Страница 51 из 60
Но если Хэйс не питал ненависти к матери, то сына он ненавидел ненавидел отчаянно и отчаянно боялся. Он охотно бы отравил его, если б имел на то мужество; но куда там - он не смел даже глаз на него поднять, когда тот сидел развалясь в кресле с видом хозяина - торжествующий наглец! Боже правый! Как звенел у Хэйса в ушах грубый хохот мальчишки; как его преследовал дерзкий взгляд черных блестящих глаз! Поистине, мистер Вуд, бескорыстный любитель сеять зло ради самого зла, мог быть доволен. Столько пламенной ненависти, и подлого злорадства, и черной жажды мести, и преступных помышлений кипело в душах этих несчастных, что даже сам великий властелин мистера Вуда и то порадовался бы.
Хэйс, как мы уже говорили, был плотник по ремеслу, но с тех пор, как он к этому занятию присоединил занятие ростовщика, не в пример более прибыльное, он вовсе перестал брать в руки плотничий инструмент. Миссис Хэйс усердно помогала мужу в денежных делах, к немалой его пользе. Она была женщина решительная, напористая, дальновидная; деньги сами по себе не привлекали ее, но ей хотелось быть богатой и преуспевать в жизни. Теперь же, после ссоры, она отказалась от всякого участия в делах и сказала мужу пусть управляется сам, как хочет. Она больше не имеет с ним ничего общего и не намерена заботиться об его интересах, как если бы это были и ее интересы тоже.
Мелочные дрязги и хлопоты, связанные с пакостным делом ростовщичества, как нельзя более подходили к натуре Хэйса; прижимать должников, советоваться со стряпчими, трудиться над книгами, будучи сам себе и конторщик и счетовод, - все это доставляло ему немалое удовольствие. Когда они еще дружно работали вместе, его не раз пугали задуманные женой спекуляции. Расставаться с деньгами всегда было для него мучительно, и он шел на это лишь потому, что не смел противиться ее суждению и воле. Теперь он все реже и реже давал деньги в долг - не мог заставить себя выпустить их из рук. Одна утеха ему осталась: запершись у себя в комнате, считать и пересчитывать свое богатство. После водворения Биллингса в доме Хэйс переселился в комнату, смежную с той, которую занимал Вуд. Здесь он чувствовал себя в большей безопасности, зная, что Вуд не раз выговаривал юноше за его дерзость; а Том, как и Кэтрин, относился к старику с уважением.
И вот у Хэйса явилась новая мысль - это было, когда большая часть его денег уже вернулась в хозяйский сундук. "Зачем мне оставаться здесь, рассуждал он сам с собой. - Терпеть оскорбления этого мальчишки, а то и дождаться, что он убьет меня? Ведь он способен на любое преступление". И Хэйс решил бежать из дому. Кэтрин он каждый год будет посылать деньги. Или нет - ведь ей останется мебель; она может пускать жильцов и тем кормиться. А он уедет и поселится где-нибудь подальше отсюда, найдет себе недорогое жилье - подальше от этого мальчишки и его гнусных угроз. Мысль об освобождении пленила жалкого скрягу, и он принялся спешно улаживать свои дела.
Хэйс теперь сам приготовлял себе постель и никому не позволял входить к нему в комнату; Вуду слышна была суетливая возня за перегородкой, хлопанье крышек, звон монет. При малейшем шорохе Хэйс настораживался, шел к комнате Биллингса и прислушивался у двери. Вуд слышал, как он осторожно крадется по коридору и потом так же осторожно возвращается назад.
Однажды жена и пасынок изводили его своими насмешками в присутствии гостя-соседа. Сосед вскоре собрался домой; Хэйс вышел проводить его до дверей и, возвращаясь, услышал в гостиной голос Вуда. Старик с обычным своим зловещим смешком говорил: "Смотри, миссис Кэт, будь осторожна: случись Хэйсу умереть в одночасье, соседи скажут, что ты его убила".
Хэйс вздрогнул, словно подстреленный. "И этот с ними заодно, - подумал он. - Они все сговорились убить меня; и убьют; они только ждут случая". Страх овладел им, он решил бежать тотчас же, не откладывая, и, проскользнув к себе в комнату, собрал все свои деньги в кучу. Но лишь половина его капитала имелась в наличности; остальное должно было поступить от должников в течение ближайших недель. Уехать, не дожидаясь, - на это у него не хватило духу. Но в тот вечер Вуд услышал, как Хэйс подкрался к его двери, а потом пошел к двери Кэтрин. "Что он задумал? - спросил себя Вуд. - Собирает все свои деньги. Уж нет ли у него там какого-нибудь тайника, о котором никто из нас не знает?"
Вуд решил проследить за ним. Между комнатами был чулан; Вуд просверлил в стенке чулана дырочку и заглянул в нее. На столе перед Хэйсом лежала пара пистолетов и четыре или пять небольших мешочков. Один из них он тут же развязал и монета за монетой опустил в него двадцать пять гиней. Как раз сегодня истек срок одному платежу на такую сумму - Кэтрин упоминала об этом поутру, когда имя должника случайно всплыло в разговоре. Хэйс никогда не держал дома больше пяти-шести гиней. Зачем ему вдруг понадобилось столько денег? На следующий день Вуд попросил его разменять казначейский билет в двадцать фунтов. Хэйс ответил, что у него есть всего три гинеи. А на вопрос Кэтрин, где те деньги, что были уплачены накануне, сказал, что отнес их в банк. "Все ясно, - подумал Вуд. - Голубчик решил дать тягу; а если так - я его знаю: он оставит жену без единого шиллинга".
Несколько дней он продолжал подсматривать за Хэйсом, - к известным уже мешочкам прибавилось еще два или три. "Что может быть лучше этих славных кругленьких монеток, - подумал Вуд. - Они не болтают лишнего, не то что банковые билеты". И он размечтался о прошлых днях, когда они с Макшейном совершали немало подвигов в погоне за такими кругляшками.
Не знаю, какой замысел сложился в голове у мистера Вуда; но только на следующий день мистер Биллингс, побеседовав с ним и получив от него гинею в подарок, сказал своей родительнице:
- А знаешь, матушка, если б ты была свободна и вышла за графа замуж, я получил бы дворянство. Так оно по немецким законам, мне мистер Вуд сказал, а уж он-то знает - наездился с Мальборо по всем этим заграницам.
- Точно, в Германии было бы так, - подтвердил мистер Вуд, - но Германия не Англия; стало быть, не стоит и говорить об этом.
- Бог с тобой, мальчуган, - взволнованно сказала миссис Хэйс. - Как это я могу выйти за графа? Во-первых, у меня есть муж, а во-вторых, я не пара такому знатному вельможе.