Страница 16 из 62
Он был самым молодым из троицы Катсуо. Самое слабое звено этой механической ловушки. Рано или поздно Хираку ошибется, и тогда Яэль будет готова.
Смотреть и ждать, смотреть и ждать. Километры накручивались на спидометре Хираку. Горы вокруг как будто сжались, воздух наполнился запахом свежести и только что выпавшего снега. Тело Яэль начало болеть, сжалось под постоянным напряжением, постоянным ожиданием.
Но дорога все продолжалась. И где-то далеко впереди от нее с каждой минутой все больше отдалялись Катсуо и Лука. (Она их больше не видела. Оба молодых человека исчезли за горами.)
Внезапно рядом с ней появился еще один мотоцикл. Его колеса закрывали Яэль те драгоценные сантиметры дороги, которые ей предстояло использовать, чтобы пробраться через барьер Катсуо в случае ошибки Хираку.
- Прости меня, Эд! - они ехали настолько медленно, что Яэль без проблем услышала голос брата Адель. Он кричал во всю мощь своих голосовых связок, наполовину привстав на сидении мотоцикла.
Яэль понятия не имела, как Феликсу удалось перескочить через стольких гонщиков. За удар в лицо Луки его оштрафовали на целый час времени, заставив стартовать из Праги последним. Хоть все гонщики и начинали в одно и то же время, место начала их гонки определялось по предыдущему результату. Брат Адель был достаточно далеко от Яэль, поэтому ей даже не пришлось притворяться, что она его игнорирует. Но теперь он был рядом с ней, и он сильно мешал ей сконцентрироваться.
- Лука был прав! Я подмешал тебе в суп лекарство! - прокричал он.
Яэль очень хотелось прокричать ему в ответ какое-нибудь проклятие, но на это не было времени. Хираку обернулся, отвлеченный громким признанием Феликса. Как раз то, что нужно было Яэль.
Она быстро переключила скорость и погнала со всей силы, направив свой мотоцикл прямо на Хираку. Его глаза округлились от удивления. Колесо Яэль даже не коснулось его, но агрессии, исходившей от нее, хватило.
Мотоцикл Хираку сошел с дороги. Его крик был почти таким же громким, как звук скрипа колес. На зеленой траве оказались двое: разбитый мотоцикл и покалеченный мальчик.
Его соратники попытались расширить расстояние между собой, заделывая утрату, но было слишком поздно. Яэль прорвалась сквозь троицу Катсуо и гнала со всей силы. Дорога перед ней очистилась, ее взору предстала горная цепь Альп. Листва у трассы превратилась в одно сплошное размытое пятно.
Перед ней все еще лежали километры дороги.
Гравий и ямы. Наклоны и отводы. Тень и прохлада. Такой была горная дорога.
Яэль летела по ней на крыльях кожи и ветра, мотоцикл под ней ревел. После преодоления каждого поворота или заслона она ожидала увидеть Луку или Катсуо. Но мальчики летели на собственных крыльях. На той скорости, которая унесла их далеко вперед. Даже доводя мотоцикл до предела, Яэль не могла их нагнать.
Вечер в Альпах наступил рано. Тени взобрались на край защитных очков Яэль, затем перекатились на ее ноющие конечности. Даже когда она оставила горы далеко позади, и впереди виднелся лишь пустой горизонт да воспоминания, темнота все нарастала. Ее усталость обосновалась в долгой ночи. Но Яэль не сдавалась.
Один за другим гонщики за ее спиной решали дать телу отдохнуть, выключая свои налобные фонари и останавливаясь у придорожных виноградников, чтобы поесть и отдохнуть. Загнать подальше сонливость и невообразимую усталость. Так поступила бы и Яэль. Если бы была обычным гонщиком.
Если бы внутри ее не тонули все эти красные территории карты Генрики. Если бы на ее руке не красовались пять волков и от ее действий не зависела судьба всего сопротивления. Если бы двое участников не мешали ей со своим прошлым. Если бы ей не надо было достигнуть адреса сопротивления до пересечения линии контрольно-пропускного пункта в Риме.
На кону стояло кое-что поважнее нескольких часов усталости и голода.
Тебе больше нечего доказывать. А вот потерять ты можешь многое.
Эти слова предназначались Адель. Обычной гонщице. А для Яэль все было по-другому. Поэтому она продолжила ехать.
Ночь окутала Рим, как смерть. Решетки бились о стекла домов. Двери и ворота затворены с особой тщательностью. Изношенная брусчатка на улицах напомнила Яэль о зубах во рту старика. Даже сердце этого города было руинами: Колизей возвышался над Римом, касаясь своей вершиной луны. Проезжая мимо, Яэль почувствовала тяжесть этого места. Столько времени и историй, как пыль, мостились на этих зданиях.
Когда Яэль убедилась, что вокруг никого нет, она заглушила мотор и откатила мотоцикл в аллею, спрятав его под плакатом Аксиса. Во дворе кто-то вывесил сушиться постельное белье. Простыни заколыхались от движений Яэль. Она прошла через них, вдыхая аромат лавандового мыла. Улица зевала. Полностью пустая.
Часть Яэль хотела выждать. Позволить темноте выбросить на нее то, что скрывалось в засаде. Но ей еще предстояло пересечь римскую финишную прямую, поэтому нельзя было терять времени. Времени, которое отмечалось на табло напротив имени Адель Вулф.
Судя по адресу, штаб-квартира была рядом, на дорогу туда и обратно она бы затратила около пяти минут. Подъехать прямо к двери сопротивления нельзя было. Рев ее мотора привлек бы внимание патрульных, которые явно где-то ходили. Яэль отстегнула шлем, сняла Железный Крест. Дело было за повязкой со свастикой. Затем, последний раз оглянувшись на пустую улицу, она поменяла внешность.
Начинался процесс с воспоминания. Больно было всегда. Переключение, команда, само преобразование. Итальянское лицо: кожа оливкового цвета, темные волосы, карие глаза. (Внешность не арийская, но соответствующая стандартам Гитлера. Его расовые предпочтения были построены больше на политических принципах. Как и японцы, итальянцы считались "почтенными арийцами" из-за своих национал-социалистических предпочтений во время войны.) Этой внешности будет достаточно, чтобы избежать немедленной идентификации, если Яэль наткнется на патрульного.
Она отправилась в путь, но опасности не встретила. Дверь, к которой ее привели закодированные цифры Рейниджера, была маленькой, окрашенной в красный цвет. В окнах света не было. Яэль постучала четыре раза, по два быстрых стука, как указано в протоколе.
В окнах было все так же темно. Но за дверью послышались быстрые шаги, ключ повернулся в замке. Послышалась итальянская речь:
- Чего вам надобно?
- Волки войны надвигаются, - проговорила Яэль первую часть пароля.
- Они воют песнь о сгнивших костях, - ответил голос за дверью. Деревянная преграда между ними отодвинулась назад, и Яэль увидела молодого парня, намного младше нее. Худой, с выступающими локтями, лицо покрыто прыщами. Волосы взъерошены, сонные глаза открыты наполовину.
- Волчица, - прошептал он ее кодовое имя. - Входите.
- Я не могу остаться, - сказала Яэль партизану, перейдя порог дома. Комната пахла воском и базиликом. - Я еще не пересекла финишную линию. Было слишком рискованно идти прямо из башни гонщиков, за мной могли проследить. Мне нужно, чтобы вы передали просьбу в Германию. Мне нужна вся возможная и доступная для Генрики информация о Феликсе Вулфе и дополнительно все, что известно об отношениях между Адель Вулф и Лукой Лоу.
Парень кивнул:
- Мы отправим прошение прямо сейчас.
- Скажите, что я заберу файлы в штаб-квартире Каира, - следующий город лежал в нескольких днях пути отсюда (в лучшем случае). Мысль о том, что могло произойти за это время, очень пугала Яэль, но выбора не было. Она попытается избегать Луки и Феликса всеми возможными способами.
- Могу ли я еще чем-нибудь помочь?
Яэль покачала головой.
- Мне пора.
Она направилась к двери.
- Я слежу за вами через Рейхссендер. Все наши надежды на вас, Волчица.
Яэль попыталась проглотить слова партизана, откинуть своим прощанием. Но они застряли у нее в горле, проникая внутрь, как иглы. Надежда. Странное слово. В прошлом, когда она была маленькой, оно означало светлую, хрупкую вещь. Легко ломалась под ботинком смотрителя. Но сейчас... сейчас надежда значила слишком много. Она весила, как весь Колизей. Известка и страдания. Кирпичи и время. Вливались в грудную полость Яэль. Место, хранящее ее сердце.