Страница 61 из 62
- И когда же свадьба? - в его голосе была слишком злая насмешка. Слишком настоящая. - Меня пригласишь?
Он говорил о ней и Фюрере, поняла Яэль. Как минимум, это означало, что ее флирт приняли за чистую воду.
- Ты ревнуешь, - рассмеялась она.
- Ты действительно так удивлена? - он был серьезнее некуда. Эти львиные умные глаза были мягче, чем она когда-либо могла себе представить. Рука на ее талии была легкой, нежной. - Ты и правда не знаешь?
Яэль знала. И ее поразило, что несмотря на огромную злость и боль в ее груди, этот парень в коричневой куртке все еще мог найти ее тайники души. Проникнуть в них. Заставить чувствовать что-то новое...
—ХВАТИТ—
—ТЫ ЗДЕСЬ НЕ ЗА ЭТИМ—
Она снова ускользала. Становилась той, кем никогда не была. Той, которая была небезразлична Луке еще задолго до появления Яэль.
Она попыталась максимально донести это до него. Отвергнуть его (и в том числе себе) легко.
- Лука. Я... я не та, которую ты когда-либо сможешь полюбить.
Но к отрицательному ответу Лука Лоу не привык.
- Я знаю, что ты отказалась от брака и Лебенсборна, но я обещаю, со мной все будет по-другому. Я пытался забыть тебя с прошлого года. Но каждая девушка, которую я встречал была скучной до омерзения. Ты бросаешь мне вызов, Адель. Всегда так было.
Лицо Луки было даже мягче его глаз. Черты, способные довести сотни тысяч немецких дам до обморока, были окутаны таким количеством эмоций, стирающих всю его жесткость.
- Ты неправа, - прошептал он. - Никого другого быть не может.
Черт возьми! Он что... делает ей предложение?
Ей необходимо было прекратить это. Быстро. Пока камеры Рейхссендера не учуяли что-то между ними. Пока от всех в зале не послышатся ох и ах, и малейший шанс ее танца с Фюрером не растворится в воздухе.
- Мы никогда не сможем доверять друг другу, - сказала она.
- Чепуха, - Лука покачал головой. - Мы теперь равны. Помнишь?
Ее нет должно стать сильнее. Оно должно разрушить его надежду. Что-то, к чему Лука больше не вернется. Как минимум на несколько минут.
- Я тебя не люблю, - Яэль не смогла посмотреть на Луку при произнесении этих слов. Вместо этого ее взгляд блуждал по кольцу зрителей. Нашел его. Для него в ее сердце точно не нашлось бы место. - И никогда не полюблю.
Руки Луки стали жесткими, но он продолжил двигаться. Следовать хореографии танца. Он кружил ее вокруг, так что она больше не видела Фюрера. Вместо этого Яэль подняла голову к потолку, изучая кипарисовое дерево, изображенное прямо над ними.
- Ты всегда метила выше, - его голос сорвался. Неподдельная обида. Музыка замедлилась. Шаги остановились. Танец подошел к концу.
С другого конца комнаты Фюрер отошел от своих телохранителей прямо в центр танцпола, чтобы получить тот вальс, который она ему обещала. Он двигался, как боксер, вступающий на ринг, игнорируя зрителей, перекатывая плечами, взгляд на призе.
- Кажется, твои мечты вот-вот воплотятся в реальность, - Лука даже не попытался убрать из голоса горечь. Он отпустил ее. - Я иду покурить.
- Прощай, - слово вырвалось, прежде чем она успела его остановить.
Победитель притворился, что не услышал. Он повернулся к ней спиной и направился к двери. Яэль развернулась и столкнулась лицом к лицу с Фюрером. Его рука охватила ее талию, как мясной крюк. Ток в его глазах разрастался и блестел. Он не совсем улыбался, но его губы под усами были голодными и сжатыми.
Музыка вновь заиграла.
Адольф Гитлер был лучшим танцором, чем Лука Лоу. Хотя его движения были брутальными, более сильными. Казалось, он не обращал внимания на ограничения, предоставляемые кимоно Яэль, и вовсе устраняя их.
Все шесть камер столпились на краю танцпола. Шесть идеальных кадров.
В толпе была маленькая щель, у окна. Мир за ним был темным, свет напротив стекла показал Яэль себя. В миниатюре: ее кружил по залу человек, которого она ненавидела больше всех в мире. Он вел ее все ближе и ближе к этой расщелине в толпе. Ближе и ближе к собственной смерти. Еще несколько шагов.
Ее правая рука была крепка зажата в его, захваченная традиционной стойкой вальса. Ей придется использовать левую.
- Вы невероятная женщина, победительница Вулф, - сказал Фюрер. - Красивы, умны, храбры. Вы один из величайших комплиментов нашей расе.
Она не знала, сколько еще сможет сдерживать жар внутри себя. Ее кровь вскипала и восставала: вверх, вверх, вверх, пока ей не показалось, что она уже просочилась сквозь ее кимоно. Та же краснота, что была изображена на шелке. Та же краснота, что изливалась из каждой вены повсюду. Та же краснота, которую она собиралась вырвать из него.
Но прежде чем Яэль все это сделала, она хотела, чтобы он все узнал. Не просто почему, а кто. Кто, кто, кто. Потому что если она не сможет в этот момент быть собой, то в чем смысл?
Она столько раз забывала, кто она. Больше она не забудет. Никто не забудет. После этого.
Каждая версия ее восстала вместе с кровью. Самая маленькая кукла и еврейская девочка, помеченная буквой Х. Одичавшая карманница и девочка, поедающая пирожки и изучающая математику. Девочка, которая бежала, не оглядываясь. Девочка, которая остановилась и посмотрела. Монстр и Валькирия.
Столько жизней за одним твердым голосом:
- Я Яэль. Я заключенный 121358ΔX. Я твоя смерть.
Левая рука Яэль нырнула за пояс, доставая П38. Она двигалась быстро. Комната, мир, услышал ее, и телохранители уже двигались по направлению к ним.
- Ты была первой... - голос Фюрера перешел хныканье, но глаза поплыли: страх, разъяренный, как акула, учуявшая кровь.
Она не вздохнула. Она не выдохнула. Но она смотрела прямо.
Жизнь и смерть. Сила в ее ладони и волки на ее руке.
—УБЕЙ УБЛЮДКА—
Страх вспыхивал громче, громче, громче всего сквозь ирисы Адольфа Гитлера. И в этот момент они начали меняться: голубые, зеленые, золотистые, коричневые, серые, черные... яркость. Яэль видела, как все эти цвета проскочили через его глаза прямо в тот момент, когда она спустила курок. Когда пуля покинула П38, пересекла мост между ними, прорвала его коричневую рубашку, тонкую кожу, сердечную мышцу.
Так рушатся империи. Так гибнут тираны. Как все остальные.
Всего секунду он летел. Крылья смерти оттянули его назад, притягивая тело к земле. Красный цвет пустил корни вокруг пуговиц его рубашки. Глаза смотрели, пустые и невозможно яркие, ничего не видя в золотом потолке над собой.
Адольф Гитлер, Фюрер Третьего Рейха, был мертв.
Но что-то было не так... не только его глаза... серебристость его волос вспенилась, разливаясь по каждому волоску. Даже кожа стала на тон светлее.
Он был мертв, да, но он менялся. И эту перемену она уже видела. В лагере смерти, в казарме номер 7. В тенях улиц Германии. В пятнистых зеркалах.
Ты была первой... не единственной.
Только что умер не Фюрер. Тело у ее ног принадлежало другому. Такому же, как она.
Тому, кого она застрелила и убила.
Секунды Яэль истекли, возвращая ее в настоящее. Телохранители прыгнули на нее со всех сторон. Она должна была бежать или умереть. Внутри нее все еще была ярость, и она использовала ее, чтобы ускорить свои движения. Полная скорость.
Яэль подтянула кимоно и побежала к окну. Стекло было старинным и хрупким, поэтому одного выстрела было достаточно для его разбития. Яэль пролетела сквозь него. Еще больше пуль пролетели сквозь окно, преследуемые яростными выкриками эссесовцев и хаосом эмоций, восстающим в бальном зале.
Сад был плохо освещен, и приходилось нырять в более чем один бассейн темноты. Яэль скинула кимоно, поместила его под одной из немногих ламп и кинулась в противоположном направлении. Ее тело двигалось по инструкции безжалостных тренировок Влада, но ее мысли застряли в одном месте.
Не он. Не он. Я убила не Фюрера, а невинную приманку. Камеры все равно засняли, и сопротивление восстанет, двинется, не зная, что настоящий монстр еще жив... еще крепко сидит на костях этого мира.