Страница 32 из 155
Госпожа Нарцыняк обиженно отдернула руку, выгнула серпиком вниз рот (уж не татуаж ли она себе по контуру губ сделала, дура старая?) и, презрительно приподняв бровь, произнесла:
— Да как вы смеете со мной так разговаривать, господин… э-э… Костренёв? Я уже говорила, что мы от вас такого просто не ожидали! Так вляпаться, такой непрофессионализм! А если это теперь аукнется другим, так сказать, людям? Вы представляете, что будет? Наш уважаемый… э-э, ну, вы понимаете, кто? Так вот, он велел вам передать, что вы должны ситуацию срочно разрулить и, разумеется, за свой счет. И мы к этому не хотим иметь никакого отно…
Темнота внезапно застила мой взгляд, и я с трудом удержался, чтобы не швырнуть ей в лицо знаменитое пирожное-корзиночку, которым так славилась Онегинская кулинария, и которые в количестве трех штук лежали перед Лидией Терентьевной на блюдечке. Но на дипломатический тон меня уже точно не хватало.
— Вы не хотите иметь к этому никакого отношения? — прервал я очень злым шепотом ее гневный монолог. — Слышь, ты, свинка морская в плюмаже! Да если Питкеса, не дай Бог, «пригласят на посадку», он сдаст следаку всех вас троих — тебя, болонка ты фарфоровая, и Гармониста твоего заодно с баяном. Это ты должна была обеспечить, чтобы все было гладко, и заусенцы пошли в зоне твоей ответственности. А мы четко выполняли твои и Гармониста прямые указания. И всю историю отношений он сольет. С указанием номеров контрактов, сумм «отстега», процентов «обнала», дат «заноса» и всего-всего. Ему-то что, все равно присаживаться, а за содействие поблажка выйти может. А на фоне компании по борьбе с коррупцией из вас показательный процесс, глядишь, забабахать захочут. А Питкеса, как главного свидетеля обвинения, вообще выпустят по программе защиты свидетелей, как в Америке. Что? Вы будете все отрицать, а доказательств нету? А как часики за тридцатник «йоро» при зарплате полтинник рублями объяснять будем? Колечко вот это? Зубки? Пояснения давать придется, а там прессанут тебя не по конвенции прав человека, и посыплешься ты, как песочек в унитаз при мочекаменной болезни. И шефа своего туда же сольешь. А вот он скажет, что ничего не знал, он на баяне играл, и все стрелки на тебя переведет. А тут и Питкес подтвердит, что дела он имел только с тобой, и деньги отдавал тебе лично. На объекте он, как главный инженер, бывал, в кабинет к тебе ходил, все кивнут. И сидеть бы тебе, мамуля золотая, в одной с Питкесом камере, интеллектуально расти, так сказать, над собой, жаль только места заключения у нас для мужиков и баб раздельные. А на зоне ты, хоть и в возрасте, да чистая да ухоженная, будешь у сексуально-агрессивных соседок по бараку с аномальным содержанием андрогенов в крови пользоваться повышенным спросом. Вот такой у меня для вас, гражданка Нарцыняк, любовный гороскоп. Нравиццо?
Народу в кафе было мало, и говорил я негромко, но, видимо, настолько экспрессивно, что белорубашечник через два столика беспокойно закрутил головой в нашем направлении. Пришлось ему улыбнуться — мол, все в порядке, чувак. Правда, задержав взгляд на моей визави он, похоже, не поверил. И верно — давно я не видел в глазах человека такого испуга, — может быть, никогда. Мне даже стало немного совестно за свою неожиданно такую слишком уж злую тираду, — честно говоря, давно меня уже так не накрывало. Из цветуще-розового лицо Лидии Тереньевны стало серым, гораздо серее, чем тогда, при первом знакомстве. Губы ее дрожали, чашка в руке ходила ходуном. Чтобы чай не пролился на ее Fendi, я аккуратно перехватил чашку и с наслаждением сделал пару глотков, чтобы сдобрить внезапную сухость во рту, — чай, как и все в «Онегине», был великолепным.
— А теперь, Лидия Терентьевна, — примирительно улыбнулся я ей, — успокойтесь, и расскажите подробно, что знаете по делу.
Слезы потекли из глаз г-жи Нарцыняк, безжалостно смывая с ресниц макияж, и я протянул ей платок. Но какие-то его параметры Лидию Терентьевну не устроили, и она вытянула из сумочки свой… платок-не платок, а какое-то кружевное чудо с монограммой, явно шитое на заказ. С его помощью она принялась вытираться и приводить себя в порядок, трубно высморкавшись в завершении. Через пару минут ее взгляд снова обрел осмысленное выражение.
— Ну, зачем же вы так, А-арсений Андреич? — хрипловатым после слез голосом начала г-жа Нарцыняк. — После стольких лет… Я, право, не ожидала. Очевидно, что мы все, так сказать, в одной лодке, и выгребать нужно, разумеется, всем вместе.
Произнеся это, Лидия Терентьевна потянулась к чашке и, с удивлением обнаружив ее пустой, жестом позвала официанта.
— Будете что-нибудь, Арсений Андреич? — предупредительно спросила меня она.
Я покачал головой, и г-жа Нарцыняк на некоторое время выключилась из разговора, погрузившись в изучение меню, причем вышколенный официант принимал в этом изучении самое непосредственное участие, то и дело давая пояснения. Со стороны могло показаться, что идет процесс согласования свадебного меню человек на триста, а не выбор марки чая.
— Извините, Арсений Андреич, — наконец отпустив официанта, слабо улыбнулась мне г-жа Нарцыняк. — У них в меню больше ста сортов, без помощи разобраться совершенно невозможно!
И она воодушевленно всплеснула руками. Я смотрел на Лидию Терентьевну Нарцыняк, и мне хотелось выть. Человек сидит в тюрьме, а тут на высшем серьезе чай выбирают! Боже, ведь была же совершенно нормальная тетка, я помню! Что же превратило ее вот в эдакого монстра с зияющей пустотой на том месте, где у человека должна быть душа? Что, кроме времени, отделяет тогдашнюю офицерскую вдову от нынешней госпожи Нарцыняк? Ну, да, деньги, и немалые. Всего за три года они с ее милым шефом заработали только на нас больше сорока пяти миллионов рублей — полтора миллиона долларов! Думаю, не меньше им «откатили» все другие подрядчики, вместе взятые. Это три миллиона. «По честнаку», конечно, Гармонист со своей наперсницей вряд ли делился, но от четверти до трети, думаю, он ей с барского плеча отчинял. Это от семисот пятидесяти тысяч до миллиона. Долларов. Эта миловидная, чуть полная, очень хорошо одетая женщина, сидящая напротив меня, будучи простым менеджером в системе управления некоего непервостепенного госучреждения, была долларовой миллионершей. То есть, мне, бизнесмену, хозяину немелкой компании, обеспечивающей трудоустройство нескольким сотням человек, по личным доходам она была сильно не ровня. На западе люди с такой разницей в поступлениях селятся в разных кварталах в городах и в разных отелях на отдыхе. Миллион баксов на личном счете в каком-нибудь швейцарском или лихтенштейнском банке (или в банке, закопанной в огороде — в виде местечковой альтернативы) — это давно уже было мечтой жизни, вернее, материальной составляющей моей жизненной мечты. Миллион долларов делает вас свободным — в материальном плане, естественно. Эта сумма позволяет вам отгородиться от государства с его всегда подавительной по отношению к отдельно взятому гражданину системой высоким забором и класть на это государство «с прибором» — если, конечно, сидеть тихо и не высовываться. Такая сумма позволяет не нуждаться на старости лет достойно доживать свой век, не становясь частью огромного моря несчастных стариков и старух, кроме подачки, высокопарно именуемой пенсией, других доходов не имеющих. А в крайнем случае, если государство все-таки дотянет до вас свои щупальца, с такими деньгами можно просто свалить от этих сопливых осинок и доживать свой век в какой-нибудь недорогой цивилизованной и стране типа Болгарии, Чили или Индии.
Конечно, за двадцать с лишним лет моего занятия бизнесом у меня были времена, когда я «стоил» куда больше. Но, во-первых, три раза приходилось начинать практически с нуля, а во-вторых — тогда, раньше, деньги зарабатывались куда проще и быстрее. Все просто: было больше ниш, нетроганных участков для деятельности, — сейчас, как говорится, все «позанято». Да и пресс государства — легальный, налоговый, и нелегальный, взяточный — был куда легче. В начале девяностых бизнес с рентабельностью меньше семидесяти процентов бы неинтересен. Вы только подумайте — семьдесят процентов! То есть в каждом полученном рубле семьдесят копеек составляла чистая прибыль. Сейчас было очень хорошо, если оставалось семь, а то и пять, три. А еще компании бывало по несколько месяцев сидеть вовсе без подрядов, и немаленькую зарплату коллективу при этом я все равно платил — из резервного фонда, то есть из прибыли предыдущих объектов. То есть из денег, которые при другом раскладе я, как хозяин, мог бы использовать на личные нужды. Так что для меня свободный, экстрагированно-чистый миллион долларов уже много лет был некоей недостижимой мечтой, фата-морганой. Я так и решил: вот, заработаю заветный «лям» — чистый, свободный от необходимости сразу тратить его на то и на это, и — баста, можно и «пошабашить». Вот только времени до неизбежного «суши весла», когда уже не то, чтобы больше не захочется, а, скорее, «не заможется», оставалось все меньше. А г-жа Нарцыняк заработала эту сумму (нет, не заработала — получила!) за три года, просто исполняя свои прямые служебные обязанности, еще зарплату с премиями за это имея! И — ни копейки налогов, разумеется. И из нормального (может быть, даже приличного) человека стала черт-знает-кем. И я испытал внезапный приступ глубокого удовлетворения, что пять минут назад, наконец-то, разговаривал с этой женщиной так, как, по моему мнению, она этого заслуживает.