Самурай

Человечки перед дорогой присели, причем Павел Антонович присел прямо на викин магнитофон, испуганно вскочил, почувствовав под собой ломкую поверхность, повертел у носа расползшийся корпус с торчащими проводками и пробегавшими между ними искорками, покосился на «сосиску» и сунул машинку Максиму. Максим, не сообразив, что тонкий механизм почил в бозе, все же попытался его включить, что удалось не сразу, так как расколотая кнопка никак не хотела лезть в паз, но сильный палец ее расплющил, и магнитофон неожиданно заработал, то есть на нем зажглись индикаторы, остро запахло горелой изоляцией, завыли моторчики, пытаясь прокручивать искореженную кассету, так и не поддавшуюся на их усилия, а из динамика донесся предсмертный хрип окончательно загубленного механизма.

Со шлюзом снова начались приключения. В него во время перестрелки попало несколько пуль, причем так удачно, словно кто-то целенаправленно стремился положить их кучно как раз в гидравлику, расплющить провода и выпустить из системы всю кровь, из-за чего запаковывающий и распаковывающий атомное убежище механизм совсем обездвижил и даже более — намертво застопорился, не поддаваясь на потуги Максима, Вики и Павла Антоновича, скопом ухватившиеся за медное колесо и страшно мешавшие друг другу, повернуть его хотя бы на одну угловую секунду.

И главная беда заключалась не только в том, что по неопытности или из-за кромешной тьмы в шлюзе они пытались вертеть колесо совсем в другую сторону, а в том, что оно действительно заклинилось, и если они не найдут способ отсюда выбраться как-то еще, то им придется или здесь зимовать, или спуститься вниз и там принять небольшой бой с теми товарищами, которые все еще надеются встретить дорогих гостей, может быть даже в наивной надежде первыми собрать урожай дорогих голов и золотых мозгов.

Естественно, не в бое дело, благо их умения, выдержки, вооружения хватило бы на то, чтобы выиграть локальный конфликт с применением орудия массового поражения, но вот что при этом делать с золотыми мозгами, которые явно не выдержат еще одной потасовки и превратятся в то же, во что уже превратились их ненужные тела, которые когда-то так любили поесть, попить, поваляться в кроватях с женщинами или мужчинами, поездить на мощных машинах, пострелять по богатым идиотам, понавешать на себя золото, камни, оружие, окружить нежное вместилище пороков, злобы, ненависти ватагой телохранителей, надеясь, что такое времяпрепровождение продлится вечность. Теперь они избавились от бремени земного существования, наверняка став намного счастливее, и отныне не будут возражать против столь утилитарного использования их бывших принадлежностей.

Вика, потирая придавленную мужскими плечами руку, пошла обратно в зал в поисках альтернативного выхода, и через несколько минут оттуда донеслись звуки взрыва, уши заложило от ударных волн, а воздух наполнился такой вонью, что Максим и Павел Антонович, поначалу решившие броситься на помощь Вике, отражающей в гордом одиночестве вражескую атаку, тотчас же передумали и с удвоенной энергией ухватились потными, соскальзывающими руками за ненавистную медную сосиску, еще раз рванули ее (уже в правильную сторону), втайне надеясь, что железяка сжалится над их усилиями и все-таки повернется, выпуская на волю, но пока все было бесполезно — хрустело, и достаточно сильно и болезненно, исключительно в их собственных суставах, мышцы были полностью готовы к тому, чтобы разорваться, но механизм стоял намертво, в нем не скрипнула ни одна несчастная шестеренка, не звякнула ни одна пружинка. Пришла пора взрывать этот железный гроб к едрене фене.

Стараясь не обращать внимания на участившиеся взрывы в зале ожидания и удержать равновесие, так как пол угрожающе раскачивался, намекая на то, что одно из кошмарных видений, которое часто посещало когда-то Максима, может сбыться в ближайшие мгновения — каменный колос, хоть и основательно подрубленный сверху (видимо, кто-то тоже покусился на его золотые мозги) медленно накренится и обрушится на землю, увлекая всех за собой в бездонную пропасть гравитации, где смерть подстерегает не в виде несуществующего дна, а в виде страха, давящего сердце и вырывающего жизнь из широко орущего рта, он повытаскивал из карманов упакованную в блестящую фольгу, словно шоколадки, пластиковую взрывчатку, сверху почему-то обернутую в бумажные фантики от детского гематогена с изображением белокурого кудрявого толстощекого малыша, снял с глинистой массы всю эту мишуру, с размаху прилепил бруски по периметру клепанного прямоугольника с зеркальной поверхностью и искажающей изображение посмешнее чем в комнате смеха, так что Павел Антонович заметно побледнел и попытался отодвинуться от слишком уж фамильярного со взрывчаткой Максима, но был сразу же загнан обратно и прижат к минеру-халтурщику ворвавшимися в шлюз обильным осколочным дождем, по счастливой случайности не только не задевшим ни одну пластиковую лепешку, но и даже не попавшим в мужчин.

Опаздывая на превращающуюся в затяжную войну, Максим несколько заторопился, пришлепывая взрывчатку как попало. Дверь практически скрылась под толстым слоем пластика, Павел Антонович наобум воткнул запал и, нисколько не медля, не колеблясь, не разведывая тылы и вообще его наличие, нажал кнопку. В их распоряжении остались считанные секунды на то, чтобы выскочить из шлюза и забиться в очень-очень далекий отсюда уголок, желательно такой же бетонированный, металлизированный, как и все убежище, которому предстояло вознестись на небо.

Не церемонясь друг с другом и не уступая места, они вылетели в зал ожидания, растянулись на скользком полу и, разгоняя воду, зажав головы руками, зажмурившись и вздрагивая от взрывов, разъехались в противоположные углы, достаточно точно попав как раз под ряды кресел, где и остановились, наткнувшись на связки труб и железные стены. В бегстве они не успели рассмотреть, что же творилось с Викой, но каждый надеялся, что при любом раскладе через несколько секунд будет уже неважно, кто побеждал в жаркой схватке.

Хотя Максим считал, что забился в самый дальний угол стального саркофага, он попал в эпицентр ядерного взрыва. Во всяком случае ему так показалось, ибо в уши ему вбили здоровенный лом, от которого по черепу пошли трещины, мозги, словно тесто для пирожков, полезли из ушей, глаза повисли на ниточках нервов, на груди какие-то туристы разложили здоровенный костер и пытались жарить на нем рыбу, в легкие накачали метана, так что грудь раздулась наподобие воздушного шарика, и, в довершение всего, засунули в рот динамитную шашку.

Впечатлений оказалось масса, но Максим не позволил себе насладиться ими и, чувствуя как угрожающе заколыхался пол, как побежали громадные волны, окатывая каплями раскаленного металла, вскочил с належенного места, на котором остался вдавленный отпечаток его фигуры, быстро наполняющийся ярко-желтым дымящимся расплавом, словно формовка на сталелитейном заводе, и совсем уж решился бежать в сторону взорванной двери, закусив обшлага плаща, но в первое же мгновение потерял ориентацию, так как, строго говоря, бежать можно было в любую сторону, даже, в том числе, и вниз.

Атомное убежище раскрылось чудовищным стальным цветком, разбросав во все стороны кошмарно изуродованные закопченные, раскаленные до красноты, изрезанные лепестки с ветвящимися прожилками все еще фонтанирующих водой, паром и газом труб, искрящих и дымящих проводов, с красующимся в центре рваным провалом (на краю которого, по счастливой случайности, и замер Максим), совершенно бездонного, откуда поднимался раскаленный воздух и взлетали черные кусочки пепла, словно взрыв на крыше разбудил дремавший под небоскребом вулкан, и выброшенным далеко от провала по крыше языком бурлящей жидкой стальной реки, в чьем потоке свечками оплывали парковавшиеся рядом вертолеты и яркими фейерверками детонировали закрепленные на машинах боекомплекты.

На противоположной стороне дыры стояла Вика с почерневшим лицом, торчащими во все стороны волосами, в висящем клочьями комбинезоне и с каким-то стручком под мышкой, иначе нельзя было назвать зеленый предмет со множеством больших и малых вздутий и стекающим с обоих концов густым коричневым дымом, собирающимся под ногами у девушки одной большой лужей, и в котором Максим не сразу признал переносной ракетомет «Москит», часто называемый моряками «убийца кораблей», так как, по непроверенным слухам, мог вполне пустить под воду среднего тоннажа эсминец. Только теперь Максим сообразил — против кого или точнее — против чего воевала Вика и осознал — насколько вовремя они подорвали дверь, так как ракетная атака на бронированные стекла наглухо запертого атомного убежища точно зажарила бы их, как цыплят в микроволновой печи.