По обе стороны реки

«Да, это уже похоже на прямую угрозу!» — согласился журналист. — «Но… позвольте немного сменить ход нашего обсуждения! Скажите, это может быть связано с предстоящими выборами? Ну, там „чёрный пиар“ или еще какие-нибудь политтехнологи…»

«Я вынужден повториться — однозначного ответа на этот…»

Продолжение передачи слушать Алексей не стал. Он выключил приемник и, машинально продвигая машину вместе с едва шевелившейся пробкой, напряженно обдумывал услышанное. «Значит, Лёнька разыскал-таки, Пузыря! Не наломал бы теперь дров…» Домой Алексей добрался только к семи часам. Войдя в квартиру, разулся в прихожей, прошел в спальню и переоделся в спортивный костюм.

— Ну, что, ужин подогревать? — крикнула из кухни Ирина.

Алексей зашел на кухню и коротко чмокнул жену в щеку:

— Извини, я поужинаю позже!

— Выходит, зря я тебя два часа дожидалась!.. — недовольно начала, было, Ирина, но увидев озабоченное лицо мужа, замолчала.

Алексей налил себе чашку кофе и так, с чашкой в руке направился к двери.

— Что, всё так серьёзно? — спросила Ирина.

Алексей обернулся и, извиняясь, молча кивнул головой, после чего направился в свой кабинет.

— Ладно, я подожду! — бросила ему вдогонку Ирина, и негромко, себе под нос добавила:

— Не двадцать же раз греть…

Алексей зашел в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. Потом сел за письменный стол, поставил рядом чашку с кофе, вынул из кармана спортивных брюк мобильник и набрал номер Быкова. Тот долго не отвечал, но, наконец, взял трубку.

— Привет, старик! — Алексей постарался придать голосу беззаботный оттенок. — Не отвлекаю?

— Нет, о чем ты! Спасибо, что позвонил! — отозвался Быков и поинтересовался:

— Хотел чего-то?

— Да, так, ерунда! — ответил Алексей. — Я просто вспомнил — ты что-то насчет охоты говорил … Может, помощь нужна?…

Глава 21

За те, без малого, два десятка лет, что он прожил в Щукино, Рыков, собирая в окрестных лесах грибы и ягоды, либо бродя по ним в поисках дичи, не раз встречал многочисленные свидетельства ожесточенных боёв, бушевавших здесь в годы Великой Отечественной. Нередко это были человеческие останки, разрытые дикими зверями, либо вымытые из земли дождями или вешними ручьями. Однако значительно чаще встречалось самое разнообразное оружие. Поначалу он просто сторонился таких находок. Но вскоре сообразил, что оружие вполне может попасть в руки «черных копателей» или местных жителей — в том числе и мальчишек. О том, что могло произойти дальше, догадаться было несложно, тем более что истории с разорвавшимися гранатами или снарядами, унесшими немало жизней уже в мирное время, частенько появлялись на страницах местных газет. Еще опаснее было то, что эти находки могли попасть на нелегальные рынки оружия. Осознав это, Рыков стал найденное в лесу оружие относить к себе домой и прятать в подпол. Брал, разумеется, только стрелковое и холодное оружие, не трогая неразорвавшиеся мины и снаряды. Собранное оружие отвозил с оказией в райцентр, где сдавал в милицию. К найденным более серьезным боеприпасам Рыков вызывал МЧС. Первое время к его сообщениям МЧС-совцы относились с недоверием, опасаясь нередкого в подобных случаях розыгрыша. Однако довольно быстро убедились, что единственному на то время щукинскому жителю доверять можно, и с тех пор всегда приезжали по его вызовам.

Когда же число жителей деревни стало быстро расти, учитывая традиционно повышенный интерес мужской части населения к оружию, Рыков собрал сход, на котором разъяснил свою позицию по данному вопросу. Позиция, впрочем, была предельно проста: к найденным в лесу боеприпасам никто не должен прикасаться до прихода группы мужчин, которую жители деревни тут же окрестили «чрезвычайкой». В эту комиссию, помимо, разумеется, Рыкова, который её и возглавил, входили еще два молодых человека, отслуживших армию и имевших достаточно хорошее представление, как о стрелковом оружии, так и о таких боеприпасах, как снаряды, мины или неразорвавшиеся бомбы. Далее уже комиссия принимала решение, что можно самостоятельно доставить в милицию, а что лучше не трогать до прибытия сапёров из МЧС. Порядок этот, однако, соблюдался далеко не всегда, и Рыков догадывался, что некоторые из жителей деревни прятали в различных потайных местах — в тайнике в лесу, или в укромном уголке в избе, — что-то из найденного, но разумно закрывал на это глаза, помня известную поговорку, что строгость наших законов компенсируется необязательностью их исполнения.

Впрочем, и сам он в глубине души полагал, что «в кулацком хозяйстве и пулемёт не помеха», и изготовил в лесу два тайника — закладки. В одной из таких закладок хранился немецкий карабин Маузер с двумя магазинами по 5 патронов, а в другой «тридцать восьмой» Вальтер — тоже с двумя обоймами. Такой выбор объяснялся довольно просто: это оружие в немецкой армии было самым массовым, поэтому и встречалось чаще других. А уж собрать из нескольких стволов один, и довести его до рабочего состояния было, что называется, делом техники. Такого запаса, по мнению Рыкова, было вполне достаточно на любой «всякий случай», однако наткнувшись однажды в разрытом кабанами окопе на снайперскую винтовку Мосина, не удержался и добавил её в свой небольшой арсенал. Была она в крайне плохом состоянии, и долгое время Рыков сомневался, что сможет привести её в порядок. Лишь год спустя, потратив уйму времени и сил, он решился её испытать, и испытаниями остался вполне доволен — выпущенная из неё пуля за 300–400 шагов легко пробивала небольшую березку в руку толщиной.

Единственное, что мешало ему в полной мере насладиться обладанием этой замечательной вещью — отсутствие оптического прицела. Там, где была обнаружена винтовка, он наткнулся и на полусгнившие остатки «токаревского» прицела с разбитыми линзами, но о его восстановлении, разумеется, не могло быть и речи. Рыков поначалу смирился с этим фактом, и долгое время о прицеле не вспоминал. Однако, зайдя несколькими годами позже в расположенный в райцентре магазин охотничьих и рыболовных товаров и обнаружив на его прилавках множество самых разнообразных оптических прицелов, сразу вспомнил о своей давней находке. Не откладывая в долгий ящик, Рыков тут же приобрел один из них, остановив свой выбор на простой и недорогой модели производства Вологодского ОМЗ. Единственное, что его смущало, так это крепление прицела к винтовке. Классическое верхнее расположение затвора мосинской винтовки не позволяло использовать предлагавшиеся продавцом стандартные кронштейны, поскольку тогда пришлось бы после каждого выстрела для перезарядки снимать прицел. Ни о какой точности, разумеется, уже не могло быть и речи.

Над решением этой проблемы Рыков бился еще неделю, после чего вспомнил о найденном рядом с винтовкой оптическом прицеле Токарева. Окоп, где была обнаружена винтовка, отыскать оказалось несложно, однако песчаный грунт за эти годы заметно осыпался и просел, и Рыков уже, было, отчаялся в своих поисках, когда между корнями выросшей на самом краю бруствера сосны заметил небольшой проржавевший измятый кусок металла с короткой трубкой. Тщательно отряхнув налипшие на него песок и листву, он отнес прицел домой, где довольно быстро разобравшись в нехитром устройстве крепления, изготовил такой же из подручных материалов, которыми был буквально забит его небольшой сарайчик. С тех пор иногда, «под настроение», сунув в карман куртки прицел, отправлялся к заветной закладке, извлекал из нее винтовку и уходил с ней подальше в лес, где развлекался стрельбой по шишкам и веточкам. Через год-два, впрочем, занятие это ему приелось, и он все реже навещал свою любимую «игрушку».

Неожиданная встреча с Пузырём заставила Рыкова вновь вспомнить о винтовке, которой отводилась весьма важная роль в его замысле. Правда, предварительно требовалось оснастить её глушителем, который, как известно, в охотничьих магазинах не продавался, и ему оставалось только попробовать изготовить его самому. Конструкция, которую Рыков выбрал, была предельно проста: две разного диаметра стальных трубки длиной сантиметров 35–40 каждая, вставлялись одна в другую с небольшим зазором между стенками. При этом более тонкая предварительно обматывалась стекловатой, обычно использовавшейся в строительстве для утепления. Эта прослойка выполняла одновременно две функции — гасила пламя, а заодно и звук вылетавших из ствола и резко расширявшихся газов. Внутри же тонкой трубки, снабженной множеством небольших отверстий, были вставлены резиновые шайбы, изготовленные из микропорки, взятой с подметок старых ботинок. В центре каждой из шайб был сделан крестообразный разрез. Шайбы эти должны были погасить скорость пули, что тоже заметно влияло на шум от выстрела. Во всяком случае, как утверждал много лет назад его инструктор по стрелковому вооружению, в теории все было именно так. Был, правда, у подобных самоделок один существенный недостаток — после нескольких выстрелов они попросту разваливались. Поэтому он решил сделать сразу два глушителя — один нужен был для подтверждения теоретических выкладок, а второй, — в случае успешных испытаний, — непосредственно для выполнения задуманной акции…