Страница 14 из 108
Только с недавних времен аристократия, как и королевские семьи, стала лишь светским и политическим явлением. Вначале же аристократия и королевское величие были основаны на характере, чистоте крови, чести, храбрости и верности, наnoblesse d'épée [140] и на noblesse de coeur. [141] В более поздние времена возникло плебейское восприятие аристократии, которое отрицает даже привилегии крови и традиций.
Типичный пример этой второй точки зрения —так называемая культурная аристократия, или аристократия интеллектуалов, возникшая в качестве побочного продукта буржуазной цивилизации. В ходе переписи, проводившейся во времена Фридриха Великого, глава древней немецкой дворянской семьи остроумно ответил: «Analphabet wegen des höhen Adels», [142] сославшись на древнее представление о британских лордах, которые считались «сведущими в законах, даже если не умеют читать». В контексте нормального иерархического взгляда принцип, определявший точные онтологические и сущностные различия между людьми и лежащий в основе понятия аристократии и ее привилегий, носил не «интеллектуальный», а «духовный» характер. Эта традиция сохранилась, хотя и в ослабленной форме, до времен рыцарского дворянства, где она была воплощена в несколько аскетическом и сакральном аспекте в великих средневековых рыцарских орденах. В той точке дворянство еще имело свой ориентир в священном, но не внутри себя, а снаружи —в отдельном классе, а именно в духовенстве, хотя духовенство того времени и представляло духовность, сильно отличавшуюся от духовности изначальных элит.
Ритуальный и сакральный элемент был основой власти как высших каст, так и отца древней аристократической семьи. В западных арийских обществах, таких как Греция и Рим, pater familias обладал статусом, схожим со статусом короля-жреца. Термин pater являлся синонимом слова «король» (отсюда слова rex, άναξ, βασιλεύς), он передавал идею духовного авторитета, силы и величественного достоинства. [143] Согласно некоторым воззрениям, с которыми мы всецело согласны, государство —это приложение в большем масштабе того же принципа, что лежит в основе аристократической семьи. Вследствие этого pater, хотя он был военачальником и владыкой справедливости своих родственников и рабов, in primes et ante omnia [144] был человеком, уполномоченным исполнять традиционные обряды и священнодействия, характерные для каждой семьи —обряды и священнодействия, составлявшие ее нечеловеческое наследие.
Это наследие, исходившее от отца-основателя, представлялось в виде огня (например, тридцать огней тридцати семей, окружавших центральный огонь Весты в Древнем Риме). Этот огонь, который поддерживался при помощи особых веществ и зажигался согласно особым обрядам и тайным нормам, должен был поддерживаться горящим во все времена, каждой семьей в качестве живого и осязаемого свидетельства ее божественного наследия. Отец был жрецом-мужчиной, ответственным за заботу о священном семейном огне, но также он был тем, кто должен был представать как «герой» перед своими детьми, родственниками и слугами; или как живой посредник всех действенных отношений со сверхъестественным; или как высший человек, оживляющий мистическую силу ритуала, представленную в субстанции огня; или как воплощение «порядка», каковым был Агни для индоариев; или как принцип, «приводящий к нам богов»; или как перворожденный от порядка; или как «сын силы»; [145] или как «тот, что ведет нас прочь от этого мира, к высшим измерениям, в мир истинного действия». [146] Главным долгом pater было предохранять «огонь от угасания», чтобы он мог продолжать воспроизводить, увековечивать и питать мистическую победу предка; [147] эта ответственность перед огнем была воплощением «царственного» компонента его семьи, в которой pater исполнял роль «властелина копья и богослужения». Таким образом, pater действительно составлял центр семьи: весь строгий устав традиционных отеческих прав истекал из его центра в качестве естественного следствия, и он продолжал существовать, даже когда осведомленность о его исконном основании была утеряна. В Древнем Риме любой, кто, как и pater, имел ius quiritium (право нести копье и проводить жертвоприношения), также имел право на владение землей, и его привилегии никогда не могли быть отменены. Он говорил от имени богов и от имени власти. Так же, как и боги, он выражал себя через символизм и знаки. Он был «нематериальным». Первоначально не представлялось возможным (nulla auctoritas) законно привлекать аристократа к ответственности, так как он расценивался как наместник богов, как король в недавние времена. Если аристократ совершал преступление в своем mundus, [148] суд лишь провозглашал его поступок дурным (improbe factum). Его права над собственными родственниками были абсолютными: ius vitae necisque. [149] Его сверхчеловеческая сущность делала естественным для него по собственному усмотрению продавать или даже предавать смерти своих детей. [150] В подобном духе определялись выражения того, что Вико верно назвал «естественными правами героя» или «божественными правами героических людей».
Согласно аристократической традиции, обряд, соответствовавший «ураническому» компоненту, обладал главенствующей ролью по сравнению с прочими элементами той же традиции, связанными с природой: это можно установить из нескольких аспектов древних греко-римских законов. Было верно сказано, что «то, что в древности объединяло членов семьи, было чем-то большим, нежели рождение, чувства и физическая сила; это был культ очага и предков. Этот культ делал семью единым организмом, в этом мире и в следующем. Древняя семья была больше религиозным, чем природным объединением» [151] .
Общий обряд составлял истинные узы семейного единства и часто даже сами родовые связи. Если постороннему было разрешено принять в нем участие, он таким образом становился приемным сыном, который обладал теми же привилегиями, которые могли быть отняты у изгнанного из семьи или пренебрегавшего семейными обрядами биологического сына. Это очевидно означает, что, согласно традиционной идее, обряд, а некровное родство, обладал силой объединять или разъединять людей. [152] В Индии, Греции, Риме женщина должна была мистически присоединиться к семье или роду будущего мужа при помощи участия в обряде: [153] прежде чем стать невестой мужчины, она становилась невестой Агни или мистического огня. [154] Те, кому было разрешено принимать участие в культе аристократического сословия, в связи с этим получали право на облагораживающее мистическое приобщение, дарующее им привилегии некоторого рода, которому в то же время они вверяли своих будущих отпрысков. Следовательно, можно понимать священный аспект феодального принципа как появившийся ранее в Древнем Египте, так как через «дар жизни», исходивший из него, король собирал вокруг себя круг преданных подданных, которые возвышались до жреческого достоинства. [155] Аналогичные идеи можно найти в Перу у инков, «детей солнца», и, в известной мере, даже среди японского феодального дворянства.
[140]
Дословно «благородство шпаги» (франц.), также выражение означает дворянство, приобретенное военной службой. —прим. перев.
[141]
Благородство сердца (франц.) —прим. перев.
[142]
Неграмотный в силу большой знатности (нем.) —прим. перев.
[143]
См. F. Funck-Benetano, La famiglia fa lo Stato, Roma, 1909, pp 4-5.
[144]
В первую очередь (лат.) —прим. перев.
[145]
Ригведа, I,1, 7-8; I,13, 1; X, 5, 7; VII, 3, 8.
[146]
Атхарваведа, VI, 120, 1. Выражение отсылает к гархапатья-агни, который, в числе трех огней, относится к pater или главе семьи.
[147]
«Отец —это огонь семьи», Законы Ману, II, 231. Поддерживать горение священного огня —долг движъя, дваждырожденных, составляющих три высшие касты (II, 108). Сейчас невозможно подробнее разобрать эту краткую отсылку к традиционному культу огня. Позже мы более подробно остановимся на роли, которую выполняли мужчина и женщина в культе огня, семье и общественной жизни.
[148]
Мир (лат.) —прим. перев.
[149]
Власть над жизнью и смертью (лат.) —прим. перев.
[150]
Касательно вышеизложенных выражений см. M. Michelet, Histoire de la republique romaine, Paris, 1843, vol. I, pp. 138, 144-146. Схожие элементы можно найти даже в более поздних традициях. Британские лорды изначально рассматривались как полубоги, стоявшие на одной ступени с королем. Согласно закону, провозглашенному Эдуардом VI, они обладали привилегией простого убийства.
[151]
N. D. Fustel de Coulanges, La Cité Antique, cit, p. 40; см. p. 105.
[152]
В Риме существовало две разновидности брака: одна была связана с хтоническим, а другая —с «ураническим» компонентом римской цивилизации. Первый тип представлял собой светский и практический брак, в котором женщина рассматривалась как простая собственность, передававшаяся in manum viri (дословно «в руки мужа» —прим. перев.); второй тип являл собой ритуальный и священный брак, confarreatio, рассматриваемый как таинство, как священный союз —ίερόζ γάμοζ (Дионисий Галикарнасский, Римские древности, II, 25, 4-5).Насчет этого см. A. Piganiol, Essai sur les origines de Rome, Paris, 1917, pp. 164 и далее, где, однако, автор следует ложной идее, согласно которой ритуальный вид брака имел жреческий, а не аристократический характер. Эта идея, скорее всего, обусловлена приписыванием традиционной аристократии материалистической и исключительно воинской сути. Эллинистическим эквивалентом confarreatio является έγγύησιζ; сакральный элемент в агаnе (любовь —прим. перев.) считался настолько важным, что без него законность брака могла быть оспорена.
[153]
См. Ригведа, Х,85,40.
[154]
См. N. D. Fustel de Coulanges, La Cité Antique, cit., p. 41.
[155]
Cm. A. Moret, Du caractère, cit., p. 206.