Страница 93 из 108
Можно возразить, что все это уже не существовало в католичестве, или что это существовало только в виде формы, или, как мы сами уже говорили, в виде отражения. Но в этом случае путь, ведущий к подлинной реформации, должен был быть одним-единственным: действовать серьезно и заменить недостойных представителей духовного принципа и традиции на достойных. Вместо этого протестантство привело к разрушению и отрицанию, не уравновешенных никаким конструктивным принципом, а только иллюзией —чистой верой. Согласно протестантству спасение состояло в чисто субъективной уверенности в нахождении в рядах тех, кто спасен верой в Христа, и «избранных» божественной милостью. Таким образом осуществилось дальнейшее продвижение по пути духовного ирреализма. Но должна была произойти и естественная реакция в виде материализма.
Отвергнув объективное понятие духовности как реальности жизни, высшей по отношению к профаническому существованию, протестантская доктрина позволила человеку чувствовать себя во всех формах своего бытия существом, являющимся одновременно и духовным, и земным, и оправданным, и грешником. В итоге это привело к полной секуляризации всех высших призваний: не к сакрализации, а к морализму и пуританству. Именно в историческом развитии протестантства, особенно в англосаксонском кальвинизме и пуританстве, религиозная идея стала все больше отделяться от всякого трансцендентного интереса и таким образом стала использоваться для оправдания любого мирского достижения вплоть до порождения своего рода мистицизма государственной службы, работы, «прогресса» и даже прибыли. Эти формы англосаксонского протестантства породили в итоге сообщества верующих без вождя, представлявшего трансцендентный принцип власти; таким образом идеал государства свелся к идеалу простого «общества» «свободных» граждан-христиан. В этом типе общества знаком божественной избранности становится успех, соответствующий богатству и процветанию, ибо в данной фазе главным критерием стал экономический. В этом ясно виден один из аспектов вышеупомянутой упадочной инверсии: кальвинистская теория по сути оказывается материалистической и мирской копией древней мистической доктрины победы. Некоторое время эта теория предоставляла этически-религиозное оправдание прихода к власти торговцев, третьего сословия в соответствующей эпохе —эпохе современных демократий и капитализма.
Индивидуализм, неотъемлемый от протестантской теории частной интерпретации Писания, был связан с другим аспектом современного гуманизма: рационализмом. Отдельный человек, освободившийся от догматической традиции и принципа духовного авторитета, притязая на обладание способностью правильного восприятия, постепенно пришел к тому, что соорудил культ тому в себе, что является основой всех суждений, то есть рассудочной способности, и превратил ее в критерий всех убеждений, истин и норм. Именно это случилось на Западе вскоре после Реформации. Естественно, рационализм существовал и в древней Элладе (представленный в сократическом замещении реальности понятием реальности), и в Средние века (в теологии, на которую сильно повлияла философия). Однако начиная с Возрождения рационализм изменился и принял в одном из своих наиболее важных течений новый характер: его природа из спекулятивной стала агрессивной и породила Просвещение, энциклопедизм и антирелигиозную и революционную критику. В этом отношении необходимо отметить последствия дальнейших процессов инволюции и инверсии, демонстрирующие еще более зловещий характер, ибо они отрицательно повлияли на некоторые сохранившиеся организации инициатического типа —таков случай иллюминатов и современного масонства. На превосходство над догмой и всего лишь религиозными западными формами —превосходство, даруемое посвященному обладанием духовного просветления —притязали те, кто защищал верховную власть рассудка. Члены вышеупомянутых организаций содействовали этой инверсии ив итоге превратили возглавлявшиеся ими группы в активные инструменты распространения антитрадиционной и рационалистической мысли. Одним из наиболее заметных примеров этого можно считать ту роль, которую масонство сыграло в американской революции, а также в подпольной идеологической подготовке Французской революции и многих других последующих революций (в Испании, Италии, Турции и так далее). Именно так сформировалось то, что можно назвать тайным фронтом мировой подрывной деятельности и контртрадиции —не только при помощи общих влияний, но и при помощи конкретных центров совместного действия.
В еще одной «колонне», ограничившейся областью спекулятивной мысли, рационализму было суждено развиваться в направлении ирреализма и породить абсолютный идеализм и панлогизм. Дух и мысль, понятие и реальность отождествлялись; логические субстанции, такие как «трансцендентное Я», заменили реальное «Я», как и всякие предчувствия подлинного сверхъестественного принципа в человеке. Так называемая «достигшая самосознания критическая мысль» заявила: «все, что реально, является рациональным, и все рациональное реально», что поистине представляет собой крайнюю форму ирреализма. [846] Но на практике рационализм сыграл важную роль в построении современного мира не из-за подобных философских абстракций, а объединившись с эмпиризмом в контексте сциентизма.
Опять же, рождение современной естественнонаучной мысли совпало с Возрождением и Реформацией, так как эти явления были выражениями того же глобального переворота. Индивидуализм обязательно несет с собой натурализм.
С восстанием индивидуализма всякое знание о высшем мире было утеряно. Осталась только всеобъемлющая и определенная материальная концепция мира; природа, воспринимаемая как нечто внешнее, феномен. Новый взгляд на мир стал фиксировать вещи, ранее же их созерцали. Зачатки этого переворота уже существовали, но они оставались спорадическими явлениями, никогда не превращавшимися в силы, формирующие цивилизации. [847] Именно в это время реальность и материя стали синонимами. Новый идеал науки касался исключительно физического плана и в итоге ограничивался конструкцией: он представлял собой уже не синтез интеллектуальной интуиции, а попытку чисто человеческих способностей объединить внешне, «индуктивно», здесь и там «трогая», а не «видя», многочисленные виды впечатлений и чувственных явлений внешнего мира. Так пришли к математическим отношениям, законам постоянства и однообразной последовательности, гипотезам и абстрактным принципам, ценность которых определялась исключительно способностью более или менее точного предсказания конечного исхода, но без обеспечения каким-либо сущностным знанием и без открытия смыслов, способных привести к внутреннему освобождению и возвышению. И это мертвое познание мертвых объектов привело к зловещему искусству производства искусственных, автоматических и обладающих смутным демоническим характером сущностей. Пришествие рационализма и сциентизма неизбежно привело к пришествию технологии и машин, ставшими центром и апофеозом нового человеческого мира.
Кроме того, современной науке мы обязаны систематической профанацией двух областей действия и созерцания, а также освобождением базарных толп Европы. Именно наука привела в упадок и демократизировала само понятие знания, установив однообразный критерий истины и уверенности, основанный на бездушном мире чисел и предрассудке, представленным «опытным» («позитивным») методом, безразличным ко всему, что в эмпирических данных обладает качественным и символическим характером. Именно наука помешала правильному пониманию традиционных дисциплин; при помощи миража очевидных явлений, доступных каждому, наука поддержала превосходство светской культуры, создав мифы о просвещенном человеке и об ученом. Именно наука, разогнав мрак «предрассудков» и «религии» и введя образ естественной необходимости, постепенно и объективно уничтожила всякую возможность тонких отношений с тайными силами вещей. Именно наука отобрала у человека возможность слышать голос моря, земли и небес и создала миф о «новой эпохе прогресса», открыв все пути для каждого и раздув в итоге великое восстание рабов. Именно наука сегодня, обеспечивая инструменты контроля и использования всякой силы природы согласно идеям дьявольского покорения, вызвала огромнейший соблазн человека: что он может принять свое самоотречение за то, чем можно гордиться, а призрак власти за реальную власть.
[846]
Критический (или, как говорят на университетском жаргоне, «гносеологический») идеализм претендовал на понимание всех других философских систем; в этом он был прав. Именно ирреализм философии в общем осознается в системе, где реальное отождествляется с «рациональным», мир с «понятием» мира, а «Я» с «мыслью» о «Я». О «месте» этих философских форм см. J. Evola, Fenomenofogia dell'individuo assoluto, cit., passim.
[847]
В Средние века произошло возрождение некоторых традиционных наук: точка зрения на природу, сконструированная схоластиками на основе учения Аристотеля, хотя и обладала негибким понятийным аппаратом, тем не менее твердо поддерживала качественную точку зрения формирующих свойств (virtutes).