Страница 26 из 88
– Но не может же наш командир сдать парк вместе с госпиталем на милость австрийцев! – Фыркнул Медлявский.
– Конечно. Просто ему следовало подумать, прежде чем размещать его рядом с раненными. Теперь раненные заплатят за все удобства, которые приносил парк расположившийся рядом. Такова жизнь, за все нужно платить… Мой вариант позволяет выиграть больше времени для эвакуации раненных и парка.
– А если австрийцы сообразят, как нас мало, и не втянут в бой все силы, а только отрядят против нас небольшой отряд, а сами продолжат движение по дороге? – Предположил Медлявский. – Тогда получится что мы нисколько не задержим их.
– Такое тоже возможно – признал Петр. – Все зависит от того какой приказ имеет их командир, а так же от его опыта и азарта. Но в случае, если мы угадаем, то задержим их хоть какое-то время.
– А если не угадаем, то вообще не создадим никакой помехи. Нет уж, у меня четкий приказ, и я не могу положить его выполнение на авось. – Медлявский поджал губы. – Я расположу людей как сказал.
– Как угодно.
– Я знаю, что это опасно, штаб-капитан. Вы не находитесь у меня в подчинении, и не связаны прямым приказом. Поэтому я вполне пойму, если вы…
– Уж не вздумалось ли вам оскорбить меня, подпоручик? – Поинтересовался Петр. – Конечно я останусь. Располагайте людей, постараемся по крайней мере успеть хорошо примениться к местности.
Пока подпоручик махал руками и распределял своих людей, Петр нашел себе уютную кочку у растущего дерева, из-за которой достаточно просматривалась местность впереди, расстелил шинель на усеянную прошлогодними листьями землю, и лег на неё. Другие ложились тоже. Интервал в цепи получился не очень большой, как раз такой чтоб не посекло нескольких одной гранатой, но вполне позволявший соседям негромко переговариваться. Справа от Петра соседом оказался тот самый самокатчик, что не хотел отдавать карабин. Сейчас он разлегшись на земле деловито поправил прицельную планку, и повернув пуговку затвора снял оружие с предохранителя.
– Слышь-ка, господин унтер-офицер. – Сказал он с насмешкой в сторону унтера Васильчикова лежащего правее. – Патроны у меня брал, а отдавать назад пришлось, да еще с прибытком. Выходит обоймица моя в рост пошла.
– Заткнись, холера! – Донесся из цепи голос Васильчикова, впрочем, похоже по тону, ругавшемуся больше по привычке. – Прохвост!..
Петр посмотрел налево. Там совсем недалеко от него лежал рядовой… сперва Петру показалось, что вовсе без оружия. Но потом, приглядевшись он заметил у того совершенно терявшийся в кулаке малюсенький кургузый пистолетик, из той породы, что обычно называют "жилеточными", или "дамскими игрушками".
"Твою камаринскую!.." – Подумал Петр.
– Ты-то на кой сюда с этой пистонкой вызвался? – Буркнул Петр, поймав взгляд солдата. – Из неё даже чтоб застрелиться толком не выйдет! Убьют ведь совсем даром!
– Ничаго, – заухмылялся солдат. – Раньше смерти-то не убьют… Пошпыляю этой игрушки для близиру, а потом уж австрияк мне сам винтовочку-то принесет.
– Петр невольно улыбнувшись в ответ, покачал головой.
За солдатом с пистолетиком лежал один из бойцов Медлявского с винтовкой. За ним фельдфебель из раненных, – с головой бинтованной через ухо, – перевернувшись на спину деловито снаряжал, трофейный видимо, австрийский пистолет, сдавливая в рукоять патроны из вставленной сверху пластинчатой обоймы. Кто был слева дальше Петр уже не видел.
"Охо-хо"…
Петр взвесил в руке свой кольт, увесисто лежащий в руке. Машинка придавала уверенности, хотя Петр знал, что в реальном бою, пока противник не подойдет вплотную, пистолет практически бесполезен.
Сзади тихо зашуршала листва. Петр оглянулся. У нему полусогнувшись приближался Медлявский.
– Устроились? – Спросил он Петра.
– Как в офицерском клубе.
Медлявский улыбнулся, но как-то криво, только одной половиной бледного лица.
– Я буду на другой стороне дороги. Если… – Он замялся. – Ну, в общем… если меня убьют, то вы примете командование на себя. Я Васильчикова предупредил.
– В нашей диспозиции и плане боя нет ничего такого, с чем не справился бы сам ваш Васильчиков. – Пожал плечами Петр. – Ну, впрочем, приму.
– И вот тут у меня еще письмо… – Похлопал себя по нагрудному карману мундира Медлявский. – Личное, понимаете?..
– Если останусь жив, обязательно прочту его, под шампанское с веселыми друзьями. – Пообещал Петр.
– Нет! – Округлил глаза подпорутчик. – Это…
– Да успокойтесь, Медлявский. – Фыркнул Петр. – Скорее всего, если дело пойдет неудачно, отсылать ваше письмо будет некому. Впрочем, чудеса случаются. Если жребий сохранит мне жизнь, я конечно отошлю письмо, не нарушая его конфиденциальность. Да и вообще, все еще может закончиться хорошо. Австрийцы могут не выйти на нас, или наши части могут подойти раньше. Не справляйте панихиду раньше времени. Помните, как называют солдаты тех, кто спешит сам себе заказать панихиду?
– Помню. Я просто на всякий случай. Не думайте, что я боюсь.
– Не думаю. Хотя я сам вот, например, боюсь. – Не кривя душой признался Петр. – Но мне можно, потому что я здесь не командир. А вам нельзя. На вас смотрят подчиненные. Командир должен внушать им уверенность бравым видом, и поражать противника гласом и указующим перстом. Так что идите, и внушайте. На самом деле вы держитесь молодцом. Сейчас займите облюбованное место, чтобы не выдать раньше времени нашу позицию. Да… Вы уже сказали солдатам, как они должны действовать при виде противника?
– Еще нет.
– Сообщите нам со своего места, только не громко. Пусть приказы теперь передаются тихо, по цепочке. Кто первый заметит противника, тот пусть передаст, тоже по цепочке вправо и влево. Огня без команды не открывать.
– Да…
– Ну, идите. Мы еще успеем поговорить после боя.
Медлявский поднялся, тщательно стер темно-зеленой штанины приставшую к колену грязь, и придерживая фуражку покрался к дороге. Петр лежал, рассеянно наблюдая за местностью. Через некоторое время сосед слева с маленьким пистолетиком тихим голосом передал ему, что приказ – себя не выдавать, о появлении противника тихо предупреждать соседей, а огня без команды не открывать. Петр кивнул, и исправно перетарабанил это самокатчику с карабином. Опять потянулось время, шинель на осенней земле намокла и отдавала сыростью в колени и локти.
"Знал бы что будет время, ветвей бы подстелил", – подосадовал Петр.
Он в очередной раз хотел поглядеть на часы, когда до его ушей вдруг дошел слабый, едва различимы очень глухой гул. Петр завертел головой, пытаясь выхватить звук. Гул все нарастал, приближаясь. Знакомый шум, – где-то перед ними двигалась "многоножка" пехоты в походном строю. Звук сотен ног, поднимающихся и одновременно ударяющих о землю. Петр повернулся к соседям, – они то же слышали.
Сосед слева передал, – себя не выдавать, ждать появления, стрелять только по команде. Петр передал вправо, и продолжал смотреть извилистую лесную дорогу. Гул приближался, и глаз непроизвольно ждал, что сейчас из-за поворота – будто змея – появится голова походной колонны. И фигурки людей увесисто и неторопливо ступавших по дороге действительно появились, но было их всего-то около десятка человек.
"Головной дозор" – Подумал Петр.
– Куки, – с каким-то злым удовлетоврение протянул самокатчик справа.