Дотянуться до моря

— Именно, — зло зыркнула на меня глазами Дарья. — И не смей ржать!

Детские прыщи — проблема общеизвестная, они часто появляются в период начала пубертатного периода и, как правило, со временем проходят. Но у Дарьи они проходить никак не хотели, и годам к пятнадцати это стало настоящей проблемой, и даже я знал об этом — от Ивы, конечно.

— Первый раз в жизни я начала подумывать о том, чтобы сигануть с моста именно из-за прыщей, — скривила губы Дарья. — Помнишь, я рассказывала об одном придурке, которого я из-за них отшила? Так вот, у него по сравнению со мной, можно сказать, их вообще не было, просто я косметикой навострилась гримироваться, да в тени держаться. А потом ты этот чудесный крем достал…

— Я? — изумился я. — Крем?!

Да, да, сейчас я начал вспоминать! Давным-давно (ну, да, лет пять назад!) я озадачился проблемой одного необходимого маме лекарства, которое по непонятной причине перестали завозить в страну. Пришлось заказывать медикамент в Германии на тамошнем интернет-сайте с доставкой международной почтой. Хорошо помню, как, впервые просматривая сайт, я наткнулся на рекламу, гласящую «Прорыв в лечении акме». На удачу, я знал, что такое акме, и помнил, что Ивина дочь страдает этой болезнью. Одним кликом мыши я положил тюбик крема в виртуальную корзину покупок вместе с нужным мне лекарством и, когда пришла бандероль, отдал крем Иве. Да, через какое-то время Ива сказала мне, что крем очень помог, и что Дарья передает мне огромное спасибо, но чтобы этот пустяк в результате возымел такое значение!

— Я помню, как стояла как-то перед зеркалом, — рассказывала Дарья, — смотрела на свою прыщавую физиономию, думала об утопиться и о том, что если бы кто-нибудь помог бы мне с этой проблемой, я бы сделала для него все, что он пожелает, даже если бы он захотел это в совершенно извращенной форме. И тут мать приносит этот крем, не говоря, откуда он, и все проходит, как по волшебству. Когда стало ясно, что он конкретно помогает, я бросилась мать обнимать-целовать, и только тогда она сказала, что это, мол, дядю Арсения благодарить надо. Тут я вспомнила свои клятвы перед зеркалом, они наложились на тот, скажем так, интерес, который я испытывал к тебе до того, и поняла, что буду исполнять свою клятву безо всякого отвращения. Более того, я сказала себе: последней сукотварью буду, если обещанного не исполню. Ну, а дальше к этой закваске добавим пару-тройку ингредиентов вроде турецкой ночи, вашего разлада с maman, того, что ты стал моим первым мужчиной, и — вуаля — получился аромат под названием LAmour. Ну, или Love, если вам будет угодно. В такую историю любви ведун девичьих сердец поверит?

Она смотрела на меня, и я не мог понять, улыбается она или нет.

— Ну, если воружиться «Лезвием Оккама»…, - начал рассуждать я, внимательно наблюдая за Дарьиной реакцией на свои витийствования.

— Да, знаю, — перебила меня она, и стремительная усмешка тронула ее губы. — Философский закон, гласящий, что верное объяснение чему-то непонятному, как правило, самое простое изо всех. Отец часто его упоминал.

«Я даже знаю, откуда он о нем первый раз услышал», — вспомнил я выступление Жоры-Скальпа на забитой нам Димой-заказчиком «стрелке». Дарья по-кошачьи легла на меня, вытянулась в струнку, положила подбородок на руки, скрещенные на моей груди.

— И какой вывод, руководствуясь этим законом, ты сейчас делаешь? — промурлыкала она, заглядывая мне в глаза, и мне показалось, что зрачки ее на мгновение стали миндалевидными, кошачьими.

— Что история с прыщами, пожалуй, способна объяснить столь странное возникновение у маленькой нимфы чувств к старому неэротичному Сатиру, — улыбнулся я, крепко обхватывая Дарью под ее маленькие ягодички. — По крайней мере, это гораздо более правдоподобное объяснение, нежели шарж на старика Фрейда.

— Нет, правда, правда! — зажмуриваясь, — то ли хитря, то ли от удовольствия — закивала она. — Чесслово, не вру. Прыщи — это такая вещь, понимаешь, это такой стимул! Любая девчонка в позднем пубертатном периоде, не задумываясь, душу продаст за избавление от этой напасти. Я даже думаю, что у Джульетты, наверное, тоже они были, и Ромео сразил ее каким-нибудь новомодным средством. А Шекспир из тогдашних представлений о плиткорректности просто умолчал об этом. Чтоб не принижать божественного величия таинства возникновения любви, так сказать!

Мы оба весело рассмеялись. Я обнимал ее маленькое, горячее, пульсирующее тельце и чувствовал, что теряю связь с реальностью. Мог ли я еще неделю назад подумать, что из респектабельного бизнесмена, гражданина, семьянина превращусь, как по мановению злой волшебной палочки в парию, изгоя, отщепенца, живущего по законам джунглей, по правилам выживания? Маргинала, «замутившего» с еле перешагнувшей черту совершеннолетия дочерью собственной любовницы, некогда возлюбленной? И я не сгораю от осознания всего этого ужаса от отчаяния и стыда, мне это неожиданое и незнакомое чувство освобождения от пут правил, законов, норм и запретов нравится, кружит голову, врывается глубоким вдохом в легкие, наливает силой увядающие мускулы! Да я ли это вообще, со мной ли все это происходит? Да, безусловно, просто я стал другим, я сейчас не предосуждаю себе многое из того, о чем раньше и думать-то было зазорно, совестно и стыдно. И никто меня не осудит, потому что некому. А вдруг если кто-то и осудит, то с каким наслаждением, смаком и, главное, с полной уверенностью в правоте я пошлю его на х…й!

— Слушай, а у тебя что, с собой есть? — совершенно неожиданно для самого себя спросил я.

— Конечно, нет, — помотала головой Дарья. — Во-первых… ну, неважно, что во-первых, но во-вторых: я же не бешеная тащить это через границу!

— Кто-кто тащит, — скривился от воспоминаний я.

— А, ну, да! — воскликнула Дарья. — Извини, не подумала. Отвязный хлопец твой сынуля! Хорошо, что он не встетился мне до нашего знакомства! Он похож на тебя?

— Нет, не похож, — ответил я. — Совершенно не похож.

— Тогда хорошо, что не встретила! — засмеялась Дарья. — А ты что же, неужели надумал?

На самом деле я давно думал об этом. Думал под большим секретом, ни с кем мыслями этими не делясь. Думал, смотря знаменитый «Основной инстинкт» («А ты никогда не трахался под кокаином?») И перечитывая в сотый раз Мастера и Маргариту: уж не под морфием ли привиделось это все Михаилу Афанасьевичу?!) И узнавая, что Стивен Кинг несколько своих романов так называет «кокаиновыми» (и утверждает, что процесса их написания он совершенно не помнит, ха-ха!). И продираясь сквозь диковинные заросли сюжета Пелевинского «Чапаева и Пустоты» (единственная книга этого перепиаренного автора, которую можно читать)? Думал о том, что если способности человеческого (и моего?!) мозга используются всего на десять или двадцать процентов, то не может ли это помочь человеку (мне!) задействовать эти огромные мыслительные резервные мощности? Чтобы понять, что я, зачем я? Найти ответы на много других вопросов, на которые ответа человек в воем обыкновенном состоянии найти не способен в принципе, априори. Думал, и отдавал себе отчет, что если бы подвернулся удобный случай, обязательно нужно было бы попробовать, потому что в жизни попробовать нужно если не все, то многое, а мне уже не восемнадцать, не сорок и даже не пятьдесят, и кто его знает, когда — все, «кирпич»?

— Надумал, — решительно ответил я. — Но ведь все равно же нету?

— Конечно, нету, — вздохнула Дарья. — Но вот если бы было?

— Вот будет, тогда и поговорим, — улыбнулся я.

— Точно? — по-детски сузила на меня глаза Дарья. — Не врешь?

— Штоп я здох! — подняв, как на присяге, правую ладонь, процитировал я незабвенного Штирлица.

— Ну, сарри! — наставила на меня палец Дарья. — Завтра будет.

— Откуда? — изумился я.

— Завтра, — повторила Дарья, порывисто целуя меня в нос. — Завтра будет, завтра и поговорим. А сейчас давай поспим, а? Я никакущая, чесслово! У меня был тяжелый день — дефлорация, знаешь ли, и прочее. Ты не против?