Дотянуться до моря

Объяснения с Ивой на этот счет я ждал и боялся, но она позвонила первая и сказала, что понимает — у меня не было выхода. Попутно в разговоре выяснилось, что «ж…па» с деньгами в семье Эскеровых так и не прекращалась, потому что зарплату Аббас домой не приносил, а проигрывал в заменивших казино онлайн-клубах вроде «Вулкана удачи». Аналогично он поступил и с весьма приличной последней суммой, не появлявшись домой двое суток. Я закончил разговор с тяжелым сердцем, предвидя новые расходы и не первый уже раз пожалев о том, что «реконкиста» удалась.

[i] Я — Джой. Я не говорю по-русски. (англ.)

[ii] Я не причиню тебе вреда. Иди сюда. (англ.)

[iii] Ты очень симпатичная. (англ.)

[iv] Мне нужно принять душ. Извиняюсь, это не займет много времени. (англ.)

[v] Я хочу тебя. Я хочу тебя в твою вагину, немедленно! (англ.)

[vi] Ивиняюсь, у меня нет презерватива. У тебя есть? Слишком опасно заниматься этим без защиты. (англ.)

[vii] К черту презики! Залезай на меня, сейчас же! (англ.)

[viii] У меня нет СПИДа. Я чистая. Господин может быть уверен. (англ.)

[ix] Ты откуда? (англ.)

[x] Из Соуэто. (англ.)

[xi] Почуму ты плачешь? Почему ты такой грустный? Это из-за моих глупых историй? (англ.)

[xii] Мы увидимся еще? (англ.)

[xiii] Если мне повезет, и я забеременею от тебя, я знаю, как назвать нашего сына. (англ.)

[xiv] Outbid (англ.) — перекупать

Глава 9. Вещь в себе

Глава 9.

Вещь в себе

После практически бессонной ночи, наполненной, как наваждениями, воспоминаниями, я дрых чуть не до обеда, благо, никто не названивал. И при том, что Ива совершенно не была тем собеседником, с кем я жаждал общения, но как раз она позвонила первой. Какое-то время я раздумывал, брать ли трубку, но напряжение всех этих дней не позволило проигнорировать звонок.

— Да, — сухо ответил я. — Алло.

— Это я, — не менее обезвоженно сообщила мне совершенно очевидную информацию Ива, не сочтя нужным даже поздороваться. — Я только что из морга, вместо опознания менты мне там целый допрос учинили. Нужно срочно встретиться.

— Что случилось? — нахмурился я. — И что значит — срочно? У тебя же похороны…

— Похорон не будет, — нетерпеливо перебила меня Ива и, понизив голос почти до шепота, пояснила: — По крайней мере, в ближайшее время. Будет целое расследование, генетическая экспертиза и прочее. Менты подозревают, что Аббас не сам разбился, что это было убийство.

Сердце у меня в груди, гулко стукнув, зачастило. Убийство?! Не может быть! Хотя — почему не может? Из-за истории с квартирой Аббас терся с самыми разнообразными людьми, да и в тюрьме знакомства мог завести весьма небезопасные. И случайное убийство нельзя исключить — ночь, трасса, зарекаться ни от чего нельзя. Так что насчет «не может быть» я погорячился, в этой стране нельзя зарекаться не только от сумы и тюрьмы, от могилы — тоже. Но кто, что, как, какие факты? Ну, да, по телефону это все не обсудишь, надо ехать, — несмотря ни на что, невозможно отказать Иве сейчас в том, что ей нужно, лишить в такую минуту общения и поддержки. Да и самому, мягко скажем, небезынтересно. И — как бы я ни относился к Аббасу — небезразлично.

— Да, я приеду, — решительно ответил я.

Морг был где-то в Тушино, и когда бы я добрался туда с учетом непредсказуемого движения на МКАДе, сказать было трудно. Поэтому договорились встретиться на Таганке, куда у меня была почти прямая дорога. Но и я прособирался, и на Волгоградке в районе Люберец массу времени потерял, так что, когда я вошел в немноголюдную кафешку рядом со станцией метро Марксистская, Ива ждала меня уже, пожалуй, никак не менее часа. Перед ней на столике стояла недопитая чашка кофе и бокал с остатками красного вина. Она сидела, уперев лоб в ладонь и курила, после каждой затяжки тыча сигаретой в давно не менянную пепельницу. Эти ее нелогичные, избыточные движения наводили на мысль, что выпитый бокал перед ней — далеко не первый, но лишь когда она подняла на меня взгляд, я понял, насколько она пьяна. Я почувствовал приступ раздражения, мелькнула мысль, не уйти ли, порекомендовав Иве проспаться, но острый укол совести заставил меня все-таки подойти — после посещения морга, созерцания обгоревших мужниных останков только каменному не понадобилось бы крепко расслабиться.

— Привет, — сказал я, садясь на стул. — Извини, что так долго.

— Ничего, — ответила Ива, делая отметающий жест кистью, — я никуда не тороплюсь. Уже никуда не тороплюсь.

— А куда торопилась? — поддержал разговор я, оглядываясь в поисках официанта.

— Й-я? — пьяненько переспросила Ива. — Я торопилась сегодня на кладбище, мужа хоронить. Но выяснилось, что там и хоронить-то нечего. Общий вес костных останков составляет менее шести килограммов. Представляешь — у них в бумагах это называется «костные останки». А для веселых людей в морге это вообще — «суповой набор», а если обгоревшее, то «шашлык». Гроб у них — «чемодан», а могила — «блиндаж». Смешно, правда?

Мне представились веселые мужчины и женщины в белых халатах, сидящие на гробах — «чемоданах», с аппетитом уплетающих немного пережаренный шашлык из мяса не совсем понятного происхождения в непосредственной близости с ревущими зевами муфельных печей, и меня передернуло.

— Представляешь — от человека не осталось и шести кило! — продолжала Ива. — Спрашивается — на хрена нужен гроб ценой в сороковник, как Софа заказала, чтобы похоронить шесть кило костей?

Она пожала плечами и прежде, чем я успел ее остановить, поднесла ко рту пустой бокал.

— О, у меня даже вина нет, — горько усмехнулась она, со стуком ставя бокал на стол. — У меня ничего нет. И никого. Сначала папа, потом — мама. Теперь муж. Этот сука-официант принесет мне когда-нибудь вина?!

Из ее глаза, оставляя на щеке серую дорожку, выбежала слеза. Из-за шторы, словно услышав обращенный к нему призыв, выпорхнул сука-официант с бокалом вина, поставил его перед Ивой, сменил пепельницу, принял от меня заказ на кофе с минералкой и исчез. Ива вытерла щеку салфеткой, подняла бокал.

— А давай-ка выпьем, Арсений Андреич, за мужа моего и друга твоего бывшего, — со свадебным пафосом провозгласила она. — За упокой души его, так сказать, злодейски убиенной.

И, не дожидаясь моей реакции, осушила бокал. Потом закурила и, насмешливо глядя на меня, выдохнула дым мне в лицо.

— Ива, ты хотела о чем-то поговорить, — мягко напомнил я ей, уклоняясь от дыма. — Ты сказала, что у ментов, то есть, у полиции, есть версия о том, что Аббаса убили. На чем эта версия основана? Что они говорят? Кстати, они — это что, несколько человек? Кто тебя в морге, как ты выразилась, допрашивал?

— Да, их было двое, — кивнула Ива. — Один — следак по делу, — забыла фамилию. Лаптев, Ларин? Нет, не помню. Он мне визитку дал, в сумке, я потом посмотрю. Молоденький такой, а уже капитан! И то ли я его уже видела где-то, то ли на кого-то просто похож… Черт, аж свербит, а вспомнить не могу. А второй — в возрасте дядечка, эксперт-криминалист. Что они говорят? Криминалист говорит, что цепочка на шее Абика расплавилась полностью, а звезда и полумесяц — нет, хотя все же немного потекла. То есть, он сказал, что цепочка, видимо, серебряная, а знак — из какого-то другого, более тугоплавкого металла. Я им сказала, что из платины, а он сказал, что для платины знак слишком легкий…

— Из палладия, — поправил я. — Вернее, из сплава палладия и серебра, так называемый «сплав 250», применяется в стоматологии.

— М-да, странно, — выпятила нижнюю губу Ива. — А мне Аббас говорил, что из платины. И всем… А ты откуда знаешь?

— Долго объяснять, — ответил я. — Но знаю точно.

Мне не хотелось сейчас вдаваться в подробности этой истории, относящейся ко времени, когда наши отношения с Аббасом еще только завязывались, а с Ивой мы вообще не были знакомы. Ее муж еще только начинал работать, но у него уже появились первые приличные деньги. Как-то во время одного из вечерних конторских возлияний он посетовал, что хотел заказать себе цепь и мусульманский знак «звезда и полумесяц» из платины, но стоимость такого комплекта вышла запредельной. «Сделай из серебра, никто не догадается, — пожал плечами я, вспоминая, как, крестившийся в уже зрелом возрасте, я долгие годы носил простой алюминиевый крестик, пока тот совсем не стерся об кожу. — Платину и назвали «серебрецом», уменьшили от испанского «plata», потому что похожа на серебро». Но Аббас резонно возразил, что серебро со временем потемнеет, чего с платиной не происходит. Тогда я показал ему свою ручку «S.T.Dupont» и спросил, из чего она, по его мнению, сделана. Он долго рассматривал ее блестящую рифленую поверхность, явно ощущая потребность попробовать металл на зуб, но через пять минут сдался. «Это палладий, — открыл секрет я. — Выглядит, как платина, но стоит в три раза дешевле. Уловил подсказку?» Аббас за идею ухватился, я же дал ему наводку на одного частника-дантиста, о котором я совершенно случайно знал, что он работает со сплавами палладия. Однако тогда палладий в Москве оказался редкостью еще большей, чем в природе, и выцыганенного у дантиста металла хватало или на цепь, или на знак, на то и другое — никак. Аббас решил сделать из сплава знак, а цепь — из серебра с тем, чтобы потом сделать другую из более благородного металла. Меня он тогда скромно попросил его секрет нет раскрывать, и скоро даже до меня дошла молва, что Аббас Эскеров носит на шее чуть не полкило чистой платины. Я тогда посмеялся и этот курьез забыл, а сейчас сделал вывод, что за все эти годы до смены «ювелирки» на шее у Аббаса руки так и не дошли.