Дотянуться до моря

«Гы-ы!» — раздалось из недр спецназовских грудей, и люстра на потолке задрожала, жалобно позвякивая. Капитан сердито зыркнул на подчиненных, и гыганье затихло.

— Думаю, вольта разыгрывает, — прокомментировал он вполголоса реплику Аббаса. — Там разберутся.

При упоминании о таком неконкретном, и в то же время таком понятном адресе, который капитан обозначил, как «там», температура у меня под ложечкой опустилась еще на десяток градусов.

— Гражданин Костренёв, — снова перешел в официальную тональность он, и я испытал неожиданное глубокое удовлетворение от того, что с глупо-упрямым своим педалированием звука «ё» в моей фамилии я-таки добился результата. — Вы задержаны по подозрению в совершении преступления по статье 105, пункт 2 уголовного кодекса ЭрЭф — убийство при отягчающих обстоятельствах.

И он поднес к моим глазам сине-фиолетовую от подписей и печатей бумагу, крупно озаглавленную «Постановление». Внезапно мне стало все равно, перестали противно дрожать колени, потеплело под ложечкой. Наконец-то не только знал, что творится вокруг меня, но и понял, кто и зачем все это организовал. Нужно было начинать бороться.

— Разрешите опустить руки? — спросил я и, получив в ответ молчаливый кивок, спросил: — А можно поинтересоваться — кого я, собственно говоря, убил, да еще и с этими самыми отягчающими обстоятельствами?

Майор снова внимательно посмотрел на меня, потом — на Аббаса, потом в бумагу в своих руках, и ответил:

— Гражданина Эскерова Аббаса Мерашевича, 1966 года рождения.

Глаза Аббаса смотрели на меня с совершенной, абсолютной, ледяной насмешкой. С неожиданным для себя самого озорством глядя в эти глаза, я расхохотался.

— А это тогда кто, по-вашему? — спросил я капитана, указывая на Аббаса.

На лице командира спецназа промелькнуло смятение — было видно, что сопровождающего отряд гражданского он не знает. Он повернулся к Аббасу и тревожно-вопросительно уставился на него.

— Я предупреждал, что он дурку включит, — спокойно пожал плечами Аббас, доставая из внутреннего кармана паспорт и протягивая его капитану. — Если этого недостаточно, позвони следователю. Уже готов анализ ДНК убитого, это точно Аббас Эскеров, тебе твой коллега подтвердит.

Командир взял бордовую книжицу, развернул, полистал, несколько раз покачав вверх-вниз пристально прищуренными стволиками глаз, сверил фото с оригиналом. Потом, кивнув головой столь решительна, что не будь его берет чем-то прикреплен к голове, он точно слетел бы, капитан закрыл паспорт и вернул его Аббасу.

— Этот гражданин — точно не тот, кого ты ухлопал, без ДНК ясно, — не глядя на меня, презрительно процедил сквозь зубы капитан. — Пакуем его, ребята.

Дружно брякнув чем-то железным, словно кирасиры из Рембрандтовского «Ночного дозора», многоголовая глыба спецназа, двинулась на меня. «Пипец», — обреченно подумал я, закрывая глаза. Налетели, с огромной, непреодолимой силой закрутили назад руки, согнули чуть не до пола. Быстрые пальцы выдернули из карманов документы, кошелек, телефон, ключи. Сейчас протрещат, затягиваясь на запястьях, наручники, и…

— Стой, стой, капитан! — раздался голос Аббаса, и я открыл глаза.

Аббас стоял между облепившими меня кирасирами и капитаном, и широко разведенными руками словно защищал меня. Учитывая разницу в габаритах противостоящих сторон выглядело это несколько комично, напоминая мультяшную сценку «Майти-Маус и локомотив», но сработало — дозор остановился. Правда, остановил его не Майти-Маус, а резко поднятая вверх рука капитана со сжатым кулаком, с раздражением и непониманием смотрящего на Аббаса.

— Ты погоди его паковать, — в ответ на молчаливый вопрос капитана миролюбиво произнес Аббас. — Нам с задержанным потолковать тут немного надо, ладно?

Капитан задумался, было видно, что задержка ему не по душе.

— У меня приказ, — прогудел он, — взять и привезти. Задержки в плане не предусмотрены.

— Это недолго, капитан, — как заправский гипнотизер, склоняя голову к плечу и поднимая ладони вверх, несмотря на категоричный с виду отказ, продолжил Аббас. — Очень нужно. И потом — тебе разве не сообщили о моих полномочиях?

Во взгляде капитана мелькнула нерешительность. Судя по всему, о каких-то особых полномочиях гражданского он слышал в первый раз.

— Мне просто не хотелось бы светить здесь свое служебное удостоверение, — понизив голос, продолжил Аббас, снова запуская руку вовнутрь пальто. — Ну, ты же понимаешь, капитан?

На слове «капитан» Аббас сделал такой сильный акцент, что обладатель звания заколебался. Моментально все мысли его, ясные, как на экране телевизора, пронеслись у него в глазах. «Кто такой, черт его знает! — думал капитан. — Судя по наглости, может быть шишкой. Ну, дам я им перетереть, ни от кого не убудет. От греха, а то еще накляузничает, что не уважил полномочия!» Да уж, по части убеждать Аббас был, несомненно, непревзойденным специалистом! Похоже, капитану давно уже пора было становиться майором.

— Все на лестницу! — скомандовал он и, отряд, совершенно нереальным образом ужавшись до ширины дверного проема, послушно ретировался.

Капитан еще раз с сомнением смерил меня глазами, потом посмотрел на Аббаса, явно сравнивая наши габариты.

— Это может быть опасно, — сказал он. — Может, стреножить его лучше?

— Нет, нет, не надо! — заулыбался Аббас. — Арсений Андреевич обещает быть благоразумным. Правда ведь, Арсений Андреевич? Обещаете?

Мера циничной издевки, выплеснувшаяся с этими словами из глаз Аббаса, была настолько огромной, что мой руки, все еще заведенные за спину, невольно сжались в кулаки. Ох, с каким же наслаждением я бы сейчас врезал бы по этой наглой физиономии! Но делать этого сейчас точно не следовало, и я, как смирная лошадь, кивнул головой:

— Обещаю.

Аббас повернулся к капитану, двумя руками указывая на меня, словно предъявляя свой полный контроль над ситуацией.

— Ну, видишь? Гражданин Костренёв обещает, — совершенно издевательским тоном произнес он. — А он — человек слова, уж я-то знаю. Так что опасаться нечего.

Капитан еще секунду для виду посомневался, потом развернулся, направился к выходу, и уже от двери раздался его гулкий, усиленный резонатором пустого коридора, голос:

— Вы все-таки поосторожнее с ним, а то тут зеркало разбито, плохая примета, к покойнику. Мы тут, рядом.

И бухнул за собой дверью. В коленях моих оставалось сил ровно настолько, чтобы сделать два шага до кресла. Я с невыразимым облегчением опустился в его мягкие объятия, чувствуя, как вибрирует от напряжения каждая клеточка моего тела. Аббас, не снимая пальто, присел на подлокотник дивана напротив меня.

— Ну, что, шье-еф? — произнес с усмешкой он. — Как настроение?

Я вспомнил, при каких обстоятельствах много лет назад Аббас, точно так же в издевке ломая губы, коверкал обращение «шеф», и понял, что сейчас он напоминает мне этот разговор.

— Как оно там, внизу? — доставая из кармана сигареты, продолжил он. — Кто из нас теперь огрызок, ничтожество? И кому ладошки надо помыть липкие — не от страха ли? И, кстати, — ничего, если я не спрошу у тебя разрешения закурить в твоем доме?

Он снова полез в карман, достал спички, смачно чиркнул, наполнив воздух острой серной вонью, разжег сигарету и демонстративно бросил огарок на пол. Я смотрел на него и молчал. Постепенно выравнивалось дыхание, переставало леденеть ужасом безысходности тело, выстраивались в ровную линию пляшущие мысли. Хотя ситуация и казалась безвыходной, нужно было что-то делать. И хотя ничего путного в голову пока не приходило, было ясно — надо тянуть время и не обращать внимания на наглые выходки.

— Кстати, а откуда ты знаешь о Зер Калалуше? — спросил, щурясь от дыма, Аббас. — Дурочка Ива о наших семейных штучках растрещала?

Спросил он это, вроде, как-бы между прочим, но мне отчего-то показалось, что почему-то тема эта его не на шутку интересует.

— Эк ты о ней, — с усмешкой покачал головой я. — Вроде бы: о покойнике или хорошо, или ничего, нет? Тем более о жене. Кстати, приношу тебе соболезнования по поводу ее кончины.