Страница 5 из 36
Я обрадовался.
«Нашлась! Удрала-таки от своего лавочника. Вот молодец! Ну, ей у нас будет хорошо в Красной Армии».
Ш-ш... Бронепоезд в дозоре.
Затаился среди деревьев и стал невидимкой.
А нам с бронепоезда далеко видно. Командир наблюдает за противником в бинокль.
Тишина. Только птичий гомон в лесу.
Дорофеич выглянул из бронебашни.
— Ишь, — говорит, — раскричались певуньи! Будто и войны нет.
Меня увидел.
— Ну-ка, Петя, который час? Не пора ли обед готовить?
Теперь у меня все спрашивают время. И знаете, рука не устаёт лазить в карман. Даже приятно потянуть за цепочку и вынуть часы.
— Без четверти, — говорю, — десять.
Дорофеич щурится на солнце и вдруг хлопает себя по коленям:
— Правильно! И по солнышку — без четверти десять. Ай, знатные у тебя, Петруша, часики. Да оно и понятно: худых в награду не дают.
Старик кинул за борт корзину. Она у него сплетена для провизии.
А провизия — вот она, рукой подать.
Жёлтым частоколом стоит неубранная кукуруза. На грядках сахарная свёкла. Стелется горох. Выглядывает красными мордочками морковка.
Всё это пропадает: война.
А Дорофеич наберёт в корзину того да этого, всего понемногу — можно и борщ сварить.
Спустился он из вагона, подобрал свою корзину, а тут в зарослях кукурузы шевельнулся стебелёк. Прошуршали сухие листья.
Дорофеич заулыбался:
— Суслик! Этот не сплошает, уже обедает! — И старик тоненько, по-сусличьи, свистнул, посылая зверьку привет.
Но вдруг Дорофеич изменился в лице. Тревожно вобрал голову в плечи. Машет нам наверх, зовёт на помощь.
Я схватил винтовку. Для старика — гранату. И — из вагона.
— Дорофеич, — шепчу, — ты что?
Он послал меня в обход кукурузного поля, а сам с гранатой — грудью вперёд.
Углубился в кукурузные заросли да как крикнет:
— Руки вверх!
Верить ли глазам — поднимается с поднятыми руками крестьянин... Вот так суслик!
Но на человека жалко смотреть: босой, без шапки.
Шепчу:
— Дорофеич, не зря ли пугаешь человека? Может, это его огород, тогда спасибо надо сказать, что кормимся.
— А вот сейчас, — говорит, — проверим!
И — к задержанному:
— Вы здешний?
— Ни, иду своей дорогой.
Дорофеич нахмурился:
— А если совесть чиста, почему в кукурузе прятался?
— Жарко, — говорит, — присел отдохнуть, да и заснул.
Это в десять-то утра ему жарко! Солнце только-только начинает пригревать, а человек полуголый. Ишь разжарился!
Пришлось этого крестьянина препроводить на бронепоезд.
Командир усадил крестьянина, как гостя. Повёл с ним беседу.
Толкует о том, о сём и — как бы невзначай — ставит нужные вопросы.
Гость попросил закурить. Дали ему табачку.
Задымить задымил, а разговаривать не желает.
Командир встал.
Оглядел человека с головы до ног — и вдруг подзывает Дорофеича:
— Скажите, он так и был босиком? Что-то не верится... Ну-ка, дежурный, принесите ведро воды.
Принёс дежурный воды — и давай плескать пленному на ноги. Поплескал — грязь сразу и сошла.
— Ну вот, — сказал командир, — ноги у человека белые, ни царапинки. Ясно: был в сапогах. А где они? Выбросил?
Тот как услышал, что сейчас пойдут шарить в кукурузе, — застонал даже.
Разыскали сапоги. Принесли командиру.
Он принялся выстукивать пальцем подошвы. Стукнет — и прислушается к звуку.
Потом стал ощупывать сапоги изнутри.
Усмехнулся, взял нож, просунул его в голенище — и затрещала подкладка.
Вынимает командир из сапога платочки — женские, с вышивкой. Держит их за кончики, показывает бойцам. И каждый видит, что на платочках тонким пером наведены чертежи, военные знаки и свободные места густо исписаны.
Вот какой суслик нам попался!
Двое бойцов, взяв винтовки наперевес, повели шпиона в штаб.
Но по дороге вот что случилось...
В штаб мы хаживали по-разному: можно полем, а можно через село.
Через село ближе.
Этим ближним путём конвоиры и повели шпиона. А того и не подумали умники-разумники, что короткая-то дорога не всегда лучшая.
Но расскажу по порядку.
Украинские сёла все в садах. И огорожены сады всего только низенькими плетнями.
Плетень, а за ним — зелёная непроглядная гуща.
Идут конвойные по сельской улице, ведут пленного.
А он клянчит:
— Дайте покурить...
Конвойные пригрозили винтовками:
— Шагай, шагай, не задерживай!
А тот как примется совестить бойцов. На командира бронепоезда сослался: мол, вот деликатный человек, сам угостил покурить, а у вас, жадины, проси — не допросишься!
Красноармейцам обидно такое слышать.
Опустили винтовки. Один достаёт из кармана кисет с табаком.
Другой готовит самодельную зажигалку, чтоб высечь огонька.
Вдруг — оглушительный вопль:
— Караул! Грабят!
Бойцы опешили. Глядят по сторонам.
А это шпион крикнул — для обмана. Да сам — через плетень.
Караульные засуетились — руки-то заняты! Не сразу и стрелять наладились.
«Бах-бах-бах!..» — загремели выстрелы.
Били наугад. Но когда обшаривали сад, обнаружили свежую кровь. Значит, пуля настигла негодяя!
Но где он сам?
Пропал. Как сквозь землю провалился...
Командир донёс о случившемся в штаб.
Пятьдесят бойцов в конном строю кинулись прочёсывать поля, рощи, овраги.
Другие пятьдесят конников оцепили село.
Обыскали каждый дом, дворы, сады, клуни, стога сена... Но пропал беглец, окончательно пропал!
Утром, проснувшись, я побежал к паровозу.
Здесь и умоешься — воды в тендере хватает! — и ночные новости узнаешь.
На этот раз толковали... о чём бы это?
Оказывается, ночью на бронепоезд прибегала санитарка с перевязочного, Оксана! Часовой кричит: «Стой!» — а она ему ещё громче: «Пропусти!»
И пробилась к командиру.
Скажет слово — и в рёв, ещё слово — слезами зальётся.
Будто Оксана кричала в глаза командиру, что она изменница, трусиха, злодейка.
Едва успокоили. Едва добились от неё разумных ответов.
И вышло на поверку, что Оксана шпиона обнаружила. Здорово?
И никакая она не изменница и не трусиха. А просто, как у всех девчонок, у неё глаза на мокром месте.
Словом, дело было так. На перевязочный пункт притащился раненый. Увидела его Оксана — и обомлела: дядя, лавочник, от которого сбежала... Неужели за ней?
Но дядя успокоил её: живи, мол, как хочешь, теперь порядки свободные, советские. И добавил, что сам он тоже стал другим человеком — на фронте был, кровь пролил за Советскую власть.
Оксана была как в тумане. Дядя не велел звать доктора, и она сама перевязала ему простреленную руку. А в книгу записала его, как он велел, красноармейцем.
Вдруг по селу обыски, облавы. Стало известно, что ловят шпиона. Сунулись конники и на перевязочный пункт.
Тут лавочник пригрозил Оксане:
«Выдашь — тогда и тебе не жить. Прикончим!»
Но Оксана не испугалась угроз — прибежала на бронепоезд.
В ту же ночь наш командир лично арестовал «суслика». Теперь его свели в штаб уже под надёжной охраной.
И сапоги с тайниками туда переслали.
И кружевные платочки.
Платочки со шпионскими знаками доставили в штаб.
Разгадали там эти знаки и встревожились: в руках у шпионов важные военные тайны!
Беда, если бы лавочник принёс кружевные платочки врагу.