротах к нему во двор убежала. Потом и остальных перенесла, но те не выжили, хоть и вылизала она их от дорожной пыли дочиста.

Такую вот голую историческую правду мне кошка рассказала. Андрей свидетель, он подтвердит.

Какое после этого чтение, какие размышления о «страшной перемене» в душе князя Нехлюдова – героя литературного произведения со склада? Я про свои переживания по поводу утраты юношеских идеалов после рассказа кошки вообще не вспомнил. А о чем подумал? Вот о чем: в то утро, когда люди в штатском забежали в спальню Блюхера, его супруга, Глафира Лукинична, кормила грудью восьмимесячного сына Василия Константиновича. И сына у нее отняли на глазах отца, и увозили их в разных черных машинах: маршала отдельно, жену маршала отдельно и грудного ребенка – отдельно. И никто из них друг друга больше не увидел никогда.

Гудят и воют, гудят и воют – что это за звук? Только что была полная тишина, лишь кошка мурчала у моих ног с посапывающим котенком среди пегой шерсти. Что это за гул и вой?

Андрей включил газонокосилку. Ну, понеслась косьба. А почему, когда он перетаскивает кабель между деревьев яблонь и кустов лимона, когда его косилка выключена, звук воя продолжает раздаваться со всех сторон?

Глянул на часы – еще нет восьми утра, а на улице Инжирной уже приступили к работе. Косят все и всюду: два косаря идут вдоль стены резиденции. У одного в руках пила-сучкорез, второй машет мобильной версией газонокосилки. Косят за стеной на обширных «лугах» резиденции, косят в санаториях «Русь» и «Беларусь».

Вой у ручья – мама, не горюй!

Не горюй, кошарка, и не беги скрываться. Твой косолапый – у моей веранды. Здесь нет зеленого газона, да и пакетов черных тоже нет. А те «пакетники», что на колесах, правительственный транспорт, в который упаковывают первых лиц?

На те посмотрим завтра.

5.

Обитатели склонов Бочарова ручья рассказывают друг другу такую байку: однажды начальник прогуливался со своим «маршальским конем» - собакой Кони, и остановился около трудяг, срезающих траву на бывшем теннисном корте резиденции. Они выключили аппараты, чтобы жужжанием мотокосов не мешать начальнику обдумывать важные государственные задачи, ждут, какую начальник даст команду: уйти с глаз долой или продолжить работу.

Начальник не им, а собаке говорит: «Хороший запах, правда? Пойдем, не будем людям мешать, потом еще раз сюда вернемся». И в тот же день от управделами Кожина поступило распоряжение: запах сенокоса оставить, а косарей - убрать.

С тех пор траву в резиденции и вокруг неё «выдерживают» нетронутой до самого последнего момента. Вот станет ясно, когда приземлится в Сочи пассажир спецборта, тогда по траве все разом – вжик. Для запаха.

Как бы ни хороши и свежи были розы, а запах скошенной травы сильнее и для меня – приятней. Тут, у ручья, трава в апреле - у нас в Сибири такая поднимется стеной еще не скоро – к июлю. И вот тогда начнется сенокос. Не по команде и не в связи с прилетом гостя из столицы.

Помню в детстве, все мужики в поселке накануне сенокоса прислушивались, не раздаются ли со двора моего соседа пенсионера, поволжского немца Давыда Андреевича, звуки ударов молоточка по «литовке»: сначала глуховатый удар молоточка по краю лезвия косы и затем сразу ответное от лезвия из хорошо прокованной стали – дзинь. Звонко, далеко слышно.

Застучал молоточек, ага, надо готовить косы, мужики полезли под навес, где с прошлого лета хранится инструмент для заготовки сена. Но собираться в поле еще рано: мужики знают, что надо ждать второго сигнала – чуть слышного тарахтения крошечного «движка» на велосипеде Давыда Андреевича. У него был мотовелик, как мы называли это транспортное средство.

И только тогда, когда Давыд Андреевич, привязав к раме косу и грабли, прихватив рюкзачок с провизией, выезжал со двора и отправлялся в путь на свой надел в 17 километрах от поселка, мужики заскакивали на мотоциклы с люлькой, на «газоны» и «зилы», на всю технику, что имелась в поселке, и мчались в поле – они получили сигнал от старичка пенсионера, что впереди семь дней будет сухо, солнечно, и ни одна капля не упадет с неба.

Как Давыд Андреевич определял, что наступило время сенокоса, никто не знал тогда, полвека назад, никто не объяснит сейчас. Надо было просто делать, как он, и всегда будешь с душистым сеном на зиму, а не с гнильем, скошенным в ненастье.

Несколько слов о легендарной в крестьянской общине косе-литовке. Мало кто ими в поселке обладал, ценили их и оберегали, как берегут личное оружие воины профессионалы – старались в чужие руки никогда не давать. Мне удалось однажды взять литовку и ощутить ее чудодейственные способности. В бригаде косарей один мужик, ему было под шестьдесят лет, всё время шел на покосе сзади меня и покрикивал: «Шевели пятками, студент, а то отрежу». И никак я не мог оторваться от преследователя, как ни махал свой «штамповкой» - обычной косой, купленной в магазине.

Через пару часов гонки с преследователем, я остановился на прокосе, сделал шаг к мужику, без лишних слов взял из его рук косу-литовку, а ему сунул свою: на, говорю, теперь ты этой помаши. И вернулся на свой прокос. Как она легка, как летит в руках, как ровно ложится кошенина полукругом после каждого взмаха – остановится невозможно, она сама косит и тебя за собой ведет!

Дошел до края луга, где мой преследователь? А он пыхтит и выбился из сил, отстал метров на двадцать, оттуда кричит: «Студент, верни литовку, твоей корягой только по камышам в болоте пиздячить, а не траву косить».

Литовку кузнецы ковали из литых заготовок, и делали самые лучшие из них в городе Вильно, поэтому, наверное, и прозвали такие косы литовками. А металл для них плавили в этом городе на заводе, основанном мастерами из Золингена – тогдашней столицы европейского холодного оружия. Возможно, еще царь Петр наслышан был о качестве их металла, но пригласил потомственных немецких металлургов в Россию его последователь – император Александр Первый.